Одноглазый дом - Женя Юркина

однако Флори не поняла, кого он пытается усмирить: всех зрителей или ее одну.

Рассудитель удивленно посмотрел на нее:

– Простите, я вынужден спросить, в статусе кого вы провели этот… кхм… личный досуг?

Флори гордо вздернула нос. Она не позволит людям смеяться над ней и упрекать в чем-то.

– В роли невесты, конечно.

В зале повисла напряженная тишина. В первое мгновение Флори показалось, что она оглохла. Беспокойный взгляд обвел изумленные лица на постаменте, а затем устремился вверх, к клетке. Мертвенно-бледное лицо Дарта выражало полнейший ужас. Что-то было не так.

Рин вскочил и, обращаясь к рассудителю, вызвался объяснить недоразумение. Ему отказали, заявив, что в таких вещах комментарии третьих лиц безосновательны. Он был вынужден вернуться на место.

– Раз вы провели с обвиняемым всю ночь, можете ли вы заявить, что он никуда не отлучался? – спросил обвинитель, прервав паузу.

Флори подтвердила это и лишь тогда заметила торжествующую улыбку на лице следящего. Она поняла: все вышло из-под контроля.

– Если ваши показания правдивы, они ставят под сомнение обвинения в убийствах. Но вскрывшиеся обстоятельства все усложняют. Я правильно понимаю, господин рассудитель?

Человек внутри красного плаща уткнулся в книгу, рассеянно полистал страницы, а затем изрек:

– Так и есть, дело оказалось куда сложнее. – Тут он почесал лысый затылок и пробормотал: – И… я не взял с собой второй том, так что… – Рассудитель встал из-за стола и во всеуслышание объявил: – Заседание переносится на послезавтра!

Шум в зале стал невыносим. Рассудитель с помощником спешно удалились, а охранники водрузили лестницу под клеткой, чтобы спустить Дарта. Флори бросилась к нему, но, прорвавшись сквозь толпу, обнаружила, что его уже увели.

– Госпожа Гордер? – внезапно окликнули ее. Обернувшись, она увидела перед собой синий мундир и в ужасе отшатнулась. На лице следящего играла недобрая ухмылка. – Советую остаться на следующее заседание. Думаю, вам будет интересно увидеть все воочию, чтобы морально подготовиться.

Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, если бы Рин не подоспел на помощь, желая поскорее увести ее за собой.

– Подождите, господин Эверрайн, – остановил следящий. – Вас просили задержаться. Рассудитель хочет поговорить с глазу на глаз. Все-таки ситуация неординарная.

Он крепко ухватил Рина под локоть и, не дожидаясь согласия, потащил к дверям – очевидно, на аудиенцию к рассудителю. Не успела Флори понять, куда деваться ей самой, как из дверей в зал хлынули люди, прибывшие на новое слушание. Подхваченная этим потоком, она оказалась в первых рядах, совсем рядом со скамьями, где сидели лютены и лютины. Они с нескрываемым любопытством разглядывали ее и перешептывались. Флори поймала на себе сальный, будто оценивающий, взгляд Франко.

Внезапно зал сотряс отчаянный вопль, и охранники протащили сквозь толпу женщину в кандалах. Она рыдала и упиралась, молила о пощаде и пыталась вырваться. На лестницу ее почти затолкали, а когда она застыла на самом верху, охранник застучал дубинкой по перекладинам. Опора зашаталась, вынуждая женщину забраться в клетку. Обвиняемая рухнула на пол металлического куба, да так и осталась лежать, сотрясаясь от рыданий. Охранник с суровым лицом отодвинул лестницу к стене и застыл в стойке, заведя руки за спину.

В следующий миг двери зала вновь распахнулись, и красная мантия вспыхнула среди толпы. Статная женщина в летах жесткой, словно механической, походкой прошествовала к постаменту и заняла место между своей помощницей и обвинителем – тем же следящим, что несколько минут назад скалился перед Флори.

