Новогодний рейс - Алиса Лунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойми, ни один человек в мире не стоит того, чтобы так по нему убиваться! — уговаривал он ее. — Плюнь, разотри — забудь, найди себе кого-нибудь другого!
— Ага, — взвилась Броня, — что же ты сам не следуешь этому совету? И никак не можешь забыть свою жену? Страдаешь, хотя столько лет прошло?
Никита усмехнулся:
— Ладно, ты меня поймала. Советчик из меня, видать, и впрямь никудышный. Но один стоящий совет я тебе все-таки дам — тебе надо отдохнуть, уехать куда-нибудь, сменить обстановку, декорации. Вернешься, вполне возможно, посмотришь на все по-другому. Хочешь поехать куда-нибудь?
— Не знаю. Можно.
— У меня есть приятель, который занимается каучсерфингом, я попрошу его подобрать тебе симпатичный вариант.
— Какой еще каучсерфинг? — удивилась Броня.
— Гостевая сеть, отпуск по обмену. Подберем тебе вариант в любой стране мира, будешь жить дома у какого-нибудь аборигена. Преимущества — ты экономишь кучу денег, не тратясь на отель, и к тому же видишь страну не из окна отеля, а как бы изнутри.
— У меня нет денег даже на дорогу! — всхлипнула Броня. — Отдала Варе последние!
— У меня есть немного, копил на новую электрогитару, ну да бог с ним, тебе нужнее!
— Я не знаю, когда смогу отдать, — честно призналась Броня.
— Да не суть! — махнул рукой Лавров. — Давай определяться со страной! Ты пока думай, а я позвоню своему приятелю.
Он потянулся за телефоном.
Броня честно задумалась — куда ехать? Собственно, за границей она была только в Скандинавии.
Тем временем Никита уже разговаривал с другом:
— Да, старик, понимаю, что разбудил, конечно, в такую рань приличные люди не звонят… Ну так получилось, извини. Надо срочно спасать одну девушку, ждать до обеда никак нельзя! Старик, нужна твоя помощь. Девушку надо отправить в какую-нибудь страну. Куда?
Никита обернулся к Броне:
— Ну что, решила?
Броня вдруг выпалила:
— А можно в Лондон?
Никита переспросил у друга и кивнул:
— Можно.
И Броня уехала в Лондон.
* * *Ей, впрочем, изначально было понятно, что она едет не «куда, а откуда», и единственная цель ее поездки — убежать от себя, от той тоски и боли, что поселилась внутри нее, с тех пор как она встретила Павла.
Собственно, Броня ехала даже не в Лондон, а в какое-то «далеко», где она сможет воспрянуть чудесным образом и обрести себя новую. Она хотела встречи с собой — новой.
На площадях, улочках, в кафе и в витринах магазинов она искала другую Броню — уверенную, сильную, красивую, талантливую, которая сможет с легкостью преодолеть любую жизненную проблему, даже такую, как несчастная любовь. Да что там — у той, ДРУГОЙ Брони несчастной любви и быть не может, все ее истории — счастливые. А Лондон что… Город был прекрасен, сложившийся в ее представлении его мифологичный образ совпал с тем, что Броня увидела в реальности.
Приятель Лаврова устроил ей крошечную комнатку в студенческом городке, с хозяином которой она договорилась, что поживет здесь две недели.
Она бродила по серым улицам под дождем. Смотрела, как ветер кружит листву в парках. Подолгу гуляла у воды. Просиживала в уличных кафе.
Но найти себя новую у нее не получалось. Она была словно слепая, глухая, бесчувственная. Вот Лондон — прекрасный, ужасный, безумный великий город, — но он сам по себе, а Броня сама по себе. Это как с тем платьем, которое она примеряла и с которым они не составили общей истории. Тем не менее отчасти ей стало легче — как будто всю дурь у нее выдуло из головы. В конце путешествия она почувствовала облегчение. Любовные переживания остались с ней, но это была светлая грусть, без надрыва. Уже в самолете, возвращаясь в Петербург, она поклялась, что не будет искать встречи с Павлом.
Приехав домой, она сразу пошла к Лаврову. Они обнялись. Броня вручила ему диск «Битлз».
— Раритет! Из того самого подвала!
— Спасибо, сестренка!
Лавров пытливо оглядел ее:
— Надо отметить, ты похорошела! Рассказывай! «Где ты была сегодня, киска?»
Броня усмехнулась и подхватила:
— «У королевы у английской!»
— «Что ты видала при дворе?»
— «Видала мышку на ковре!» — Она потупилась и совершенно серьезно сказала: — Боюсь, Никита, что в моем случае это действительно была лишь «мышка на ковре».
— Почему?
— Каждый, наверное, увидит лишь то, что сумеет.
— Не понял… Тебе не понравился Лондон?
— Нет, Лондон мне как раз понравился. Я себе в нем — не очень.
— Значит, не помогло?
Она виновато вздохнула.
В первый же вечер они с Павлом столкнулись в дверях, и болезнь обрушилась на нее с новой силой. Впрочем, Броня нашла силы улыбнуться и пройти мимо.
Однако вскоре Павел постучал в дверь ее комнаты:
— Привет! Тебя долго не было…
Он казался смущенным.
— Да, я уезжала. Входи.
Он сел на диван, погладил кошку:
— Я хотел извиниться перед тобой за то утро. Мне не следовало быть таким прямолинейным.
Броня молчала.
— Ты должна понять, твое признание стало для меня неожиданностью!
— Извини… Как жизнь?
— Нормально.
Он избегал смотреть на нее.
— Зачем ты пришел, Павел?
В его красивых голубых глазах отразилось неподдельное удивление.
— Чтобы извиниться! Я хотел бы, чтобы мы остались друзьями.
Броня улыбнулась — конечно!
Он встал:
— Ну, я пойду?
«Неужели он сейчас уйдет?» — подумала она с отчаянием.
Хлопнула дверь. Броня повалилась на диван как подкошенная и разрыдалась.
* * *Месяц она держалась, стараясь не давать воли чувствам, и честно пыталась забыть Павла, тем более что он вдруг куда-то пропал и его комната пустовала. А в начале декабря, когда ей показалось, что ее болезнь вошла в стадию ремиссии и она начала понемногу приходить в себя, чувства вспыхнули с новой силой. Достаточно оказалось увидеть его… Как-то вечером они столкнулись во дворе — шел снег, было ветрено.
— Привет, — сказал Павел, улыбаясь.
Одной его улыбки хватило, чтобы Броня моментально влюбилась в него вновь.
— Ты вернулся? — с надеждой спросила она.
— Да… Поссорился с Леной. Пока поживу здесь.
Они поссорились, а может, и расстались! — зазвучало музыкой в ее душе, и стоит ли за это осуждать бедную девушку?
Но счастье было недолгим. В этот же вечер Броня постучала в комнату Павла и, открыв дверь, обнаружила там совершенную семейную идиллию — Павел с Леной лежали на диване и хихикали, смотря какую-то комедию.
— Тебе чего? — нахмурилась полуголая Лена.