Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена

— Не скучай, хорошо?

— А ты быстрее возвращайся.

— Буду стараться, Юль.

Саульский отсутствует целый день. Ритка появляется только после обеда. Зато с шарами и хорошим настроением. Приболтав Тоню, решаем устроить импровизированное празднование моего дня рождения прямо на террасе.

— Но почему ты не сказала ему, что у тебя день рождения? — возмущается подруга, раскладывая столовые приборы.

— Это как-то унизительно. Думаю, он сам должен знать.

— Тю, Хороля, откуда? И вообще, он же мужик! — восклицает Ритка с видом большого знатока.

— Ну-ну, — только и успеваю прогундосить я, прежде чем на террасе появляется с колонками Мурманский. — Здесь ставь, Чарли. Спасибо! И передай Катерине, чтобы накрывала.

Едва мужчина скрывается в доме, Савельева продолжает негодовать и возмущаться:

— Он и о своем-то наверняка не вспомнит! Дядя Вова сколько раз забывал? Тоня, разве я неправа? — втягивает в разговор мою молчаливую няню.

— Думаю, очень близка к реальности.

— О моем дне рождения папа никогда не забывал, — уверенно заявляю я. — О своем не раз, конечно. Тем интереснее мне было его поздравлять, — невольно улыбаюсь воспоминаниям. — А если честно, это не так уж и важно, — пытаюсь рассуждать разумно. — Шумных сборищ я так и так не планировала. Восемнадцать с шиком отгуляла. Следующий фуршет-банкет — на двадцатку! Прилечу к тебе в Испанию, — заявляю с энтузиазмом, на мгновение забывая, что больше не принимаю таких решений самостоятельно.

— Не вопрос! Дай только заполучить этот грант!

— Получишь!

Порывисто обнимаемся. В шуме наших голосов и суматошных движений не сразу замечаю мнущуюся на пороге Катерину.

— Юля Владимировна, — зовет она.

— Да? Что ты хотела?

И тут же теряюсь при виде большущего торта, который она перед собой держит. У меня едва глаза из орбит не выпадают.

— Я как узнала… — она и сама порядком смущена. — Так-то я бы сама испекла. Но, ни вы, ни Антонина словом не обмолвились. Поэтому я попросила Макара смотаться в город. Из лучшей кондитерской…

— Ну, что ж… Спасибо за внимание. Мне очень приятно, — собираюсь с мыслями. Сама слышу, что звучу сухо, но по-другому не получается. Она ведь ко мне подлизывается с тех самых пор, как поняла, что Саульский считается с моими интересами. А до этого долго нос воротила. — Ставь торт, Катерина, и неси скорее шампанское. Начнем со сладкого! Макар, давай всех свободных парней к нам!

Компания собирается разношерстная. Празднование проходит скомканно. В напряженной вечерней тишине столовые приборы издают больше звуков, чем люди.

В который раз переглядываемся с Риткой.

— Может, Чарли нам что-нибудь расскажет, а? — она корчит забавную рожицу, поигрывая бровями, и я невольно начинаю хихикать.

— Мне бы очень этого хотелось, — поддерживаю ее.

На мужских лицах появляются слабоватые улыбки, но едва Мурманский поднимает взгляд, и те тухнут.

Да сколько можно?! Что за похоронное настроение?!

— А давайте споем!

Шокированное выражение Чарли бесценно. Оно сильно подогревает мой азарт.

— Только что-нибудь веселое! Все-таки день рождения, — распаляется Ритка. — Никаких «куполов»!

— Мы споем… — прикидываю. — Я придумала! Лучше будем танцевать, — подскочив, выхожу из-за стола и направляюсь к музыкальному центру.

Выбираю композиции и накручиваю громкость.

Напряглись ребята, конечно, сразу. А едва заиграла Макарена, глаза на лоб полезли даже у холодной рыбешки Катерины.

Тоня мотнула головой, встряхивая кудри, и с задорным смехом двинулась на свободную сторону террасы.

— Все встаем, — поднимая руки, хлопаю в ладоши. — Все! Чарли, ты тоже! У кого сегодня день рождения? Скучать в мой день нельзя! Я запрещаю! Выстраиваемся… Да-да, Тоня, Катерина, Ренат, Игорек, Артурчик, Серж… Вам что, каждому персональное приглашение нужно? А ну, по шустрому! Хорошо… Хорошо… Молодцы, мальчики! И повторяем за нами!