Рассудительница застыла, точно каменное изваяние. Строгое лицо, поджатые губы, посеребренные сединой волосы, стянутые в низкий пучок, – весь ее облик выдавал твердость характера и непоколебимую решительность. Она не произнесла ни слова, пока в зале не наступила полнейшая тишина.

– Рассматривается дело Ви из Дома на топях, – громогласно начала рассудительница. – Она обвиняется в многолетнем предательстве и недобросовестном ведении службы.

– Согласно заключению домографа, безлюдь отвергает вас, – вступил обвинитель. – Вы согласны с этим, Ви?

Лютина даже не шелохнулась, когда к ней обратились.

– Вы отказываетесь давать показания? – В голосе следящего появилось пугающее раздражение. Но и тогда ему не ответили.

– Что ж, – со вздохом сказала рассудительница, – придется прибегнуть к крайним мерам.

Она подала знак помощнице, и та поспешно удалилась из зала, а спустя минуту вернулась в сопровождении охранника, ведущего за собой мальчишку лет пяти. На фоне массивной трибуны, куда его поставили, будто деревянную фигурку, он выглядел совсем маленьким и хрупким.

Флори заметила, как лицо лютины исказилось в гримасе ужаса.

– Он ваш сын, не так ли? – спросил следящий.

Лютина судорожно замотала головой: нет!

– Что ж, тогда вам будет все равно, если ему отрежут палец?

Сдерживая всхлипы, лютина слабо кивнула, и в один момент рядом с мальчишкой оказался охранник с кинжалом наготове.

– Мамочка, мамочка, мамочка! – заверещал ребенок, когда его руку схватили и прижали к трибуне, будто трепыхающуюся рыбину к разделочной доске. Кинжал завис в опасной близости от запястья, угрожая одним ударом отсечь всю кисть.

Жуткий вопль, мучительно долгий, заполнил судебный зал. Это кричала Ви, умоляя пощадить ребенка.

– Теперь вы признаете, что это ваш сын? – безжалостно продолжал следящий.

Лютина подняла красное, распухшее от плача лицо и выдавила из себя одно слово:

– Да!

В ту же секунду рассудительница кивнула охранникам, и мальчишку увели под тревожный шепот зрителей. Развернувшаяся сцена потрясла всех, кроме следящего, и он с азартом продолжил допрос:

– Где вы прятали сына, госпожа Ви?

– В доме его отца.

– И кем этот человек приходится вам? – Молчание подсудимой разозлило следящего, и он сорвался: – Отвечайте же! Иначе вашего сына вернут за трибуну.

Лютина отчаянно выпалила:

– Он мой муж. Наш сын рожден в браке, поэтому вам не отнять у него имя и семью!

Рассудительница поджала губы, как будто подавляя желание улыбнуться:

– Согласно Протоколу, лютен или лютина не может связывать себя узами брака, семейными, любовными и прочими союзами, нарушающими одиночество. Лютен или лютина всецело принадлежит безлюдю на весь срок службы.

Напряжение, витавшее в воздухе, стало осязаемым. Все сидели, затаив дыхание, не сводя глаз с рассудительницы, на чьем лице не было ни капли сочувствия, одно холодное беспристрастие.

– Вы признаете, что совершили должностное преступление и нарушили Протокол?

– Да, – хрипло ответила лютина.

– В таком случае вас повесят как предательницу, – слова приговора потонули в рокоте голосов.

Осознание поразило ее как молния, и Флори мгновенно оценила весь ужас положения. Своей ложью она не спасла Дарта, а отправила его прямиком на виселицу.

– Приставьте лестницу. Закрепите оковы, – прогремел голос.

Сквозь затуманенный разум она услышала дикий вопль и лязг цепей. Когда люди в едином порыве вскочили со своих мест, Флори обессиленно сползла на пол и съежилась в дрожащий