Путешественник по Изнанке (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

Постепенно «волнения» под кожей Раннагара утихли. Однако на лице собралосб нечто вроде складок, которые «застыли», обезображивая рубежника. Скугга оставила свою печать неприятия, чтобы каждый, кто встречает ее сына, видел его сущность.

А когда мы добрались до верха, Раннагар и вовсе пришел в себя. Он провел ладонью рукой по новым «шрамам», а после закрыл лицо руками и заплакал. Видимо, кляня себя и свое нетерпения. Потому что теперь путь к развитию хиста ему был закрыт.

Стражники и Анфалар стояли молча, явно занятые своими мыслями. Они походили на людей, которые скорбели на поминках. Я уже хотел было вмешаться, чтобы напомнить, по какой причине мы молодые, красивые и пока живые здесь собрались. Однако Анфалар первый подал голос. Вот хорошо иметь дело с опытным рубежником.

— Раннагар, это еще не конец. Даже теперь ты можешь послужить во славу твердыни Фекой.

Я вообще считал, что пафосные слова хороши лишь для фильмов «Форсаж». «Нет ничего важнее семьи» или «жизнь такова какова есть и никакова иначе». Короче, весело это увидеть где-то в кинотеатре, но в реальности подобному места нет.

Однако Раннагар кивнул, прекратил плакать и поднялся на ноги. Причем, его мокрое от слез лицо теперь выражало невиданную степень готовности и самоотверженности. Нет, надо последние части «Форсажа» пересмотреть. Может, я там что-то упустил и в фильме есть какой-то скрытый смысл?

Анфалар меж тем отдал мне свое копье, сказав, что ему лучше не сражаться с помощью оружия. Так эффект от хиста будет выше.

— В чем твой хист? — я отошел от правила не спрашивать про промысел.

А что, в этом мире все наоборот. Вот и Анфалар, который не думал отмалчиваться, подтвердил мою догадку. В информации о промысле рубежник не видел ничего сакрального.

— Мой хист в родных землях называли «испорченная рассудительность», — ответил товарищ. — Чем неожиданнее я сражаюсь, тем становлюсь сильнее. И каждое новое действие, которое связано с внезапностью и обескураживает врага, делает мой хист могущественнее. В таком состоянии меня крайне сложно ранить, а сам я становлюсь универсальным орудием для смерти.

Анфалар замолчал, потупив взор. Будто стеснялся своей силы.

— Я слишком рано по местным меркам получил пятый рубец. Перешагнул порог ведунства, когда был еще глупым юнцом. И искренне хотел быть самым сильным воином в Скугге. Потому пожелал не обременять себя голосом разума в бою.

— Ну, это довольно логично, — заметил я.

— Я не предусмотрел последствия своего решения. Во время схватки я перестаю быть собой. Не думаю о жизни близких и родных, лишаюсь контроля. Есть только враги и ничего кроме. Потому мне пришлось уйти сюда, где нуждались даже в таких воинах, как я.

Мне показалось, что Анфалар рассказал далеко не все. В Ликоне, откуда он был родом, явно произошло нечто плохое. Не убегают из родного города просто из-за боязни, как по мне. Либо ведун слишком сознательный. Ну да бог с ним, не хочет говорить или пока не готов, пусть так и будет. Я был занят тем, что наблюдал уже без всяких очков приближающихся тварей.

— Свяжите меня, скорее, — потребовал рубежник.

— Анфалар, сейчас не время для твоих извращений, — ответил я, не сводя взгляда с монстров.

А стражники меж тем уже спешно доставали крепкие веревки, опутывая ими рубежника.

— Матвей, вяжи узел ты. Они слабее! — потребовал ведун.

— И когда тебя развязать? — спросил я.

— Главное, не дай мне освободиться, прежде, чем твари подойдут.

Я кивнул и затянул узел так, что у Анфалара побелели пальцы. Однако тот даже не пикнул, только тряхнул головой.

— Зря ты не взял копье, им удобнее не подпускать тварь близко.

Ну да, мне предлагали на выбор несколько видов оружия. Но разве хорошая машина сделает гонщиком того, кто плохо водит? Вот и я считал, что копье мне незачем. Самое лучшее, что я смогу с ним делать — пораниться или потерять.

— Я не умею с ним обращаться, — сказал я.

— Разве в вашем мире не используют оружие? — удивился Анфалар.

