ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА - ХОВАРД ФАСТ

Он пытался что-то сделать. И хотя потерпел неудачу, всё же Джонсон теперь не может упрекать его. Для Уэсселса раненые были такой же естественной принадлежностью армии, как и мундиры. Он хладнокровно уложил поудобнее солдата, раненного в бедро, и помог наложить повязку другому, у которого была сломана рука.

Когда вернувшиеся солдаты принесли с собой молоденького парнишку, Джеда Харли-ему прострелили голову, – Уэсселс ограничился тем, что молча сделал пометку в своей записной книжке.

– Эти краснокожие мерзавцы продержат нас здесь до утра, – спокойно заявил он и, подумав, добавил: – Но они замёрзнут.

К полуночи снег перестал, однако ветер дул с прежней силой и наносил огромные сугробы. В скором времени прибыли две пушки и фургоны. Уэсселс дождался их и, прежде чем лечь спать, приказал, чтобы для гаубиц были подготовлены площадки и чтобы их установили и зарядили.

Проснувшись утром, капитан Джонсон увидел, что Уэсселс уже встал и отдаёт распоряжения артиллеристам. Он изложил свой план атаки: солдаты должны охватить кольцом индейский лагерь и медленно продвигаться к нему, а в это время гаубицы будут его обстреливать. Солдаты не пойдут в атаку, но будут готовы встретить Шайенов, когда снаряды окажут своё действие.

– Лагерь полон женщин и детей, там всего сорок-пятьдесят мужчин, – заметил Джонсон.

– Что ж, они сами пошли на это, – пожал плечами Уэсселс.

– У них нет продовольствия. День, два – и они сами выйдут оттуда.

– Приказ полковника – доставить их в форт немедленно.

– Он же не знает…

– О женщинах и детях? Знает. Он приказал взять их. Это самый верный и безопасный способ. Зачем нам губить ещё больше солдат, если мы можем обойтись без этого! Снаряды принудят индейцев сдаться.

Джонсон против воли согласился.

Солдаты заняли свои места и широким кольцом охватили лагерь. В самом лагере царила тишина; среди огромных снежных сугробов он казался просто небольшим холмом. Ветер утих, он дул теперь только редкими порывами, и они несли перед собой точно плясавшие маленькие вихри снега.

Движение, происходившее теперь в индейском лагере, было почти неприметно. Время от времени занесённая снегом фигура поднималась и ковыляла с одного места на другое или кто-нибудь выходил из траншеи, делал несколько шагов и возвращался обратно.

Уэсселс занял своё место среди артиллеристов и наблюдал в бинокль за передвижением войск. Джонсон оставался с кавалерией. Подождав, пока все солдаты займут свои позиции, Уэсселс взмахнул рукой. Одна из гаубиц извергла огонь и дым и откатилась по снегу. Снаряд с визгом разорвался за лагерем, взметнув землю, смешанную со снегом.

Лейтенант, командовавший батареей, выкрикнул поправку. Прорычала вторая гаубица, пославшая на этот раз свой снаряд прямо в центр лагеря. Наконец лагерь пришёл в движение. Люди растерянно перебегали с места на место, и даже на расстоянии чувствовались их обида, боль, изумление.

– Огонь! – скомандовал Уэсселс.

Гаубица рявкнула опять. Теперь взметнулись не только земля и снег, но человеческие плоть и кровь, страстные человеческие надежды, ставшие ничем.

– Полагаю, что этого хватит, – сказал Уэсселс. Старый-старый вождь, подняв руки, вышел первым. Взорвавшиеся снаряды заставили его смириться. Кольцо солдат сомкнулось, но не слишком плотно. Джонсон и следопыт-Лакот вышли навстречу старому вождю.

Затем появились ещё два индейца – высокие, иссохшие, полумёртвые от холода и голода. Трудно было сказать, какими они были когда-то. Они помогли старику пробраться через снежные сугробы и стали рядом с ним, когда он встретился с Джонсоном. И, несмотря на понесённое ими полное поражение, Джонсон так остро ощутил их стойкость, что мягко, почти смиренно сказал:

– Даже храбрые должны сдаваться, если ничего другого не остается.

Лакот перевёл, и старый вождь кивнул головой. Слёзы струились по его обожженным морозом худым щекам.

– Он говорит – от снарядов погибли женщины и дети.

Капитан Джонсон не знал, что ответить.

– Мне очень жаль, – пробормотал он.

– Они теперь пойдут с вами. Не пойдут на родину.

– Спроси, как его зовут, – шепнул Джонсон.

– Тупой Нож. Другой – Старый Ворон, третий – Дикий Кабан. Это великие вожди.

