Пле(мя)нница (СИ) - Сашина Ая

— Люблю Алину! — повторяю, отсекая все возможные сомнения. — Она приедет к тебе на выходные, чтобы рассказать о том, что мы встречаемся, поэтому я прошу тебя за это время успокоиться, обдумать всё хорошо и… постараться не обидеть Алину. Она и так очень пережи…

— О чем она собирается рассказать? — перебивает Тома. В её глазах плещется ужас.

— О том, что мы встречаемся, — смотрю женщине прямо в глаза. Меня не пугают ненависть и презрение, которыми уже полон её взгляд. Я не отступлю от своего решения любить Алину. Цель моего сегодняшнего приезда лишь одна: предотвратить ту боль и обиду, которую Тома может причинить дочери.

— Ты шутишь? — её губы растягиваются в неестественной улыбке. — Это у вас юмор такой городской? — она и сама не верит в то, что говорит, но её разум отказывается принимать то, что услышали уши.

— Не до шуток. Совершенно. Том, я знаю, как это выглядит со стороны, но…

— Откуда ты можешь знать, как это выглядит со стороны? — она вскакивает со своего места, снова перебивая меня. Её лицо покрывается красными пятнами, голос повышается на несколько октав. — Да ты… Ты… — её трясет от эмоций.

— Говори, не сдерживайся, — уверенно предлагаю я. Пусть высказывает мне всё, что захочет. Лишь бы Алину потом не зацепили эти самые первые, самые острые осколки материнского разочарования.

Но Тома не продолжает свою гневную тираду, хотя мне было бы легче, если бы она сейчас кричала. Нет, женщина снова опускается на табурет, прижимает ладони к щекам, качает головой, словно не соглашаясь с тем, что уже произошло и о чем она узнала только сейчас.

В какой-то момент её начинает лихорадить сильнее. Она поднимает на меня глаза.

— Так вот, значит, откуда истории про брак между родственниками, — вспоминает Тома. — А я думала, почему она так пытается убедить меня в том, что ничего необычного в этом нет. Вот откуда ноги росли…

— Она ещё тогда хотела тебе сказать, но не смогла.

— И у вас был?.. — она не может закончить свою мысль. Ей даже стыдно произносить это вслух.

— Был, — понимаю без слов. — Всё серьезно. Я же сказал тебе, что люблю её.

— Господи, — шепчет она. — Господи… А я то молилась на тебя. Радовалась, как дура, что Бог тебя нам послал. Оказывается, не Бог — дьявол тебя послал.

— Том, если ты думаешь, что я сам себя не проклинал, то ошибаешься. Проклинал. Тысячу раз. Не помогло.

— Ну, как же так? — пытается понять она. — Ты же взрослее, умнее… Ну, в штанах зачесалось… Ну, нашел бы себе кого… У тебя ж, наверное, «бери — не хочу» их.

— Вот именно, Том, не хочу. К Алине у меня не только подобного рода интерес. Это другое… — не могу выразить словами всё, что испытываю по отношению к племяннице. Да и не хочу распинаться. Даже перед Томой. Все чувства только для Алины. — Если бы всё было так просто, как ты говоришь, то, естественно, я бы не позволил случиться подобному.

— Пусть не просто, пусть сложно, трудно… Ты в любом случае не должен был позволить этому случиться! Вся ответственность лежит на тебе!

— А я не отказываюсь! На мне вся ответственность, и я готов нести этот груз. Было бы иначе, не приехал бы к тебе, не разговаривал с тобой.

— Приехал, разговариваешь… Что мне теперь предлагаешь сделать? Закрыть глаза на это всё? Разрешить вам и дальше грешить? Радоваться за вас? Даже гадко думать об этом. А что люди скажут?

— Том, а тебе важнее, что люди скажут, или чтобы твоя дочь была счастлива?

— Да не будете вы счастливы, — словно выплевывает она.

— Не буду тебя убеждать в обратном. Время покажет.

— Ничего время не покажет, — кипятится Тома. — Я поговорю с Алиной. Это не будет больше продолжаться. Она послушается меня.

— Твоё право попробовать убедить её в обратном, — если честно, немного штормит от того, как подумаю, что Алина может послушать мать. Да, пусть уже на протяжении нескольких дней Алина твердит о том, что назад пути нет, но сомнения всё же в данную секунду начинают терзать меня. — Единственное, повторюсь, не будь с ней слишком резка, не обвиняй её. Даже если мы расстанемся, — на самом деле гоню от себя подобные мысли, — то, что ты обидишь её, может привести к тому, что она закроется в себе. Этого нельзя допустить.

