Гамильтон - Лорел Гамильтон

Ричард поднес к моему носу свое запястье, но было уже слишком поздно для таких простых мер.

Львица ударилась в мое тело изнутри, словно в стену. Ощущение было, словно в меня врезался легковой автомобиль. Удар подбросил меня с пола, вырвал из рук удивленных мужчин. Я свалилась обратно на пол, и они попытались меня удержать, но было слишком поздно. Львица вытянулась внутри меня, стараясь полностью разместить свое большое тело. Места не хватало. Я была слишком маленькой. Львица оказалась в ловушке, в маленькой, темной клетке. Ее реакция была типичной для зверя: она попыталась вырваться из ловушки. Старалась когтями и зубами прогрызть себе путь к свободе. Проблема в том, что мое тело и было той клеткой, которую она старалась сломать.

Я закричала, когда мои мышцы попыталась оторваться от костей. Пытаешься забыть, как это больно, а затем это снова происходит, и забыть не получается. Невозможно думать, невозможно существовать - не осталось ничего, кроме боли.

Меня прижали к полу, кто-то держал меня за запястья. Кто-то придавил нижнюю часть моего тела. Я открыла глаза и увидела нависшего надо мной Тревиса. Львица заметалась в растерянности, потому что видела его раньше. Он ей не понравился. Она его не хотела. Тревис попытался взять мое лицо в руки и забрать моего зверя в себя, но львица была уже очень близко, и мы с ней сходились во мнении: Тревис слаб. Мы его не хотели.

И я укусила его, погрузила зубы глубоко в запястье. Львица, так же, как и я, хотела таким образом его отогнать, но едва его горячая кровь попала мне в рот, - все, что я могла почувствовать, был лев. Я почувствовала зверя Тревиса в его крови, и этого оказалось достаточно. С его кровью на губах я подняла взгляд и вытолкнула львицу прямо в него. Я дала ей то, что ей было так необходимо. Дала ей тело, способное позволить ей воплотиться. Львица выскользнула из меня потоком жара и силы, и впечатление было такое, что этот поток срывает с меня кожу. Я снова закричала, и крик Тревиса отозвался эхом.

Где-то с минуту Тревис молча таращился на меня, а в следующую секунду будто взорвался, и клочки кожи, мяса и жидкости хлынули на меня дождем. Надо мной стоял лев, потрясая гривой и пошатываясь, словно даже в звериной форме испытывал боль. Он издал звук, средний между рыком и стоном, и упал на пол рядом со мной. Я лежала, чувствуя дикую боль от кончиков пальцев на ногах до корней волос.

Господи, боль была чудовищной, но постепенно уменьшалась; боль свербела в костях, но все же стихала. И по мере того, как она покидала меня, я все отчетливее ощущала, что вся покрыта этой чистой, теплой и липкой жидкостью, которую выделяют оборотни, когда перекидываются. И, судя по всему, чем жестче превращение, тем большее ее выделяется. Я отдала свою львицу Тревису, и хоть он превратился не в нее, получалось так, что она перешла на время к нему. Боль стихла настолько, что я смогла думать о чем-то другом, и первой мыслью было, что Хэвен забрал моего зверя и при этом не был так ослаблен. Черт, ни Натаниэль, ни Мика, ни даже Клей с Грэхемом не были так разбиты превращением, как Тревис. Тревис был слаб. А мне нужен был кто-то сильный.

Вскоре мне пришлось беспокоиться о другом, потому что волчица решила тоже использовать свой шанс. Светлым призраком она побежала вверх по тоннелю. У меня хватило времени сказать: «Волчица», а затем она ударила, и я снова скорчилась на полу.

Я потянулась, и Ричард пришел на зов. Он обхватил меня руками и крепко к себе прижал, в то время как мое тело пыталось разорваться на части. Ричард сильной рукой повернул мою голову к себе и призвал своего зверя. Его сила столкнулась с моей, и кровь словно вскипела. Я закричала, пытаясь сказать ему, чтобы он прекратил. Он наклонился меня поцеловать, а в это время наши объединенные силы едва не заставляли меня свариться живьем. Я попыталась вытолкнуть в него свою волчицу, но у меня не получалось. Слишком тяжел был груз его силы.

Его сила отталкивала моего зверя назад, как кипящая вода отбрасывает назад лесной пожар. Это работало, он загонял моего зверя на место, но впечатление было такое, будто моя кожа пылает и дымится. Он загнал волчицу обратно внутрь меня. Он загнал ее обратно, и она принялась скулить. Я скулила вместе с ней, поскольку чувствовала себя обожженной силой изнутри. Я попыталась посмотреть на свое тело, и мир вокруг поплыл, в глазах зарябило, нахлынула тошнота. Мне приходилось видеть, как Ричард загоняет зверей обратно в других, но я раньше не могла представить, насколько это больно.

Когда зрение слегка прояснилось, я увидела, что Ричард улыбается мне. Он выглядел довольным.

- Я не был уверен, что это сработает, - сказал он, и по голосу я почувствовала, что для него это тоже даром не прошло.

Я прошептала сорванным от крика голосом:

- Это больно.

Его улыбка потускнела, но у меня не было времени беспокоиться о его задетых чувствах, потому что во мне оживилась леопардиха, словно капля яда, старающаяся найти дорогу на поверхность и просочиться наружу сквозь мою кожу.

Руки Натаниэля нашли меня, но Мика был уже тут как тут. Он обнял меня и прижал к себе. Мой зверь знал его леопарда, знал его запах и вкус. Энергия полилась в него, словно могучее горячее дыхание. Оно смыло с Мики человеческий облик, оставляя на своем пути темную шерсть, - словно рубашку наизнанку выворачивали. Превращение у Мики происходило так плавно и гладко, как ни у кого из когда-либо виденных мною оборотней. Только Химера мог превращаться легче, чем он.

Я осталась прижатой к его покрытому шерстью телу. Наполовину человеческому, наполовину звериному телу. У Тревиса было всего две формы: львиная и человеческая. У всех остальных в комнате форм было по три: животная, человеческая и промежуточная. Раньше я думала, что принять промежуточную форму может только очень сильный оборотень. Но я очень много времени проводила в обществе сильных оборотней. И теперь мне казалось, что только слабые не могут принять ее.

Мне не хватало сил даже на то, чтобы обнять сжимавшего меня Мику. Он аккуратно положил меня на пол и сам лег рядом, приподнявшись на локте. Я уставилась на его покрытое черной шерстью лицо, на необычно приятное глазу смешение человеческой и звериной формы. Его кошачьи глаза смотрелись так же уместно в этой форме, как и в любой другой.

- Ты это специально сделал? - с яростью в голосе спросил Ричард.

Мика поднял на него взгляд и переспросил тем мурлыкающим голосом, который бывал у него в звериной форме:

- Специально? Для чего же?

- Чтобы показать, что я причинил ей больше боли, заставив ее проглотить ее зверя, чем ты, приняв его.

- Я забрал ее зверя потому, что я недостаточно силен, чтобы заставить проглотить его. А еще потому, что проглатывать зверя очень больно.