Время льда и огня - Евгений Филимонов

После этой встречи с авиационными останками мы плелись еще часа четыре, когда Наймарк наконец произнес:

— Это должно быть где-то здесь, мы уже ходим в районе клиники.

Я едва не крикнул «ура» — сдуру, ибо ничего похожего, хоть отдаленно, на какое-то строение не было и в помине, лишь те же валуны да пологий дальний склон, бывший когда-то правым берегом пресловутой речки Изанга. Мы описали кружок с полкилометра — тот же результат, ничего. В конце концов наше бесцельное блуждание пресекла Норма:

— Хватит, я больше не могу! И посмотри на Наймарка — он ведь еле живой…

Я и так это знал, однако еле живой — это все-таки живой, а мы имели вполне реальные шансы стать неживыми, если поиски… Словом, я не стал спорить — ночлег.

Этот ночлег, не в пример прошлому, был какой-то совершенно сиротский, чуть ли не прощальный, — мы молча скребли ложками по посуде, молча пили чай, молча раскладывали спальные мешки… Мне казалось — вся ночь пройдет у меня в бесконечном обдумывании вариантов маршрута, в поисках воображаемого ракурса, с какого я смог бы воссоздать ситуацию, что запомнил на космическом снимке; всю ночь меня будет терзать чувство, что я погубил из-за своей самонадеянности двух человек, ставших теперь мне самыми близкими. И как я бесконечными ночными часами стану распределять продукты? На неделю? На месяц? На сколько вообще нам их может хватить?

Вместо этого я заснул. А другие уже давно спали…

19

Я проснулся от света, бившего мне прямо в лицо… нет, я проснулся, скорее всего, от взгляда, а уже потом от света. Горела верхняя лампочка, и какой-то человек, неразличимый пока что в ее лучах, стоял надо мной.

— Наймарк, вы что это?

— Это не Наймарк, — ответил незнакомый голос на пиджин.

Я рывком сел на постели, да и все сразу проснулись. У столбика палатки стоял невысокий седой человек с черными бровями, которые странно контрастировали с сединой. Одет он был в утепленный комбинезон армейского образца, капюшон откинут назад. В руках он держал парабеллум, но держал его как-то несерьезно, для проформы, что ли. Предохранитель — я это видел хорошо — не был спущен.

— Кто вы такой? — Я потихоньку нашаривал свою куртку с потайным карманом. Вот так всегда и бывает: стоит лишь избавиться от чего-то, казалось бы, лишнего, как оно тут же понадобится, да вот нет под рукой, кусай локти. Тем временем незнакомец, внимательно понаблюдав за мной, вдруг спрятал пистолет — недалеко, за пояс, но спрятал.

— Я — доктор Джошуа Резковиц, директор клиники-усыпальницы номер три… Кто вы?

Вот это да! Я даже на момент забыл, кто мы; хорошо, вмешалась Норма:

— Мы — исследовательская группа гляциологов с Солнечной стороны. Наш маршрут проходит рядом с клиникой. К сожалению, мы не смогли вас найти своими силами.

Опять я изумился способности Нормы к таким экспромтам. Правда, тогда, у ночников, это была очень подходящая версия; посмотрим, как здесь сойдет. Резковиц повернулся к Наймарку и некоторое время изучал его — увиденным удовлетворился.

— Похоже на то, — наконец заключил он. — Знаете, клинику время от времени пытаются захватить всякие сумасброды. Ну, они-то уж прислали бы целый взвод…

(Так оно и было. И если б не помехи, дорогой Джошуа…)

— …а тут сразу видно — ученый с помощниками. И как это вы рискнули — втроем, без снаряжения?

— Да так, — неопределенно ответил Наймарк и тут же представился: — Сотрудник основного Бюро гляциологии магистр Наймарк.

Они церемонно раскланялись, и Резковиц помог нашему Наймарку встать, заметив:

— Недавно сломали руку? Ну ничего, в клинике наложим гипс как следует.