Тома долго смотрит на меня. Я не отвожу взгляда. Я должен, как никогда прежде, быть уверен и в себе, и в Алине.

— Ты красиво говоришь, — признает очевидное Тома. — Вижу, что переживаешь за Алину. Но у тебя ведь тоже есть дочь. Представь, если бы такое случилось с ней. Как бы ты на это отреагировал?

Вопрос ставит меня в тупик. Я честно пытаюсь представить, как бы отреагировал на подобное, но ничего, кроме гнева, не чувствую.

— Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? Как бы ты не убеждал меня в том, что любишь Алину, что она дорога тебе, родительское сердце никогда не смирится с таким выбором своего ребенка. Поэтому знай, я против ваших отношений и против того, чтобы они продолжались. Я всеми силами постараюсь донести это до дочери.

— Твоё право, — снова признаю я.

— Где она сейчас живет? У тебя?

— Да, — нет смысла скрывать это. — Мы сейчас ищем новую работу для неё.

— Она уже не работает? — удивлена Тома. — А вообще, это даже и лучше, что у неё нет работы. Не ищи. Она вернется домой.

— Это не тебе решать, — начинаю понемногу терять хладнокровие. Из-за страха. Не хочу признавать, но я всё же искренне боюсь того, что Алина выберет не меня. Я не смогу отпустить её. Теперь уже точно. После последнего примирения что-то окончательно перемкнуло в моей голове. Я не представляю, что моя жизнь лишится этого источника света. Алина — мой собственный мир в этом огромном мире.

— Я знаю её лучше, чем ты. Сколько вы знакомы? Пусть она потеряла голову от тебя… Но всё это пройдет. Я больше, чем уверена.

Чем большее спокойствие охватывает Тому, что меня даже удивляет, тем больше начинаю нервничать я.

— Мне, наверное, пора. Надеюсь, ты прислушаешься к моей просьбе, — встаю из-за стола, так и не притронувшись ни к чему.

— Пусть едет завтра на утренней маршрутке, — вместо прощания говорит Тамара. — Нечего до вечера сидеть.

— Она уже взрослая, чтобы самой принимать решения. Я не буду ничего говорить ей. И, кстати, пусть наша с тобой встреча пока останется за кадром.

На этой невеселой ноте ухожу из дома, в котором уже никогда не будут мне рады. После разговора с Томой на душе скребут кошки. Хочется как можно быстрее увидеть Алину, обнять её, убедиться в том, что её чувства это не просто влюбленность, которая может сгореть так же быстро, как падающая звезда.

Но путь в родной город долгий, изматывающий. Проходит почти полтора часа прежде, чем я добираюсь до собственной квартиры. Алина появляется в прихожей в тот момент, когда я закрываю входную дверь.

— Ты сегодня рано, — улыбается она, прижимаясь ко мне. Тут же тянется губами к моим губам.

— Ты не рада? — сбрасываю обувь.

Не размыкая объятий, мы медленно движемся в сторону гостиной. Быстрее продвигаться не получается. Забывшись в поцелуях, как бы не столкнуться с каким-нибудь дверным косяком.

— Рада, конечно, — трется носом о мой нос, словно кошка. Кто бы знал, что в этой дикарке на самом деле хранится столько нежности и трепета. — Как день прошел?

— Относительно хорошо, — в моих словах есть доля правды. Почему-то мне казалось, что Тома будет больше неистовствовать, когда узнает о том, что мы с Алиной встречаемся. — А ты чем занималась?

— Сходила на собеседование, — смотрит на меня жалостливо, потом не выдерживает и улыбается.

— Я же просил не ходить. Куда? Продавцом?

— Больше я ничего не умею.

— Я же сказал, что мы найдём что-то лучше. Ты же не хочешь работать продавцом.

— Не хочу, — признается она.

Мы наконец добираемся до дивана и с размаху плюхаемся на него. Зажимаю Алину, и начинаю быстро целовать всё, что попадается на пути. Она смеётся, кричит, что я колючий, чтобы отпустил. Вспоминаю, какая нежная у неё кожа, и заставляю себя немного ослабить захват.