— Да-да, не стесняемся, ребята! Здесь все свои, — подстегивает Савельева. — Вы живые вообще? Живее, пожалуйста! Еще живее! Где ваши бедра? Ну, вы же мужики! У вас в крови это движение! Крутим, мальчики!

Скажу вам, получалось неплохо. У парней — гораздо круче, чем у той же Катерины. С третьего захода мы могли бы сцены брать.

— Крутим, мальчики! Крутим! Огонь! Просто класс!

Как они крутили бедрами! Так, определенно, умеют только мужчины. Смешно, конечно. Траектория у них интересная, ритм бесперебойный и выдержка завидная.

В запале веселья не слышим, когда приезжает Саульский с остальными парнями. Замечаю его уже по факту, когда возникает мрачной фигурой из темноты двора. Вскрикиваю. Точнее — визжу на эмоциях.

— Что здесь, мать вашу, происходит?

Макарену сменяет бархатное «лашате ми кантаре», разноцветные блики продолжают разбивать вечернюю мглу, но я не теряюсь. Спешу к Саульскому, чтобы справедливо взять на себя всю вину.

— А у меня сегодня день рождения, — улыбаюсь, трогая пальцами ворот его рубашки. — Я решила немного отпраздновать. Ребят вынудила меня веселить, раз выйти никуда нельзя.

— Чар… Макар, мать твою, — рявкает Рома так, что у меня уши закладывает. — Отвези домой госпожу Савельеву. Вечеринка окончена. Все по норам, блядь! А ты в дом, Юля.

— Только не надо орать, — бросаю немного сердито, не переставая поправлять воротничок. — Все и без того дрожат. Большой и страшный серый волк…

— Юля, в дом пошла! Сейчас!

Я на миг застываю.

— Хорошо, — спокойно обнимаю Саульского, легкомысленно игнорируя, как его взгляд обращается в злой настороженный прищур. — Накажешь кого-нибудь, год с тобой разговаривать не буду, — говорю, касаясь губами уха, чтобы слышно только ему было.

Подбирая подол платья, машу Ритке и с выдержанным достоинством вхожу в дом.

— Устроили здесь! Хор мальчиков-зайчиков, сука! Цирк Шапито!

Наблюдаю с балкона. Никто из парней не пытается возражать или как-то оправдываться. Стоят, свесив головы, пока Саульский, загнув еще парочку матов, не отпускает.

Не в силах сдержать горячего ликования, тихо крадусь вглубь комнаты. И с некоторым замиранием в сердце жду, пока он поднимется.

Входит мой Саульский злой, как черт и… с цветами.

— Ты знал? Кто сказал? — принимаю увесистый букет, который он бесцеремонно пихает мне в руки.

А мне безразлично, с какими эмоциями! Пусть злится, сколько ему угодно. Я все равно счастлива.

— Я о тебе все знаю, Юля, — выдыхает как-то устало.

— Это приятно. Спасибо!

Скрываясь в ванной, занимаюсь цветами, в надежде, что ему хватит этого времени, чтобы остыть.

Однако он входит буквально спустя пару минут и начинает раздеваться.

— Ну, что ты злишься? Я ведь послушалась. Никуда не ходила. Ну, повеселились немножко… Подумаешь… Что такого? Никто ведь не пострадал.

— На что это похоже, Юля?

— На день рождения?

— На день рождения, — передергивает в сердцах. — Если бы не он, уже бы схватила ремня.

Скептически поджимаю губы. Оставив цветы, отхожу чуть дальше. Стоя вполоборота, наблюдаю. Когда Саульский скидывает боксеры и уже готовится шагнуть в душевую, тихо, почти нараспев, зачем-то выдаю:

— Ничего ты мне не сделаешь.

— Юля, — звучит предупреждающе.

Но я то ли совсем страх потеряла, то ли умышленно нарываюсь.

— Тебе потереть спину?

— С чего это вдруг?

— Может, услышу еще какое-нибудь банальное и скучное «поздравляю».

— Услышишь, — кивает, чтобы входила.

Я быстро раздеваюсь. Ткань ставшего вдруг колючим платья шуршит и перебивает все звуки, но мое сердце все равно лидирует.

— И что это за танцы были? — спрашивает Рома, когда я намыливаю ему грудь.

— А-а-а, — протягиваю как можно беспечнее. — Макарена.

— Макарена, блядь, — все еще делает вид, что злится. Угу, а я подыгрываю, изображая покорное раскаяние. — От своих такого позорища не ожидал.

— Зря ты, — не могу сдержать смех. — Весело было.