Лощина - Агата Кристи

Скоро она будет в Лондоне, в своей мастерской, там будет пусто и будет пусто всегда, потому что уже никогда больше Джон туда не придет. Он не будет ее дразнить, не будет между словами любви рассказывать ей о болезни Риджуэй, о своей борьбе с этим заболеванием, о мамаше Крэбтри и о госпитале, где она лежит.

Госпиталь? Вот куда она должна поехать!

Миссис Крэбтри лежала на узкой больничной койке. Она повернула к посетительнице свое маленькое морщинистое лицо и внимательно ее разглядывала. Старушка оказалась именно такой, какой ее описывал Джон. Это как-то ободрило Генриетту. Она представила себе, как у этой койки стоит Джон…

— Бедный доктор! — сказала миссис Крэбтри. — Это ужасно! Его убили… Меня просто перевернуло, когда я об этом узнала. Наша медицинская сестра была очень любезна, она принесла все газеты, какие можно было достать. Там были фотографии: пруд, бедная жена покойного, эта леди Эндкателл, это ведь ей принадлежит имение «Долина»… Не правда ли, очень загадочное дело?

В голосе миссис Крэбтри слышалось сожаление и некоторое удовлетворение. Она любила жизнь и красивые преступления. Такие сенсации придавали вкус существованию. Генриетту это ничуть не раздражало. Джон понял бы мамашу Крэбтри, понял бы ее отношение к смерти.

— Но я бы очень хотела, — продолжала старушка, — чтоб нашли убийцу и чтоб его вздернули! Жаль, что теперь отменили публичные казни, очень жаль! Я бы обязательно на это полюбовалась! Чтоб убить такого человека, нужно быть последней тварью. Это был такой доктор! Один на тысячу! Такой знающий, такой милый… Он умел заставить засмеяться, когда тебе вовсе не до смеха… И чего он только не говорил иногда… Для доктора я бы сделала все, что могу, все!

— Да, — прошептала Генриетта, — таким он был человеком!

— Здесь, в госпитале, все относились к нему с таким уважением — больные, санитарки, сестры, врачи, все! Он приходил… и как он мог убедить, что скоро станет лучше!

— Вы скоро поправитесь, я в этом уверена!

По лицу миссис Крэбтри пробежала тень.

— К сожалению, я в этом не так уверена, как вы, милочка! Теперь у меня другой доктор — маленький и в очках. Он, наверное, добрый, но он никогда не смеется. У доктора Кристоу всегда была наготове добрая шутка. А как он со мной обращался, вы знаете? Я ему говорю: «Доктор, я больше не могу!» А он мне отвечает: «Да полно вам, миссис Крэбтри, такая, как вы, должна выдержать приступ, и вы его выдержите! Я вижу, вы мне верите. Мы с вами, вы и я, мы добавим в медицину новую главу!» Что я могла сказать ему на это? Он мог бы заставить меня пролезть через мышиную норку. Ему ни в чем нельзя было отказать! Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Очень хорошо!

В маленьких черных глазах миссис Крэбтри сверкнуло пламя.

— Извините меня, пожалуйста, вы случайно не его жена?

— Нет, — ответила Генриетта, — только друг.

— Да, это видно. Если мне можно задать вам этот вопрос, то скажите, почему вы пришли ко мне?

— Потому что доктор мне много рассказывал о вас, о новом методе лечения. Мне очень хотелось знать, как вы себя чувствуете.

Миссис Крэбтри поморщилась.

— Я лечу кубарем в пропасть, вот что я делаю! Но так же нельзя! — воскликнула Генриетта. — Вы должны поправиться!

Я стараюсь, но это не от меня зависит!

— Вам нужно бороться! Доктор Кристоу говорил мне, что вы — настоящий борец.

— Он это говорил, правда?

Помолчав, миссис Крэбтри сказала:

— Тот, кто его убил — мерзавец! Таких людей, как доктор, — единицы.

Она опять помолчала и добавила:

— Вам тоже нужно держаться, моя милая!.. Я надеюсь, что похороны ему устроили хорошие.

— Похороны были прекрасные.

— Как жаль, что я не могла туда пойти! Но на следующих похоронах я буду обязательно, это будут мои похороны.

Генриетта живо возразила:

— Нет! Вы не имеете права уходить. Доктор Кристоу говорил вам, что вместе с ним пишете новую главу в медицине, теперь вам это нужно делать одной. Лечение ведь то же самое, а энергию вам нужно иметь за двоих. Напишите эту главу для него!

Мамаша Крэбтри долго смотрела на Генриетту.

— Вы многого от меня хотите! — сказала она, наконец. — Я сделаю, что смогу, больше я вам обещать не могу.

Генриетта встала и пожала ее руку.

— До свидания, миссис Крэбтри. Если вы разрешите, я еще приду.

— Конечно! Мне доставляет такое удовольствие говорить с вами о докторе. — Подмигнув, она спросила:

— Он ведь во всем был хорош, всегда?

— Да, — прошептала Генриетта.

— Не переживайте, моя милая! Прошлое есть прошлое, оно не вернется, и он тоже.

Генриетта подумала, что миссис Крэбтри и Эркюль Пуаро выразили одну и ту же мысль разными словами. Она ушла.

Она добралась до своего дома, поставила машину в гараж и медленно поднялась по лестнице в мастерскую. Закрыла дверь и подумала: «Вот и настал момент, которого я так боялась и который не мог не наступить. Я — одна, наедине со своим горем, и цели в жизни у меня больше нет!»

Она упала на стул, и слезы потекли по ее щекам. Генриетта оплакивала Джона. И вдруг ей показалось, что она слышит его голос:

— Когда я умру, первое, что вы сделаете — это со слезами, текущими по щекам, с лицом, пылающим от слез, вы начнете лепить женщину в трауре или какое-нибудь изображение скорби…

Почему эта фраза возникла у нее в памяти?

Скорбь… Голова покрыта платком, черты лица едва заметны, фигура из алебастра, удлиненная… Скорбь всего мира, подчеркнутая складками одежды, драпировкой…

«Когда я умру…» Огромная печаль охватила Генриетту.

«Я не такая, как все! Джон был прав. Я не могу любить, не могу отдаться своему горю! Мидж, Эдвард — они обыкновенные люди, они просто живут. А я не принадлежу себе. Что-то надо мной тяготеет, и я ничего с этим не могу поделать. Я даже не могу оплакивать своих умерших. Я беру свою боль и делаю из нее статую: экспонат № 58, „Скорбь“, алебастр, автор — мисс Савернейк…»

Задыхаясь, она шептала:

— Джон, прости, прости меня за то, что сильнее меня…