Все девушки любят опаздывать - Ирина Ульянина

— Юленция, ты сбрендила? — заспанным голосом отозвался папарацци. — Что за розыгрыши? Почему мои кроссовки в грязном бачке? Ты бы их еще в унитаз сунула!

— Саш, это не розыгрыш, я серьезно прошу: шуруй быстрей, ты меня компрометируешь!

— Пф-ф, такова моя профессия, — самодовольно хмыкнул олух царя небесного. — Куда ты вообще делась?

— Не важно, Санчо, тебя это не касается, — нажала я на него. — Сматывайся!

— Не хочу я сматываться, — огрызнулся Анисимов, — мне и тут нормально. Давай возвращайся сама и привези чего — нибудь пожрать, У тебя даже картошки в доме нет! Чем ты питаешься?

— Святым духом! — съязвила я.

Внезапно мою руку, державшую трубку, сжала чужая волосатая ладонь.

— С кем это ты беседуешь, Малиновская? Случайно, не с Золотаревым? — Надо мной навис Маркел.

— Нет, я маме звоню! — крикнула я, пытаясь избавиться от Маркела, потом нажала на рычаг и нечаянно толкнула фужер. Фужер свалился мне на колени и поэтому уцелел. Недопитое вино разлилось по платью. Право, галерея Krasnoff какая — то заколдованная, никогда мне не удается выбраться из нее сухой!..

— Лживая сука, — обругал меня медведь и вырвал из моей руки звенящую коротким зуммером трубку.

— Сам такой, — не полезла я в карман за словом. — Крымовский кобель!

— Где он прячется? — Маркел приблизился вплотную и заставил меня прижать голую спину к запыленным, щербатым рамам.

— Откуда я знаю?!

— Не ври, б…!

— Я поражаюсь: Юлька такая каракатица, а склеила богатого мужика! — вдруг заявила Галина, присутствие которой рядом с телефоном я только что обнаружила.

— Ой, мой богатый мужик меня совсем заждался! — Я вскочила, отпихнула Маркела и пулей понеслась в зал.

Ткач и впрямь заждался — он стоял, привалившись к стене, задумчивый и печальный. Я пожаловалась:

— Андрюша, вино пролилось на платье, но я не виновата.

— Как же тебя угораздило, фрекен? — без тени осуждения, тепло спросил он.

— Нечаянно…

— Тем более надо ехать, — обнял меня славный человек и огляделся в поисках псевдораспорядителя.

Теперь медведь мне был не страшен: я находилась под покровительством Андрея, под его мощной энергетической защитой. Но, подавая мне шубу, Маркел все же улучил момент, чтобы злобно мне шепнуть:

— Я выяснил, ты звонила к себе домой. Признавайся, где Золотарев, хуже будет!

— Нет, — мелко затрясла я головой.

— Что? — переспросил Ткач.

— Я говорю, выставка не произвела на меня особого впечатления.

— Да, ничего особенного, — согласился он. — Не понимаю, зачем ты сюда рвалась, Юленька!

— Просто люблю искусство, — слегка покривила я душой.

В машине мы опять поцеловались. Это было так восхитительно, что я забыла про мокрое платье, наезды медведя, Гринины козни и завистливую Галку. И про Александра Анисимова вспомнила лишь в тот момент, когда Андрей уточнил:

— Едем к тебе?

— А может быть, лучше к тебе?.. Ведь у меня мы уже были. Теперь мне не терпится увидеть обстановку, в которой ты живешь…

— Понимаешь, Юлия, я живу не один, — смутился Ткач, и мое сердце забилось от подозрения: он женат!.. К счастью, я погорячилась, пытаясь, как всегда, забежать вперед паровоза. Андрей объяснил: — Я живу с мамой, перевез ее к себе из Черновицкой области. Конечно, я вас познакомлю, но сейчас не самое подходящее время. Несколько поздновато, боюсь, мама отдыхает…

— У — у — у… — Я совсем приуныла, растерялась, и от этого закричала как ненормальная: — Нет, я очень, очень хочу познакомиться с твоей мамой именно сейчас! Безотлагательно! Сию секунду!

Мне было некуда деваться, ему — тоже. Нельзя сказать, что у Андрея совсем испортилось настроение, но лирико — эротический настрой испарился. Более он ко мне не прикасался — не обнимал и уж тем более не целовал.

Ничего более нелепого и натянутого, чем чаепитие с мамой Ткача, в моей жизни не происходило. Я не знала, о чем говорить, отвечала невпопад на элементарные вопросы, постоянно что — нибудь роняла: ложку, печенье, крышку от заварочного чайника. В довершение всего я опрокинула на свое непросохшее платье розетку с вишневым вареньем.

— Позвольте, милочка, я застираю подол, а вы в моем халатике посидите, — предложила благонравная старушка.

— Нет — нет, оставьте, это невозможно! — гневно замахала я на нее руками, будто мать Ткача попросила меня о чем — то неприличном, например голой сплясать на столе. Потом у меня началась истерика, и я заверещала голосом бездарной артистки, дублирующей мексиканский сериал. — Я больше не хочу чая! Я тороплюсь домой! Андрей, отвези меня!

Наверное, степенная и интеллигентная мать Ткача решила, что я — припадочная, а потому не пара ее прекрасному сыну. О чем думал Ткач, осталось тайной: вез он меня молча — за всю дорогу не проронил ни звука. Только остановив автомобиль у моего подъезда, оскорбленно заключил:

— Я чувствую, Юлия, тебе не понравилась моя мама…

— Что ты?! Из чего ты сделал подобное заключение?! — бросилась я спасать ситуацию. — Очень понравилась, очень! Гораздо больше, чем выставка! — опять сморозила я глупость.

— Спокойной ночи, — холодно бросил мой несбывшийся роман и уехал. Даже до двери не проводил.

Как это опрометчиво: не поддаваться соблазну! Ведь он может и не повториться, меланхолично думала я, глядя вслед удаляющимся огням. Потом в груди закипел гнев — во всех моих бедах был виноват Сашка! И, поднимаясь по лестнице в квартиру, я разъярилась настолько, что готова была сбросить с нее папарацци!.. Первый раз в жизни мне повезло — я встретила умного, порядочного, благородного мужчину, своего спасителя! И вот… из — за этого ходячего недоразумения!.. Из — за этого фотоаппарата без объектива!.. Я залилась слезами, из — за которых даже не видела ступенек, а поэтому на каждой из них спотыкалась и почти что падала.

— Здравствуй, Юлечка, — выглянула из — за двери баба Глаша. — Что — то шибко поздно гуляешь! К тебе тут какой — то мужик приходил, — сообщила она.

— Да и пес с ним, — нелюбезно буркнула я, доставая ключ из кармана шубы.

Но дверь открывать не потребовалось: она сама с тихим скрипом распахнулась, как только я притронулась ключом к замочной скважине. За дверью звенели тишина и мрак. Из квартиры едва ощутимо тянуло неприятным, сладковатым запахом. Почему — то щипало глаза, а может быть, они просто воспалились от слез.

— Саша-а! — позвала я и сняла очки, вытирая ребром ладони веки и щеки.

Никто не ответил, и от этой молчаливой пустоты повеяло жутью. Я нашарила выключатель и торопливо нажала… Саша лежал поперек коридора в огромном багровом озере. Он по — прежнему был в одних трусах, но теперь они пропитались кровью. Будто купальщик с того света…