Пушкинский некрополь - Артамонов Михаил Дмитриевич

Было решено: выправить памятник с заменой части пьедестала, выложенной рижским песчаником и пудожским плитняком, на гранит. Отремонтировать, в случае необходимости, склеп. Во избежание систематического увлажнения грунта атмосферными водами асфальтировать площадку. Переложить разрушенную каменную стену на северной стороне холма.

К августу 1953 года подготовительные работы были закончены. К середине месяца было завершено и геологическое обследование почвы; произведены необходимые промеры и фотографирование памятника. В местной метеорологической станции была взята метеосводка, которая сулила хорошие, солнечные дни на весь август.

Началась реставрация. Ее проводила группа специалистов псковской научно-реставрационной мастерской под руководством инженера М. Никифорова. В качестве консультанта был приглашен известный советский археолог Павел Николаевич Шульц – мой товарищ по университетским годам и музейной работе в Ленинграде.

18 августа территория монастыря была закрыта для посетителей. В 7 часов утра рабочие начали снимать одну за другой детали памятника, скрепленные между собою медными штырями. Работы производились вручную. Каждую деталь забинтовывали одеялами, чтобы не повредить мрамор. Работали очень медленно, осторожно. Ножами снимали с деталей окислившиеся, сплющенные ленты свинцовых прокладок, находившихся между кусками мрамора.

На второй день работы сняли надземные части памятника. Открылись створки двух больших плит, лежащих в его основании. Когда убрали плиты, в центре основания обнаружилась камера, квадратная по форме, со стенами, облицованными кирпичом в один ряд. Высота камеры 75 сантиметров. В восточной стене ее маленькое окошечко. На дне камеры были обнаружены два человеческих черепа и кости. Экспертиза показала, что кости принадлежат людям пожилого возраста. Останки были обмерены и помещены в специально приготовленный свинцовый ящик. Этот ящик поместили в камеру, когда, по окончании реставрации, детали памятника были вновь поставлены на свои места.

На третий день камера была разобрана и вскрыто основание фундамента. Мы отбросили лопаты и совки и стали расчищать землю ножами, щетками и деревянными ложками. Через весь фундамент с запада на восток шла большая глубокая трещина.

Работа наша достигла особого напряжения, когда мы почувствовали, что все сооружение опускается куда-то вниз. Сняв нетолстый слой глиняной смазки, мы увидели каменный свод из небольших валунов. Замковый камень выскочил; через всю площадь свода шла все та же трещина, только она была еще шире. С большим волнением мы приступили к разборке развалившегося свода. Трогал ли его Назимов в 1902 году? Вряд ли. Очень уж он был ветхий, никаких признаков цемента мы не обнаружили.

В этот вечер никто из нас не уходил домой. Ночевали тут же, около Успенского собора.

С восходом солнца вновь приступили к работе. Убрав камни свода, увидели под ним второй свод – кирпичный. Кирпичи были поставлены на ребро, в один ряд, на известковом растворе. На небольшой части свода – той, что ближе к собору, – обнаружили следы бетона 1902 года. Всем стало ясно, что перед нами крышка склепа с гробом Пушкина. Вдоль крышки свода шла все та же трещина. Два кирпича обвалились внутрь склепа.

Принесли электрический фонарь и осторожно опустили его в отверстие. Все затаили дыхание. Когда глаза наши привыкли к свету, как будто из тумана выплыли контуры помещения. На дне склепа мы увидели гроб с прахом поэта.

Произвели промеры склепа: длина 3 метра, ширина 85 сантиметров, глубина 80 сантиметров. Стены сложены из камня, верхняя крышка из красного кирпича. Кирпич нестандартный, хорошего обжига. От действия атмосферных вод кирпич частично деформировался. Гроб стоит с запада на восток. Он сделан из двух, сшитых железными коваными гвоздями, дубовых досок, с медными ручками по бокам. Верхняя крышка сгнила и обрушилась внутрь гроба. Дерево коричневого цвета. Хорошо сохранились стенки, изголовье и подножие гроба. Никаких следов ящика, в котором гроб был привезен 5 февраля 1837 года, не обнаружено. На дне склепа остатки еловых ветвей. Следов позумента не обнаружено. Прах Пушкина сильно истлел. Нетленными оказались волосы…

В этот день все работали молча. К вечеру яму закрыли брезентом, а над всей площадкой поставили временный деревянный шатер.

