Схватка с чудовищами - Юрий Карчевский

Зиновий от неожиданности застыл на месте. Ему и в голову не приходило, что возницей Буслаева окажется Гришка, этот юркий паренек с печальным лицом и задумчивыми глазами, во всем старавшийся походить на отца. Увидев Веру, он выместил зло на ней.

— Мало того что баба, так еще и глупая, — сказал он. — Сама лезешь к мужику, когда он вовсе не тебя любит, а другую.

Вера развернулась и плюнула ему в лицо.

Пройдя околицей, Зиновий приостановился. Осмотревшись и убедившись, что поблизости никого нет, постучал в окно небольшого домика. За окном показалась и тут же исчезла голова Варьки-Шалашовки, как всегда со взъерошенными волосами, окрашенными под блондинку.

Переступив порог и оказавшись в комнате, Зиновий сел на табуретку, утер шапкой раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо.

— С чем пожаловал? — строго спросила женщина.

— Начальство выехало в Кривичи.

— У тебя и Буслаев начальство, и Лиханов. Кто же из них?

— Оба уехали. И с ними Гришка Красавин. Пацан, а поди ж ты, расположением у лейтенанта пользуется.

— За каким же дьяволом они туда направились? — Чувствовалось, что это заинтересовало Варьку.

— Не доложились, мадам, — Зиновий развел руками.

— Не смешно! Откуда знаешь, что именно в Кривичи они поехали, а не в другое место? Я должна точно знать!

— Буслаев приказал мне о его выезде позвонить в Кривичи. Брехать ему не было смысла.

— И ты, конечно, постарался выслужиться?

— Решил сначала с тобой посоветоваться.

Варька быстро оделась и направилась к выходу.

— Не вздумай звонить. Я мигом к Краковскому смотаюсь. Не уйти им живыми!

Сани мчались большаком, проложенным через лес и поле еще до войны. Мелькали телеграфные столбы с оборванными проводами. Григорий покрикивал, подбадривая лошадь, чтобы шла резвее. Буслаев думал о доме, о Лиде, гадал, кто у него родится — сын или дочь. Встречал и провожал взглядом каждое дерево, каждое пепелище по обе стороны дороги. Попадались и землянки. Сколько же лиха хватили люди? — подумал он. Ничто не предвещало опасности. Однако он знал, что проезжают они места, где не раз подвергались обстрелам автомашины районных партийных и советских работников. Но они едут на обычных крестьянских розвальнях. И вместе с тем что-то заставляло его держаться настороже.

— Впереди должен быть поворот. За ним — опушка. А там недалеко и до поселка Кривичи, — сказал он.

— Бывал здесь? — спросил Лиханов.

— По карте изучил местность.

— А вон там — деревня, откуда происходит Вера, — указал Григорий кнутовищем. — Там и сейчас у нее мать живет. Во время гитлеровской оккупации они вдвоем десятерых раненых советских солдат и офицеров укрыли и выходили.

Буслаев повернулся к Лиханову.

— Это что же, в обозримом будущем — твоя теща?

— Не загадываю, лейтенант. Закончим войну, видно будет, — ответил Лиханов и уставился в одну точку.

— А ведь когда-то придется решать семейный вопрос.

— Не знаю… Вера предана мне как собака. В себе вот не разберусь. Иногда кажется — люблю. Иногда — нет. Может быть, мир наших чувств так устроен? Говорят же: от любви до ненависти и от ненависти до любви — один шаг.

— Кто-то из древних заметил более определенно: «Тайна сия великая есть!» — рассмеялся Буслаев.

Лиханов еще больше задумался.

— Товарищ лейтенант, а вдруг мы встретим Краковского. Не сейчас. Вообще, — спросил Григорий, видимо, вспомнив трагедию с отцом.

— Тогда это было бы уже не вдруг, — ответил Буслаев.

— Я крикнул бы ему: «Бросай оружие, гад! Давай стыкнемся!»

— Прибьет он тебя, — глухо сказал Лиханов.

— А он не вывернется!

Выстрел… Другой выстрел… Автоматная очередь…

Григорий вскрикнул и схватился за винтовку, но выпустил ее из рук. Лиханов что-то прокричал Буслаеву, столкнул Григория с саней, прихватил полевую сумку, скатился за ним в кювет. Заметив приближающихся бандитов, Буслаев швырнул в них гранату и тоже вывалился на большак.

Лошадь одна опрометью неслась в Кривичи, волоча за собой вмиг осиротевшие сани.

В кювете Буслаев наложил Грише повязку.

— Обойдется… — старался он поднять дух побледневшему пареньку.

— А я и не переживаю, товарищ лейтенант. Подумаешь, царапнуло! Не разрывной же пулей, — бодрился юноша.

— Ты смел, но надо еще и уметь бояться. Тогда никакая пуля не возьмет.

Утопая в снегу, все трое ползли по дну кювета. В моменты затишья делали короткие перебежки. И тогда бандиты снова открывали стрельбу, вынуждая их вести бесприцельный огонь на ходу. Но вот озверелые бородачи двинулись им наперехват. Когда приблизились шагов на двадцать, Буслаев, чуть привстав, с силой бросил в них фанату. Кого-то осколки ее сразили. Бандиты замешкались, но, оправившись от испуга, снова подступили к большаку.

Буслаев видел осатанелые лица тех, кто бил по ним короткими очередями из немецких автоматов. Казалось бы, страх должен был подавлять и рассудок, и чувство самосохранения, но в нем, напротив, закипала ярость. Это придавало силы и смелость. Он рисковал, но риск был оправдан.

Григорий узнал убийцу своего отца.

— Это же Краковский! Ух, гад… Бросай оружие! — крикнул он неустоявшимся фальцетом.

Юноша готов был выскочить из кювета, чтобы схватиться с ним. Лиханов удержал его. Подпустив на короткое расстояние, выстрелил в Краковского. Видно было, как атаман выронил короткоствольный автомат, схватился за плечо.

Гриша укоризненно посмотрел Лиханову в лицо.

В другой раз рассчитаешься с ним, — с чувством вины перед мальчишкой сказал Иван. — Но и эта рана, быть может, окажется для него смертельной.

«Откуда в этих местах, именно на той дороге, по которой еду я, взялся Краковский? — спрашивал себя Буслаев. В нем зрело убеждение, что не обошлось без предательства. — Но кто этот Иуда, продавшийся за тридцать сребреников?.. А Краковский… Похоже, от угрозы в мой адрес он решил перейти к ее осуществлению».

— Иван, забирай Гришу и ползи с ним в поселок! — приказал он.

— А как же ты, лейтенант?

Почувствовав, видимо, ослабление огня, бандиты осмелели, где перебежками, а где по-пластунски они перебирались через большак. Раздалась чья-то команда: «Заходи с тыла! Окружай эту сволочь!»

Буслаев заметил, как все ближе и ближе, теперь уже со всех сторон к нему подступали бородачи. Они кричали, не зная, что он здесь один: «Сдавайтесь! Вы окружены, бросайте оружие и выходите на дорогу с поднятыми руками!»

Антону померещился истекавший кровью гусак на столбе.

Как бы не так! Подпустив бандитов на более близкое расстояние, экономя патроны, он стрелял одиночными, выборочно, прицельно. Каждое падение скошенного пулей вызывало панику среди остальных. Граната же у него оставалась одна, и он берег ее на случай, если придется совсем плохо. Тогда он простится с жизнью сам, но немало уложит и их, врагов Отечества.