— Используют. Правда, в основном огнестрельное.

— Все равно, возьми мое копье. Мне оно теперь без надобности.

Я кивнул, тем временем рассматривая приближающихся тварей. Мда, что мне твое копье? Тут и пистолета было бы мало. Вот огнемет или гранатомет — куда ни шло. Вперед вырвался монстр, тело которого было покрыто словно бронированными пластинами, меняющими цвет. Голова крохотная, едва различимая и куча коротких ножек, которыми он очень быстро перебирал. Выглядел малыш вполне безобидно, именно это меня и напрягло. Четыре рубца — не игрушки.

За ним на почтительном расстоянии двигался огромный пятнистый монстр с лощеным хитиновым телом, множеством длинных усов, крепкими боковыми рогами и развернутыми в стороны конечностями. А поодаль неуклюже летело изломанное существо с неприятно оранжевым горлом и крохотными крыльями. Эдакий бронированный вертолет.

— Как там говорят, нам везет, да Анфалар?

Жаль, что конструктивного разговора с рубежником не получилось. Ведун уже бешено рычал и злобно вращал глазами. Видно входил в свое состояние безумия. Простите, испорченной рассудительностьи.

Хуже всего, что веревки, которые годились для швартовки судов, трещали на руках рубежника. Пришлось положить копье, от которого сейчас все равно не было никакого толку и держать его за запястья.

— Погоди еще, дай им подойти ближе.

Хотя если честно, я не понимал, что должно измениться? Что мы станем вдруг сильнее? Вряд ли. Но это лучше, чем возможность перебить нас порознь.

Я тщетно надеялся, что твари были тупые. В смысле, бросились бы на нас без всяких раздумий и мы уже поодиночке порубили бы их в фарш. Ну, или во что там рубят жуков?

Но нет. Сколопендра впереди неторопливо приближалась, плавно огибая острые камни. Жук-олень, которого я для удобства стал называть Бэмби, имел более высокий «клиренс». И при желании мог довольно быстро добраться до нас. Но он продолжал «тошнить» за товарищем. А Вертолет вообще порой зависал на одном месте.

— Будьте наготове, вперед не суйтесь, — предупредил я стражников. Хотя они явно не собирались.

Сам же продолжал держать Анфалара, который принялся извиваться подобно ужу. Потерпи, дружок, умереть всегда успеется.

Двести шагов в чернеющем дне Скугге… Сто… Семьдесят…

Выяснилось, что прежде твари двигались в энергосберегающем режиме. И вдруг они рванули вперед со всей прытью, на которую только оказались способны!

От внезапности я отпустил Анфалара, а тот могучим рывком порвал путы и вскочил. А затем побежал по острым камням, даже невзирая на то, что может сломать ноги. И сходу врубился головой, совсем как баран, в туловище Сколопендры.

Это походило не на атаку. Скорее на добровольное самоубийство. Потому что Анфалар тут же отлетел в сторону, упав спиной на камни. У меня у самого от всего этого действа шея заболела. Что там происходило с ведуном, даже подумать страшно.

Первым желанием было броситься к нему. Хотя что я могу сделать? Убедиться в членовредительстве? Может, обойдется еще. Хист Анфалара по-прежнему бил ключом, будто ничего и не случилось. Да и Сколопендру развернуло на месте, как если бы в грузовик на полном ходу влетела «Нива».

Не побежал я, рискуя переломать ноги, еще и по другой причине. Над нами, бешено шевеля крыльями, пролетел Вертолет. Я даже понять не успел, что же мне в нем не нравится. То ли эти огромные крылья, то ли свернутое словно в шар тело, то ли вытянутая открытая морда и наливающаяся цветом яркая грудь. Просто внутри возникло дурное гадливое предчувствие беды. Потому я резко выплеснул хист, прикрывая и себя, и стражников.

И весьма вовремя. Сверху полыхнуло каким-то необычным огнем так, что даже через невидимую защиту меня обдало волной жара. А Вертолет меж тем пролетел мимо и стал разворачиваться, заходя на второй круг.

Их хороших новостей — Анфалар оказался не только жив, но и вполне здоров. Он довольно быстро оправился от своего бездумного бодания и теперь бросался огромными валунами в содрогавшегося от каждого удара Бэмби. Изредка доставалось и Сколопендре.