Колумбийская балалайка - А. Логачев

— Так делать-то что будем, славяне? — осведомился Вова, пальцем затыкая клапан, чтобы не стравливало, пока он говорит. — Скоро ведь опять ливанет. Любка, чего молчишь?

— А я что? — раздраженно передернула плечами рыжая. — Я работаю, а не болтаю. Во, видели — уже почти упруго… — Она похлопала по резиновому борту. И вдруг всхлипнула: — Вы мужчины, вы и думайте. Но в море тут, кажется, много каботажников ходит. И прогулочных судов много, я слышала. Лично меня уже задол-бало бродить по лесу.

— В самом деле, — серьезно кивнул Борисыч. — Просто счастье, что нас пока никто не укусил, не сожрал и не заразил какой-нибудь желтой лихорадкой… И сами мы руки-ноги не переломали. М-м… Нет, печенкой чую, надо захватывать лодку и двигать в море. Там спокойнее. Оружие у нас есть, и если неожиданно нападем…

— Опять? — Клапан вырвался из Таниных рук и радостно зашипел. Она быстренько перехватила его, придушила, согнув у основания. — Опять в море?!

— А на фига эту лоханку захватывать? — искренне удивился Миша.

— Ты дуть будешь?

— Да погоди, отец! — В восторге от пришедшей ему в голову мысли спонсор одним ударом загнал пробку в клапан и вскочил на ноги. — Мы ее купим! В аренду возьмем! Да эти папуасы за стольник баксов все свои корабли сами сюда нам принесут и еще спасибо скажут!..

— Елки-палки, а ведь точно! — воскликнул старик. — У тебя же заначка…

— Так, стоп-машина, полный назад! — Это быстрым шагом вернулся Алексей. — Что я слышу? Нет, вы что это, серьезно? Снова собираетесь в море?

— А что тут такого? Если помнишь, с моторкой нам это удалось… — заметила Любка. И поправилась: — Почти.

— Так то моторка! А тут — парусное судно! Вы что-нибудь смыслите в парусном деле, а? Кто-нибудь знает, как, к примеру, взять риф?.. Кстати, о рифах: скоро начнется отлив, и если мы сядем на рифы… А пограничный катер помните? А если даже бандитов в деревне нет, то у каждого рыбака по берданке! И их человек семьдесят!

— А мы покупаем корабль! — чуть ли не в полный голос заржал Миша. И — вряд ли осознанно — повторил историческую фразу товарища Бендера: — Заверните!

— Да чтоб тебя!!!

Последняя фраза относилась не к Михаилу, а к стихии: опять в небе заработали водометы, и мир погрузился во тьму.

Военный совет продолжался в относительно комфортных условиях: ливень в бессильной ярости колотил по днищу превращенной в навес лодки, но работы в пять пар легких хватило на то, чтобы надуть резиновые борта до достаточной упругости, и дождь до людей добраться не мог. Так что при включенном фонарике, воткнутом в грязь так, чтобы свет равномерно распределялся по импровизированной палатке, и накрытом для вящего светозатемнения Мишкиной футболкой с плейбоевским зайцем, было даже уютно — если не обращать внимания на ручейки, которые подтекали под борт и так и норовили заползти кому-нибудь под задницу.

— Двенадцать фазенд, — сдвинув мокрые брови, рассказывал Алексей и для наглядности рисовал карту деревни прутиком по грязи. — Растянуты вдоль побережья. Вот тут — дизель в сарае, — в грязь лег камушек, — рядом еще строение, очень похоже на морозильную установку… Дорога идет так, так и так, широкая, почти не раскисшая, потому как стоки по обочинам… — По окраине справа пролегла извилистая линия. — Здесь, слева, огороженная площадка, в центре то ли памятник, то ли алтарь — местная часовенка, судя по всему. У пирса три лодки, но есть там люди или нет — не видно… Один грузовик, открытый, не военный, под навесом, вот тут. — Леша отломил веточку от прута и положил рядом с «дизелем». — В грузовике — какие-то ящики. Все, больше ничего не видно. Ни антенн, ни телефонных проводов.

— Немцы в деревне есть? — деловито осведомился Борисыч.

Вовик ойкнул и сказал назидательно:

— Дождик, дождик, перестань! — Особенно коварный ручеек из-под лодки затек ему под шорты, распался на несколько и устремился к макету деревни.

— Говорю же: не видел, — ответил Алексей Борисычу. — Может, и есть. Машину спрятать можно где угодно, солдат по домам и лодкам зашхерить и ждать нас, ненаглядных…

— Н-да. Стало быть, будем исходить из худшего: противник уже в деревне и уже начеку.

Ручеек, Вовой не заинтересовавшись, обтек деревню стороной и устремился к выходу из «палатки».

— Надо бы канавки вокруг лодки прокопать, зальет ведь, — посоветовала Люба, но ее никто не слушал.

— Ну? И ваши предложения? — Миша пошевелился, вытягивая затекшую ногу, от чего «резинка» заходила ходуном: в наклонном положении ее поддерживали исключительно головы мужчин. — Если отморозки там, то штукой баксов от них не отделаешься.

