Жизнь Марии Медичи - Сергей Юрьевич Нечаев

Люксембургском дворце, для которого великий Рубенс только что завершил серию из 22 картин о ее жизни.

Отвлечемся ненадолго от нашего повествования и отметим, что, когда Рубенс представлял Марии Медичи эскизы этих ныне широко известных картин, он очень волновался.

— Вот здесь, — говорил он с заметным фламандским акцентом и дрожью в голосе, — изображена…

— Моя коронация! Это же очевидно. А здесь?

— Регентство и правление королевы.

— Чудесно… Ну а здесь?

— Как можете видеть, мадам, здесь показан апофеоз короля Генриха IV…

Мария Медичи поморщилась и выпятила нижнюю губу:

— Странно, я же уже заказала вам серию картин, посвященных королю… И тогда зачем тут это… Ведь возникает некоторая двусмысленность… Кстати, а когда вы планируете все закончить?

Рубенс весь напрягся.

— Мадам! Ваше Величество! Вы должны понять, что это огромный труд, и в моей мастерской в Антверпене, где у меня почти три десятка помощников и учеников…

— Перебирайтесь в Париж, — перебила его Мария Медичи, — и работайте с таким числом людей, которое вам только может понадобиться! Даю вам полгода!

— Всего полгода? Но смилуйтесь!

— Не умоляйте понапрасну, месье Рубенс! — отрезала Мария Медичи. — Подумайте лучше о том, что ваши прекрасные творения вознесут вас на самую вершину славы…

И Рубенс справился с поставленной задачей. Ему просто ничего другого не оставалось, как справиться. Спорить с женщинами — это все равно, что черпать воду решетом. С такими же женщинами, как Мария Медичи, спорить было вообще бесполезно…

После приема в украшенном Рубенсом Люксембургском дворце Мария Медичи и Анна Австрийская сопровождали Генриетту и приехавшего за ней герцога Бекингема до Амьена, где красавец Бекингем и Анна ухитрились остаться наедине и дать повод заговорить об их увлеченности друг другом.

Последствия этой истории, хорошо известной по произведениям Александра Дюма, оказались не самыми приятными для французской королевы, Бекингему запретили появляться во Франции, и это зародило в душе у Анны глубокую антипатию к кардиналу де Ришелье, который был, как она считала, главным виновником всей этой провокации.

Тем не менее отношения с Англией были установлены, но это явно не предполагало улучшения отношений с Испанией. В результате кардиналу пришлось тонко балансировать между необходимостью уважать происпанские чувства в окружении Марии Медичи и растущей заинтересованностью в союзе с англичанами. Англия и Испания в то время просто ненавидели друг друга, и, несмотря на всю свою хитрость, кардиналу так и не удалось примирить две эти противоречащие одна другой цели. В результате отношения Франции с Англией в 1625 году стали ухудшаться (тем более что стало ясно, что брак Генриетты и Карла никуда не годится).

Положение стало совсем драматическим, когда ухудшились отношения и с Испанией, недовольной франко-английским браком.

Обстановка во Франции также начала обостряться. Число недовольных правлением кардинала де Ришелье росло, капризная и непредсказуемая Мария Медичи по обыкновению поддержала оппозицию, и это вновь стало угрожать единству королевства.

Кардинал де Ришелье чувствовал, что наступил решающий момент его политической карьеры: на него одновременно навалились и груз королевского доверия, и ощущение все увеличивающегося разрыва между его собственным политическим мышлением и взглядами Марии Медичи, уходящими корнями в оголтелый католицизм.

Раньше он озвучивал свои идеи голосом Марии Медичи. Теперь он аналогичным образом строил свои отношения и с королем. Уладить все это было крайне сложно, тем более что Людовик был склонен всегда и во всем отстаивать свою независимость от матери.

Пока суд да дело кардинал де Ришелье стал первым министром Людовика XIII. (На этом посту он бессменно пробудет восемнадцать лет, три месяца и двадцать дней, вплоть до самой своей смерти.)

Оказавшись на новом посту, он еще раз оглядел безрадостную картину: внутренняя разобщенность страны, слабость королевской власти при наличии мощной оппозиции, истощенная казна, непоследовательная, пагубная для интересов Франции внешняя политика. Как исправить положение? На этот счет у него были совершенно определенные намерения, но это уже тема для совершенно другого повествования.

* * *

А что же в это время делала Мария Медичи?

Кардинал де Ришелье «подмял» под себя короля и постепенно, но очень методично расправился со всеми своим противниками. При этом королевское семейство оставалось к нему враждебным.

Герцог Гастон Орлеанский, единственный брат короля, плел бесчисленные заговоры с целью усиления своего влияния. 25 апреля 1626 года он достиг 18-летнего возраста, был весьма приятным внешне юношей, любимцем Марии Медичи, но при этом буйным, безалаберным и беспутным, причем с такими же непомерными амбициями, как и у его матери.

Он также был предполагаемым наследником престола и достаточно взрослым, чтобы жениться. Многим уже казалось вполне вероятным, что он сам скоро станет королем Франции. К тому же Анна Австрийская, которой исполнилось 25 лет, совсем не имела супружеских отношений с Людовиком XIII, и к 1626 году надежды на мужского наследника по прямой линии стали совсем слабыми. Естественно, в таких условиях вопрос женитьбы Гастона приобретал особую политическую важность. Если бы он остался холостяком, трон мог перейти к принцу де Конде из королевского рода Бурбонов или к его наследникам.

Чтобы легче было понять всю сложность ситуации, напомним, что Бурбоны — это младшая ветвь дома Капетингов, династии французских королей, названной по имени ее основателя Гуго Капета, правившей во Франции с 987 по 1328 год. После смерти короля Карла IV эта линия прервалась, и корона перешла к Филиппу VI из рода Валуа, которого сам Карл IV, умирая, назначил регентом королевства. После этого представители дома Валуа правили во Франции вплоть до 1589 года.

Бурбоны же происходили от младшего сына короля Людовика IX Святого, правившего в XIII веке. Последним Валуа на