На следующий день, после консилиума реставраторов и консультанта, было решено подвести под верхний кирпичный свод склепа бетонную крышку, поставить над склепом специально изготовленную железобетонную арматуру и укрепить ее железными балками. После этого восстановить каменный свод и начать сборку каменных деталей основания и самого памятника. На цокольном камне, обращенном в сторону собора, была выбита стрела, указывающая центральную часть склепа.

Перед сборкой все элементы памятника вновь отшлифовали и поставили на свинцовые ленты.

Работа была закончена 30 августа. Все материалы реставрации 1953 года – фотографии, обмеры, а также кусочек дерева и гвоздь от гроба Пушкина – бережно хранятся в музейном фонде заповедника.

С. С. Гейченко

Фамильная легенда рода Пушкиных

Было это в лето 5541 от сотворения мира, в городе Иерусалиме. Иисуса Назореева – известного возмутителя народного спокойствия и двух разбойников, разъяренная толпа, в сопровождении группы солдат, привела на гору, чтобы совершить над преступниками жестокую казнь – распятие на крестах. По окончании казни на месте ее встал караул из четырех воинов. Они были направлены сюда по распоряжению командующего гарнизоном римского правителя Иудеи Понтия Пилата.

Гарнизон тогда состоял из солдат, набранных во многих завоеванных царствах и провинциях великой Римской империи. И случилось так, что среди солдат оказались: один грек, другой римлянин, третий грузин и четвертый скиф. Когда распинали Иисуса, солдаты содрали с него одежды и решили разделить их поровну между собой, а богатый тканый, расшитый золотом и серебром хитон, который иудеи подарили ему, когда он торжественно входил в Иерусалим, решили разрезать и разыграть, бросив жребий – пусть, мол, судьба решит, кому что от парчи достанется. И каждому достался кусок дорогой ризы. И стали ризы эти чудотворными. Все, что бы ни делал обладавший ризой, все делалось во благе и отлично: яблоню или грушу посадил – обязательно вырастет и многие вкусные плоды давать будет, дом построил – лучше тому дому ни у кого на многие версты не будет, женился – племя расплодится и его будет, как песку морского, и все будут жить ладно и в благоденствии, песни новые сложил – они как молитвы – и красивы, и торжественны, и всегда к месту, и все их любить будут…

Отслужили те солдаты службу римскую и возвратились на свои родины, к своим домам, и привезли ризы каждый к дому своему. И были те ризы чудодейственны и спасали людей от огня, от меча, от лиха разного. И были ризы бережно хранимы и передавались из рода в род первенствующему сыну. И была та риза издревле и в роде Пушкиных, и хранилась риза сия в дубовом сундучке, на котором было набито изображение креста и «недреманного ока». И было так многие столетия, пока не пришло время и не досталась риза сия от того неведомого скифа опальному русскому боярину Александру Сергеевичу Пушкину, проживавшему в лето 7332–7334 в Михайловской губе, недалече от бывшего псковского града Воронича.

А кто сделал тот сундучок – в коем под «недреманным оком» во кресте лежала святая мощь, о том теперь никому неведомо. Только когда Александр Сергеевич умер, то по распоряжению жены его Натальи Николаевны и доброго друга его Василия Андреевича Жуковского был изображен такой же крест и «недреманное око» на надгробном пушкинском белом камне, на котором они и ныне, и каждый, приходящий на поклоненье в Святогорье, видит сии святые знаки. А где сейчас сама риза – это тайна, которая раскроется в последних строках писания сего.

Только где-то за великое множество лет не побывала риза сия! Была она во всех краях великой отчизны нашей – Керчи и Киеве, Новгороде и Пскове, Москве, Суздале и Смоленске, Рязани и Волге, Печорах и Изборске, Порхове и Болдине, Санкт-Петербурге и на Ворониче, что на Сороти, ибо были в разное время и повсюду первенцы в славном роде Пушкиных – и воины, и писцы, и мученики, и изуграфы, и общеправедные люди, и бунтовщики, и прочая, и прочая. Только становилась эта риза все меньше и меньше и стала совсем как «воздух», сущей, но еле предметной.