– Да, великие вожди, – кивнул Джонсон. – Спроси у него, где Маленький Волк и остальная часть племени.

– Они ушли на родину. Племя разделилось на две части. Они думали, что кому-нибудь удастся уйти от солдат. Одна часть пошла по этой дороге, другая по той. Тупой Нож пошёл в пески, Маленький Волк взял молодых воинов, пошёл на север, на север. – И Лакот указал на снежный север. – Быть может, он перейдёт границу.

– Канады?

– Может быть, Канады… Может быть, Пыльной Реки…

– Скажи ему, пусть принесут все свои ружья, все до одного, и тогда мы накормим его людей. Уэсселс, сосчитав ружья, сказал:

– Здесь их всего тридцать, и нет револьверов.

– Может быть, это всё, что у них есть? – отозвался Джонсон.

– Мне это не нравится. У них должны быть револьверы.

– Индейцы револьверов не любят.

– И всё-таки они должны быть, хотя бы несколько штук. Нам придётся обыскать женщин.

– Женщин? – сдерживаясь, переспросил Джонсон.

– Так ведь это индеанки.

Джонсон повернулся к нему спиной и ушёл. Пожав плечами, Уэсселс стал разглядывать ружья. Будь он здесь один, командиром отряда, он обыскал бы женщин, но поскольку есть Джонсон…

Отказавшись от этой мысли, он отдал приказ перенумеровать ружья и упаковать их. Затем он отправился туда, где Шайенов кормили под строгим надзором вооружённых часовых. Его мало трогала эта толпа несчастных, полумёртвых от голода, полузамёрзших темнокожих людей. Даже их страдания не действовали на него. Они были совершенно чужды ему. Если он и обратил внимание на измождённые лица детей с огромными глазами, то лишь для того, чтобы констатировать: индейские дети таковы, и только. Он видел лишь самый факт – и ничего больше.

Когда они кончили есть, он отдал приказ погрузить их в фургоны, и весь караван по снегам двинулся к форту Робинсон.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

Ноябрь 1878-январь 1879 года

Для Карла Шурца это значило просто росчерк пера и вывод: Шайены победили или Шайены побеждены. А затем – его подпись от имени правительства. Приказ, предписание, закон – к этому и сводилась деятельность правительства. И сейчас же некие силы начинали передвигать маленьких людей по огромной шахматной доске, точно это были пешки. Правительство считалось конституционным и демократическим, ибо его избирал народ, и ни один митинг, ни одно заседание, сессия или съезд не могли обойтись без того, чтобы на них слово «народ» не склонялось на все лады.

Народ выбирал президента и конгресс, президент назначал министров; но никто даже не подозревал о том, какая продажность и какие закулисные махинации сопровождают выборы. Никто ничего не знал о народе, где-то, очевидно, существовавшем: ведь время от времени в Белом доме пожимали руку кому-нибудь из его представителей. Но олицетворять собой правительство – было и искусством, и наукой, и профессией, а этого-то народ и не понимал.

И министр внутренних дел Шурц олицетворял собой правительство; он был и учёным и профессионалом, человеком, некогда сражавшимся на баррикадах. Не так давно он сказал одному из своих друзей:

«Баррикады – это юношеское сумасбродство. Меня раздражает, что каждый помнит то, о чём я хочу забыть». Он ещё не дошёл до того, чтобы громогласно заявить:

парламентское меньшинство – просто обуза, и поскольку каждое большинство допускает существование меньшинства, демократия – дело обременительное и лишенное смысла.

Может быть, подписывая приказ о возвращении Шайенов на юг, на далёкую Индейскую Территорию в Оклахоме, за тысячу миль, по следу, отмеченному их кровью, он сказал себе: ведь их только сто сорок девять человек в стране, где живут миллионы, теперь с ними покончено и это не должно повторяться. Но он предчувствовал, что в будущем не раз произойдут такого же рода события. Только это уже не будет следом трёхсот всадников-дикарей, тянущимся на тысячу миль по зелёным прериям, а следом миллионов, и он пройдет по всему орошенному слезами и оскверненному лицу земли.

В конце декабря капитан Уэсселс, как командир форта Робинсон, получил приказ из Вашингтона. Главный штаб западной армии производил постоянные перетасовки. Третий кавалерийский полк был разделен. Полковник Карлтон с большей частью полка был переведен, и в форте осталось только два эскадрона полного состава и один эскадрон неполного. Джонсон уехал с Карлтоном, передав командование Уэсселсу. Его помощником был капитан Врум. Неполным эскадроном командовал Джордж Бекстер. Лейтенант Артур Аллен также остался в форте и принял командование эскадроном Уэсселса.