Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Призраков» часто муссировали по телевидению, показывая, что может случиться с человеком, решившим стать адаптантом. Полуэнергетическая форма существования, эдакое сознание, навеки заключенное в форму псевдоматерии. Полупрозрачные, левитирующие над поверхностями, едва способные взаимодействовать с материальными объектами. Лишенные каких-либо основных стимулов делать это. «Призракам» не нужно было ничего. Пища, сон, воздух, общение… они не нуждались ни в чем. Эмоциональные инвалиды, застывшие во времени. Во всяком случае, именно так их представляли по телевизору.
Юлию Игоревну Окалину, оглядывающую сейчас комнату и меня, нельзя было назвать «прекрасной», это я понял сразу, как только призрак остановилась, занявшись обозрением доступного. Она была просто безупречна, как статуя или… призрак. Привидение в виде юной девушки, одетой в длинное легкое платье с подолом, скрывающим висящие над линолеумом ступни. Белой была её кожа, её длиннющие волосы, клавшие большой прибор на гравитацию и от того красиво развевающиеся эдаким пышным облаком, белым было платье, и… ну и всё, в принципе. Лицо, волосы, платье. А больше ничего и нет. А, еще глаза. Тоже белые и слегка светящиеся. Каноничнейший призрак. Висит в воздухе себе спокойно, смотрит по сторонам, не обращает ни малейшего внимания на восторженные, хоть и красные, морды блондина и рыжего. Моя физиономия Юлию слегка заинтересовала, но так, на полшишечки, на секунду. Отведя взгляд, девушка принялась висеть в воздухе, изображая из себя крайне бледную утопленницу.
— Гм, светила бы ярче, на электричестве бы сэкономили…, — выдал я, почесав в затылке, — Но так тоже неплохо.
От такой речи поперхнулись не только пацаны, но даже баба Цао. Впрочем, она в себя пришла быстро. Каркнув «Знакомьтесь!» и «Не хулиганить!», а потом «Читать брошюру!», комендант, схватив парней за загривки, выволокла их из комнаты, захлопнув за собой дверь. Мы остались наедине.
— Ну… привет? — попробовал я вступить в контакт с другой формой жизни.
Ответом меня не удостоили поначалу, предпочтя подлететь к одной из своих сумок, а затем, расстегнув на ней молнию, извлечь лежащий сверху небольшой блокнот. Взяв его в полупрозрачные руки, Окалина подлетела ко мне, протягивая вещицу вперед и явно предлагая взять. Дают — бери, чего уж там. Но открывать не стал, мне первым делом нужен был хоть какой-то контакт с вот этим беловатым чудесным видением.
— В блокноте перечень запрещенных действий, за которые я должна буду тебя наказывать, Виктор Изотов, — тихим и мягким голосом сообщило мне привидение, — Не совершай их, мне дискомфортно тратить энергию. Изучи написанное.
Да вы, блин, сговорились, что ли? Учебный год, китайская брошюра, блокнот еще этот…
— Там есть запрет на то, что я буду лежать в комнате и пить водку? — вредным тоном спросил я принесшую плохие вести соседку. В ответ та лишь покачала головой. Слегка обрадовавшись, я заключил, — Значит, я пошёл в свою комнату лежать и пить водку!
И пусть весь мир подождёт вместе с этой зависшей посреди комнаты красавицей.
Виктору Изотову очень нужно многое отметить.
— …но если ты не поможешь мне сейчас расставить мои книги по шкафам, то я ударю тебя электричеством…, — донеслось мне в спину вежливым, но совершенно безэмоциональным тоном.
Да вы, бл***, издеваетесь!!
Глава 12. Тяжело в учении...
— Ну расскажи…
— Вот ты ерундой страдаешь, лучше рассказывай, как там и чего в универе…
— Нет, сначала ты!
— Слишком ты живой, Паша, стал, — угрюмо выдохнул я, топая по жаре, с прицепившимся к загривку клещом по фамилии Салиновский. Солнечно, душно, легкое похмелье, нелегкое нытье блондина.
— Да хватит тебе, Вить! Ну расскажи, как вы там? Как она?!
— Никак. Висит себе почти посреди комнаты, книги читает. Когда уходил, начинала Уальда. Не жрет, не пьет, не срет. Светится слегка. Что вы с тем рыжим к ней привязались так?
— Ты чего, не знаешь? — вылупился белобрысый шкет, ради такого дела даже перегнавший вяло перебирающего копытами меня, — Она самый знаменитый «призрак» СССР! В фильмах снималась! «Подземные пашни», «Не говори «никогда»», «Время ночи» … Она в Первом районе жила!
— Фигня какая…, — посетовал я, — Не могли мне кого попроще присунуть? Вот ты совсем другим делом был.
От такого откровения Салиновский аж остановился, а затем начал страстно тереть себе голову двумя руками. Я тоже остановился, глядя на это необычное зрелище. Может, у него рога режутся? Мало ли? А то этот Паша сильно очень от того Паши отличается. Наконец, попытки стереть себе ладони о волосы прекратились и на меня вылупилась, моргая, вполне знакомая и даже местами дружелюбная физиономия.
— Витя…, — с каким-то придыханием изрекла она, — Юля — знаменитость! У нее половина страны в поклонниках! Она письма даже от сектантов этих православных получает о том, как они молятся, чтобы она вернула себе чувства! Она летала даже в Америку!
Кажется, у меня больше проблем, чем я думал. Но охладить этого юного павиана нужно немедленно, потому как дорога стелется, а информация у меня не прибавляется. Обсуждаем какую-то… фигню.
— Паша, — проникновенно начал я, — Первое. Вы все дураки, потому что путаете «призрака» с человеком. Я это говорю с полным правом и пониманием, потому что сам становлюсь призрачным туманом. У меня в таком состоянии нет ни чувств, ни эмоций, ничего. Только инерция памяти, позволяющая мне думать как обычно и над проблемами, которые волнуют тело. Отстраненно думать, понял? А у Юльки тела нет! Нет лимбической системы! Нет эмоций, чувств, желаний! Нет задницы и сисек!
— Как нет?! — ужаснулся услышавший главное Паша.
— Дурак ты и не лечишься, — наставительно произнес я, — «Призрак» — это человеческий разум, формирующий свою манифестацию из псевдоматерии. Думаешь, для них есть магазины одежды? Твоя эта Окалина — она всегда голая, просто сформировала себе образ одетой девушки, как наиболее привычный. Так что ничего у нее нет, даже пола. Только ушибленный разум. И молнии.
— Погоди-погоди, — выставил вперед ладони блондин, — Два вопроса! Первый, конечно, о том, почему разум-то ушибленный?! А второй — если бы