— Вот и надо сначала выяснить, есть там бандиты или нет, — согласился Леша.

Все замолчали, глядя на «карту». Умные мысли никому в голову не приходили. Очень отвлекал барабанящий по «резинке» дождь — что-то на этот раз он затянулся. Татьяна поежилась, заметила невпопад:

— Льет-то как… Ребята, мы же под самым озером сидим… Оно из берегов не выйдет? Нас не смоет?

— Не-а, — махнул прутиком Алексей. — Деревенские берег с этой стороны укрепили, целую дамбу смаст-рячили — земли натаскали, каменюг всяких, сваи вколотили. А лишняя вода в сторону отводится, там канал прорыт. Не первый же год тут живут — выдержит, не боись…

— Можно, например, вызвать кого-нибудь из местных на переговоры, — продолжал вслух рассуждать Борисыч. — И узнать, есть ли чужие в деревне. Вот только как вызвать?..

— Я лук могу сделать, — вдруг озарило Мишку. — В детстве, блин, в индейцев оченно любил поиграть. А че? Пишем записку — вон, Танька напишет: так, мол, и так, селянин, если хочешь срубить по-легкому кучу баксов, приходи, как стемнеет, к озеру, базар есть. К стреле привязываем стольник-другой, стреляем в крыльцо ближайшей хибары. Стрелой, короче, стрелку забиваем, гы-гы…

— …и записку находит бандит, — грустно усмехнулся Борисыч. — Уж он-то обязательно придет, не сомневаюсь. Нет, так рисковать мы не можем.

— Ну так мы ж увидим, кто к нам ползет! — не сдавался спонсор морской прогулки.

— А бумага у тебя есть? — поддержала Лешу Люба.

— Так баксы же! Чем не бумага?

— А ручка?.. Нет, мальчики, тут что-то другое надо придумать.

— В обход к лодкам надо подходить, — неуверенно сообщил Борисыч. — Сколько у них там в засаде может быть на лодках? Максимум по двое на судно. Во время дождя подкрадываемся со стороны океана, поднимаемся на борт… темнота нам на руку. Никто и не услышит.

— Убьют нас, и никто не услышит, — обреченно вздохнула Люба.

— И никто не узнает, где могилка моя, — добавил Вова. И зычно, по-собачьи зевнул.

— У тебя другие идеи есть? — огрызнулся старик.

— Есть, — вдруг сказал Алексей, не отрывая взгляда от самолично изготовленной карты деревни и обегающего ее ручейка.

Хуже нет, чем ждать и догонять.

Гениальные слова. Последнее время он только тем и занимается, что ждет и догоняет, снова ждет и снова догоняет. И конца этому нет. Казалось бы — вот она, поймалась рыбка, пальцы уже сжимают холодные шершаво-скользкие бока под жабрами, улов бьется в руках, а потом вдруг — бац! — рыба непостижимым образом выворачивается из мертвой хватки и, сверкнув на солнце серебристой чешуей, падает обратно в воду. Бултых.

— Бултых, — с ненавистью пробормотал он.

Эустакио Розовый Лист на реплику не отреагировал. Высокий, насквозь просоленный морем, высушенный ветрами, с седыми волосами до плеч, заплетенными в миллион косичек с миллионом каких-то бирюлек на кончиках, он сидел неподвижно за выскобленным добела столом, руки на коленях, взгляд в окно, обрамленное пучками сухого дикого перца — против злых духов. А за окном беснуется предвестник сезона дождей. Старик даже, кажется, не моргает. Будто подох уже. На Лопеса он вообще внимания не обращал — и правильно делал. Посмей этот дряхлый индейский пень в парусиновых штанах и серой футболке хоть слово вякнуть, пулей в лоб он бы не ограничился. Лопес убивал бы его долго, мучительно, растягивая удовольствие…

Лопес не любил индейцев, хотя сам был на четверть муиска. Еще Лопес не любил ждать и догонять. А сегодня он прямо-таки ненавидел весь мир: и нескончаемый дождь снаружи, и эту Богом проклятую и забытую деревню; даже своего друга Диего Марсиа ненавидел — за то, что тот отправил его на это безнадежное дело. И себя ненавидел — за то, что согласился…

Он попытался взять себя в руки. Не получилось. Святая Мать, ну за что мне все это? В чем я провинился? Или кто-то навел на меня порчу, наложил маль суэтрэ?..

Если судить по часам, то скоро рассвет. Если судить по разгулу стихии за окном, то ночь воцарилась навечно. Окно в домике старосты деревни, мерзкого и древнего, как океан, индейца Эустакио Розового Листа, было единственным. Единственными были и комната, и кровать, и стол, вот разве что стульев два, и на том спасибо. Староста жил один в обстановке более чем спартанской. Что Лопеса сейчас вполне устраивало: расслабляться и дремать под шум дождя он не собирался. Хотя очень хотелось. Как и побриться…