Мы все разом принялись одеваться, и в палатке стало необычайно тесно. Резковиц высунулся на улицу и свистнул — в дверь тут же заглянула большая белая лайка с приветливой мордой.

— Это она вас нашла. Если бы не она, я бы сидел безвылазно в клинике еще с неделю. Не люблю бродить по свежему снегу… Пошли, — это он к лайке, — наведем порядок к приходу гостей. До встречи в клинике, — это нам.

Лишь только директор скрылся, я стиснул Норму в объятьях.

— Ты нас выручила уже который раз!

— Пустяки. А что еще он мог подумать про группу всего из трех человек, в которой к тому же девушка и… — тут Норма стала подбирать слова, — и человек довольно-таки в годах.

— Скажем прямо — старик. — Наймарк, морщась, натягивал рукав на лубки, я ему помогал. — А вообще-то крайне неправдоподобно. Я бы не поверил…

— А вот он поверил, и прекрасно. Выходите из палатки, я буду скатывать полотнище.

Мы собрались необычайно быстро. Я погасил лампу на шесте, разбудившую меня своим светом. Лампа питалась от реактора Кастеллано. Честно говоря, у меня на него была последняя надежда — как ни. источник тепла и света. Хорошо, что обошлось.

Мы двинулись тропкой, которую проложили директор и собака, и через четверть часа обнаружили вход — не вход, а лаз в снежном наносе высотой метра четыре. Снег вокруг был испещрен собачьими следами, и, когда мы вползали внутрь, нам казалось, что попадем в какую-то конуру. Но мы прошли высокий тамбур из полированного стекла и хромированной стали и оказались во внушительном вестибюле с полами и стенами, облицованными черным гранитом. Странно — а снаружи был только пологий холм, правый берег сухого отродясь русла Изанги. Где же тот корпус, что мы обнаружили на космическом снимке?

— Ничего от былого великолепия, — как бы отвечая на мой вопрос, сказал Резковиц, встречая нас — А года три назад во время страшного снегопада совсем завалило главный корпус. Мы долго расчищали, у меня тогда еще был персонал…

Он сказал и осекся, глядя на нас. Значит, теперь персонала нет? Резковиц понял, что проговорился, но, на мой взгляд, не придал этому особого значения.

— Да, так вот получилось, что я теперь один. Молодые люди из Сообщества не горят желанием провести лучшие годы возле полутрупов, они все разбегаются через годик-полтора. На смену им присылают других, но все реже… Я здесь один, кто с момента основания.

В голосе директора прозвучали горделивые нотки, а я поразился человеческой способности кичиться чем-то, что при ближайшем рассмотрении оказывается сплошным ужасом либо душераздирающей скукой. В случае с Резковицем так все и было, хотя вряд ли он это осознавал.

— А что за сообщество? — поинтересовался Наймарк.

— Международное сообщество по консервации.

— А-а, вот оно что…

К международным сообществам никогда не было никакого уважения. Немудрено, что уникальная клиника держится практически на одном старике директоре.

Сейчас, когда он и Наймарк беседовали у пылающего камина, зажженного, скорее всего, специально для нас, я не мог отделаться от впечатления, что присутствую при разговоре научных светил в «прежнее время» и над нами не многометровые напластования снега и фирна, а доброе старое небо с легкими облачками, набежавшими с пролива. Мы с Нормой молча присутствовали при беседе авторитетов и не вмешивались, хотя речь шла о вещах, вполне постижимых и рядовых, например, о снабжении клиники — оно было автономным и не пополнялось ни разу, — о собственно научной стороне деятельности — директор отвечал туманно — и об охране, которая сводилась к четверке лаек да известному парабеллуму — и все! А майор-то готовился штурмовать это тихое заведение при помощи коммандос, которым впору сражаться с носорогами голыми руками!