Молния - Патриция Поттер

Лорен взглянула на небо, где среди множества звезд сейчас еще оставался тоненький серп полумесяца. Рваные клочья похожих на кружево облаков лениво двигались по небу.

Она прислушивалась к шуму машин, гудевших у нее под ногами, к плеску волн, рассекаемых носом корабля, и следила за другими группами огней, двигавшихся в море вместе с ними. Она насчитала шестнадцать таких групп, а еще больше таких же маленьких созвездий все еще оставались в гавани. Многие из них тоже скоро выйдут в море.

Она знала, что никогда не забудет этого зрелища, не забудет эти силуэты, двигающиеся в скорбном молчании, словно армия призраков.

Она знала, что скоро корабли разойдутся подальше друг от друга, потому что их капитаны выберут свои курсы. В случае, если патрульному судну янки повезет, оно встретит только один корабль. Это та же игра, что у зайцев с гончими, где зайцам нет смысла сбиваться в стаи.

Она вздрогнула при мысли о предстоявшей опасной игре, и волнение стало сильнее, чем прежде. Сейчас она была знакома со многими из капитанов этих судов, знала их, и они ей нравились. Они больше не были для нее воплощением врага, а просто людьми, которые смеялись, поддразнивали и любили.

Как смогла она так разделить свое сердце?

Лорен посмотрела вперед, где возле штурвала стоял Адриан с молодым человеком, которого он представил ей как лоцмана Джонни. Лоцман был молоденьким парнишкой, совсем мальчиком со взъерошенными волосами и широкой улыбкой. Он был единственным южанином в команде, и Лорен хорошо понимала, что в отличие от остальных в случае захвата судна его посадят в тюрьму.

Но и он тоже богател, рискуя. Джереми говорил, что лоцманы получают от трех до пяти тысяч долларов за рейс, целое состояние. Но все же„.

Лорен взглянула на море. Здесь цвет его был нежным, и оно было прозрачным, как стекло. Она услышала неподалеку бульканье воды и поняла, что это рыба. На мгновение ей захотелось стать рыбой, у которой нет никаких чувств и которая, будучи лишена совести, не отвечает за свои поступки.

Хотя Адриан двигался очень тихо, она тотчас же ощутила его присутствие. Ощутила не потому, что услышала какой-то звук, а просто уловив напряженность в атмосфере.

— Мирно, не правда ли? — спросил он.

— Надолго ли?

— Если повезет, то на два с половиной дня.

— А потом?

— Потом мы будем ждать тумана, чтобы войти в Чарльстон, и надеяться, что мы не наткнемся на корабль северян.

Он легонько положил руку ей на плечо, и она почувствовала, что по ее телу прошла горячая волна, и оно, подчиняясь желанию, с которым она безуспешно боролась, отклоняется назад и касается твердого тела Адриана. Но ночь была волшебной, морской воздух — острым на вкус и возбуждающим, прикосновения Адриана — неотразимыми. Она старалась избегать его с того момента, как он привел ее сюда из дома Джереми, старалась быть очень сдержанной, когда они поднялись на борт и он показал ей маленькую каюту.

Она тотчас же отметила спартанскую обстановку, карты, книги.

— Это ваше?

Он кивнул.

— Я перейду к Вейду, моему первому помощнику.

— Я… Я не могу занять вашу каюту.

Он одарил ее дьявольской ухмылкой.

— Мы… можем ее разделить, — предложил он.

Лорен чувствовала, что заливается румянцем, особенно оттого, что испытывала странное томление в глубине своего тела. Она отвернулась.

Тон Адриана тотчас же изменялся.

— Извините, Лорен, но обычно мы не берем пассажиров.

Это все, чем мы располагаем. Я могу отвести вас обратно к Джереми.

Лорен закусила губу. Каюта оказалась меньше и скромнее, чем она предполагала. В ней не было окон, не было никакого комфорта, только узкая постель в стене и маленький, привинченный к полу письменный стол. В одну из стен был встроен книжный шкаф, и он был полон. Там же был маленький матросский сундучок и несколько крючков для одежды да два крючка для масляных ламп. Это было все.

Но все это хранило запах его тела, пахло мылом, кожей и мускусом. И даже это суровое жилище, похожее на келью, обладало неотразимой привлекательностью, потому что оно принадлежало ему.

— Здесь прекрасно, — сказала она тихим голосом, стараясь не обращать внимания на овладевавшее ею томление.

Как он мог все еще так действовать на нее теперь, когда она знала, что ничего не значит для него, что она для него лишь объект пари, заключенного в винной лавке?

Появился Сократ и подбежал к маленькому ящичку с кучкой тряпья внутри.

— Я полагаю, вы не против разделить каюту с Сократом? — спросил Адриан с той легкой насмешливой улыбкой, которая выражала его иронию по отношению к себе и которая всегда вызывала у нее ощущение, похожее на удар в живот.

— С точки соблюдения приличий это уже лучше, — ответила она.

— Какие уж тут приличия, когда вы здесь одна — на таком судне, — сухо ответил он. — Я все еще хотел бы, чтобы вы передумали.

Лорен отрицательно покачала головой. Она хотела бы передумать. О, как бы она хотела передумать! Она подумала о маленьком полотняном мешочке с песком, что лежал у нее в чемодане.

— Мне нужно идти наверх, — сказал Адриан, — а вы устраивайтесь.

— Когда мы отправляемся?

— Через несколько часов. Вы можете подняться наверх и посмотреть. Сегодня вечером многие корабли уходят в рейс… это интересное зрелище.

— Как насчет патрульных судов северян?

— В районе Багамских островов они ничего не могут с нами сделать. Кроме того, это довольно большое пространство. Они могут попытаться следовать за нами, но в темную ночь, да еще с погашенными огнями, от них нетрудно удрать.

Проведя лишь несколько минут в каюте, она почувствовала себя неуютно, просто не смогла дольше выдержать в такой тесноте. Но Лорен колебалась, не решаясь подняться на палубу. Там будет Адриан, и она не знала, сможет ли она выдержать пребывание рядом с ним, потому что ее тело начинало вести себя самым предательским образом, как только поблизости оказывался Адриан Кэбот.

Но так же трудно было оставаться наедине со своими мыслями, или же видеть окружавшие ее вещи Адриана, или ощущать этот запах, вызывавший у нее томление.

Через три или четыре дня, если все пойдет хорошо, эта каюта больше не будет принадлежать ему.

Если все пойдет хорошо.

— Лорен, — тихо прозвучал голос Адриана возле ее уха.

Она вернулась к реальности, к этой чарующей ночи и к опасности. К опасности, которая грозила ему. К опасности быть рядом с ним. Всемилостивый Боже, как же она сможет все это пережить?

Она побуждала себя ненавидеть его. Ненавидеть его за то, чем он был, за то, что он делал, за пари, которое он заключил.

Но это было то же самое, что ненавидеть тепло, ненавидеть яркое солнце, ненавидеть яркий день, когда тело пьянеет от тепла.