Магия - Патриция Райс

— Каждый вечер, если не скажешь мне, почему убежал.

Гриффит вздохнул, закатил глаза, повертел в руках головоломку и, наконец, пробормотал:

— Другие мальчишки смеялись надо мной.

— Все мальчики это делают. Тебе следовало ответить им тем же.

Внешне сохраняя спокойствие, Дунстан отрезал еще сыра, но внутри у него все содрогнулось. Дети бывают жестоки. Ему тоже досталось в юности, и его мучения прекратились, когда он перерос своих мучителей. Гриффит тоже выглядел старше своего возраста, хотя его противниками, вероятно, были не только мальчики из его школы.

— Мама говорила, чтобы я не обращал внимания. — Гриффит засунул в рот огромный кусок хлеба и сердито принялся жевать.

Адонис фыркнул из своего угла:

— Твоя мать, очевидно, не Малколм.

— Заткнись, или я стану называть тебя Малколм, — беззлобно отреагировал Дунстан. Он не спускал глаз с сына. — Я полагаю, ты не стыдишься своего рождения? Мать объяснила, почему мы не могли пожениться?

Гриффит нахмурился.

— Я не дурак. Сыновья графов не женятся на служанках. Мама говорит: я должен высоко держать голову и гордиться, что ты признаешь меня, в отличие от многих.

Но хорошие отцы забирают сыновей в свой дом и воспитывают их, подготавливая к лучшей жизни. Когда родился Гриффит, у Дунстана еще не было дома, куда бы он мог привести сына. А женившись на Силии, он стал свидетелем ее истерики, когда предложил забрать его к себе. В жизни не все так просто.

— Мы были слишком молоды, чтобы жениться, — поправил Дунстан мальчика, стараясь немного приукрасить суровую реальность. — Твоя мать — прекрасная женщина, иначе я никогда не оставил бы тебя с ней. Так из-за чего ты дерешься? Думаю, чтобы подраться с мальчишками твоего возраста, понадобится один или два хулигана. Ты же у меня сильный.

Задавая вопрос, он предвидел ответ. Это стало очевидно после разговора с Лейлой. Дунстан считал, что, если сын уедет из родной деревни, люди забудут о трагедии, связанной со смертью Силии, и жизнь пойдет своим чередом.

Теперь он понимал, что просто зализывал свои раны, вместо того чтобы думать о сыне.

— Они говорят, что ты убил свою жену, — пробормотал Гриффит. — А я назвал их грязными лгунами.

Дунстан знал: мальчик хотел услышать, что его отец не убийца. Ему очень хотелось заверить сына в его правоте. К своему позору, он этого сделать не мог. Он не верил, что способен на столь отвратительное преступление, но и не имел никаких доказательств тому, что не убивал Силию. Ведь существовало множество мелочей, говорящих, что он это сделать мог.

— Марта, ты не могла бы оставить нас на минуту?

— Я накрою на стол. Хватит есть один хлеб!

В тишине, которая наступила после ухода горничной, Дунстан обнял крепкой рукой худенькие плечи сына, впитывая в себя его тепло и энергию. Он не мог лгать, но также не мог травмировать мальчика.

— Если я не убил Силию, когда она завела себе любовника, ты думаешь, я стал бы убивать ее после того, как мы расстались и не жили вместе больше года?

Мальчик покачал своей лохматой головой.

— Я назвал их всех мерзкими лгунами, — упрямо повторил он, — но даже женщины шептались об этом, а я не могу закрыть всем рты.

— Малколмы абсолютно правы, — заметил Адонис со своей скамьи. — Ты должен восстанет вить свое честное имя, а не прятаться здесь. Ты сын графа. Пусть общество поработает на тебя, используй то, что тебе посылает судьба для всеобщего блага.

Дунстан враждебно посмотрел на родственника.

— Если бы у меня была хоть малейшая возможность доказать, кто убил Силию, неужели ты думаешь, я бы ее не использовал? — Из-за своего упрямства Дунстан не желал говорить Адонису, что экономил каждый заработанный им пенни, чтобы заплатить человеку за работу, которую он сам сделать не смог.

— Малколмы видят и слышат, как никто другой. Ты просил их о помощи? — спросил Адонис.

— Мы говорим о женщинах, которые могут общаться с деревьями и выпускают птиц в церквях, — возразил Дунстан.

— Согласен, не слишком приятно иметь дело с необъяснимым, — признался Адонис, крутя в руках еще одну проволочную головоломку, которую он извлек неизвестно откуда. — Силия жила в Лондоне. Малколмы живут в Лондоне. У них гораздо больше возможностей расследовать это дело, чем у тебя.

— Пусть занимаются своими делами и не лезут в мою жизнь. Мне нет места в их позолоченных комнатах. Я фермер.

— Ты сын графа, — вмешался Гриффит.

— Я сын графа, который чувствует себя намного уютнее со стадом овец, чем с клоунами в париках в Лондоне, — настаивал Дунстан. — По крайней мере, здесь я могу взять палку и прогнать овец с моего пути.

— В своих шерстяных париках лондонские господа ничем не отличаются от стада овец. Бери с собой крепкую палку и обращайся с ними соответственно, — посоветовал Адонис.

Дунстан сдержал улыбку, представив себе подобную картину.

— Не думаю, что Малколмам понравилось бы, как я тыкаю свою палку в леди.

Под громкий смех гостя в кухню вернулась Марта, явно не одобряя последнюю фразу своего хозяина.

— Сэр, не думаю, что о подобных вещах можно говорить при мальчике.

Мальчик же улыбался во весь рот. Почувствовав облегчение при виде развеселившегося сына, Дунстан поднялся и обнял кухарку за плечи.

— А вы что скажете, мадам? Сможет ли пастух постричь шерсть с лондонских овечек?

— Только если он научится танцевать, сэр, — ответила женщина с улыбкой. — Я слышала, что овцы в Лондоне больше всего любят танцевать.

Адонис оторвал от скамейки свое длинное тело и изобразил сложный поклон перед Мартой.

— Моя леди-пастушка, могу ли я немного поухаживать за вами?

Настроение сына вдохновило Дунстана присоединиться к всеобщему веселью. Он взял кухарку за руку, сделал изысканный поклон, обхватил ее широкую талию и закружил в танце.

Гриффит громко смеялся, а Адонис, в свою очередь, поймав взволнованную кухарку, повел ее по кухне, при этом напевая:

— В Лондон мы поедем, в Лондон мы поедем, хей-хо, как весело, в Лондон мы поедем!

Дунстан смеялся вместе с сыном, хотя знал, что должен возражать, что они не скоро поедут в Лондон, но у него не было сил спорить, так как челюсти свело от смеха. У него было такое чувство, будто грозовая туча временно поднялась с его плеч, и он не желал ускорять ее возвращение.

Он уже успел забыть, как приятно общаться с родными по духу братьями, потому что слишком долго жил в одиночестве.

Если б только ему удалось восстановить свое честное имя, он мог бы снова вернуться в семью.

Но, обещая Лейле помочь здесь, он не мог нарушить данное слово.

— Очень хорошо веселиться, танцевать и мечтать, но я не могу ехать в Лондон сейчас, — объяснял Дунстан Адонису на следующий день, наблюдая за приближающимся ливнем и за штормовым ветром, который срывал листья с живой изгороди у его порога. — В отличие от тебя у меня есть сын, о котором необходимо заботиться. Мне нужно время все уладить.