Пари с герцогом - Валери Боумен

с дорогой младшей сестренкой подробностями. Ну уж нет. Время, проведенное с Рисом, и то, что между ними произошло, останется с ней – так она решила, пока ехала к конюшням.

Сегодня он ясно дал ей понять, что никакого будущего у них нет, и разрыв с Мердоком ничего не изменит: во всяком случае, на пресловутый буфет он с ней точно не полезет. Так хочет ли она провести с ним всю оставшуюся жизнь?

Она еле сдержалась, чтобы не выпалить, что любит его: она теперь не сомневалась в этом, знала в глубине души, но наотрез отказывалась опять выложить свое сердце под нож мясника. Что, если бы она призналась, а он отверг бы ее? Как с этим жить? Еще одна ошибка может стать фатальной для нее.

Кроме того, если он не смог ничего сказать за те минуты, когда они смотрели в глаза друг другу в поисках правды, то и она не сможет. Если бы он ее вправду любил, то почему не признался, как лорд Кендалл с Фрэнсис Уортон? А Рис промолчал.

И в то же время он позаботился о ее репутации, невзирая на то, что угроза ей была столь незначительна. Господи, да понятно же, что общество будет говорить о скандале с лордом Кендаллом и мисс Уортон куда дольше, чем если бы она разорвала помолвку с Мердоком и вышла замуж за того, кто когда-то ухаживал за ней.

К сожалению, Джулиана знала, что ее помолвка с Мердоком всего лишь повод, которым воспользовался Рис, чтобы опять не говорить ей правду. А правда заключается в том, что он ее просто не любит.

Она совершила ошибку, опять позволив себе сблизиться с ним, пытаясь убедить себя, что это просто для того, чтобы отомстить, он проиграл свое пари. Но теперь Джулиана поняла, что играла с огнем и обожглась. Да и плевать ей на пари. Какая разница, выиграет он или проиграет. Она хочет только одного – убраться отсюда, убраться подальше от него, уберечь свое сердце.

– Тебе нужно отдохнуть, – прервал ее мысли голос матери. – Поспи немного. И не беспокойся из-за сегодняшнего обеда: мы попросим, чтобы еду тебе принесли сюда. Лорд Мердок спрашивал о тебе. Я сообщу ему, что с тобой все хорошо.

Джулиана слабо кивнула, но упоминание лорда Мердока напомнило о том, что следует сказать, и она окликнула леди Монтлейк.

– Мама, я хочу вернуться в Лондон завтра же. Надеюсь, вы с Мэри не возражаете.

До конца загородного приема оставалось еще пять дней, но Джулиана больше не могла тут находиться.

Мэри сочувственно посмотрела на нее и кивнула.

– Вероятно, это к лучшему, дорогая, – на удивление быстро согласилась и мать. – Тебе нужно как следует отдохнуть, а дом – лучшее для этого место. Отец будет тебе рад.

Мать уже собиралась выйти за дверь, как Джулиана опять ее окликнула.

– Да, дорогая?

– Лорд Мердок сказал, что хочет перенести дату свадьбы на более ранний срок, о чем и написал папе. Так вот: скажи ему, что меня это устраивает.

Взгляд Мэри метнулся к ее лицу, глаза, полные замешательства и тревоги, широко распахнулись, но Джулиана ободряюще ей кивнула.

– Я не представляю, как мы сможем подготовиться за столь короткий срок, – вздохнула леди Монтлейк, – но я поговорю с твоим отцом.

– Спасибо, мама. Кроме того, всегда можно устроить свадьбу поскромнее.

Мать вышла, а сестры остались сидеть, взявшись за руки. Какая разница, когда состоится свадьба: в следующем году или в следующем месяце? Джулиана решила продать себя по самой высокой цене, и любовь не имела к этому никакого отношения. Вполне можно покончить с этим раз и навсегда.

Глава 28

Следующим утром Рис помогал другим грумам готовить для Джулианы карету, но не смог заставить себя посмотреть, как она уезжает. Во всяком случае, не на виду у всех, как остальные. Он зашел в один из освободившихся денников и стал молча наблюдать в окошко, как лакеи загружают ее сундуки и помогают ей сесть в экипаж. Она возвращалась в Лондон в сопровождении собственного кучера, лакеев и камеристки, а ее мать и Мэри, видимо, оставались тут до конца загородного приема.

Рис видел, как карета тронулась с места и по гравийной дорожке свернула на дорогу, что вела из имения. Отпуская ее вчера, он испытывал настоящую физическую боль, но, возможно, в первый раз в жизни поступил правильно: благородно, самоотверженно. Да, он думал и тогда, что поступает правильно, когда писал ей то чертово письмо. Но это, безусловно, совсем другое. Еще одного шанса у него не будет. Она навсегда уходит из его жизни.

Рис с трудом сглотнул. Джулиана не принадлежит ему, и никогда не будет, и это целиком его вина. Именно он ее оттолкнул, заподозрив в корысти, так что ему и страдать от последствий, от жизни без нее.

Она спросила, любит ли он ее. Но что он мог сказать, если вряд ли толком понимает, что такое любовь. Но если вот эта ноющая пустота у него в животе, это чувство, что из него высосали всю радость и счастье, означают любовь, то да, он ее любит. Только он струсил: не смог сказать ей это, – потому что не имеет права. После всего, что она пережила по его вине, он не смеет разрушить ее помолвку, признавшись в любви. Ее отец и так его терпеть не может. Она сама сказала, что герцог Монтлейк не позволит ей разорвать помолвку, а если даже и попытается, то вряд ли он согласится на их брак.

Нет, пусть лучше так, хотя слова признания в любви так и вертелись на кончике его языка. Он бы с радостью их произнес, правда, но как? Как он мог сказать, что любит ее, если знает, что ей все равно придется выйти за Мердока? Ничего более эгоистичного и быть не могло.

Рис смотрел, пока карета не исчезла вдали, затем прижался головой к оконной раме и выругался так, что балка наверху затряслась.

– Так это ты ее нашел?

Рис обернулся на звук размеренного голоса Клейтона.

– Что?

– Именно ты вернул леди Джулиану домой после грозы, – уточнил Эван.

Рис опустил голову и почесал затылок.

– Откуда ты знаешь?

Виконт пожал плечами.

– Просто исключил все лишнее. Если остальные вернулись ни с чем, а тебя я найти не смог…

– Я взял Миднайта, – признался Рис.

– Я так и предположил. Кстати, а где ты ее отыскал?

Рис прижал кулак ко лбу. Голова отчаянно болела все утро.

– В