Атаман царского Спецназа - Юрий Корчевский

Я стиснул зубы, в висках стучали молоточки, ненависть и злость захлестывали все мое существо. По взмаху руки вожака двое подручных притащили еще одного новгородца – совсем молоденького парнишку лет шестнадцати-семнадцати, с замотанной холстиной рукой, на которой темнела кровь. Парнишка в ужасе уставился на еще агонизирующего купца, глаза в страхе заметались по сторонам, на лбу заблестел пот. Вожак начал размахивать перед перепуганным парнишкой окровавленным ножом, потом неожиданно взмахнул рукой и отсек новгородцу ухо. Парень закричал – и от боли, и от испуга, по голове струилась кровь. Пленник дергался, но руки были связаны за спиной, и подручные надежно держали его за плечи.

Ярость моя нарастала, требуя выхода. Да, пленников берут, но не издеваются, а возвращают за выкуп, в целости, между прочим. Я почувствовал, как мышцы и все тело наливаются упругой мощью. Было ощущение, что одежда моя вот-вот треснет от распирающей силы. Не в силах сдержаться, я вскочил, выхватил саблю и, не таясь, бросился к литвинам. Все-таки что-то произошло, время для меня необъяснимо сжалось – я летел, как ветер, а все вокруг застыли.

Литвины медленно, как в кино, начали поворачивать головы на шум, с которым я ломился через лес, как лось во времена гона, а я уже был в гуще врагов и рубил, и рубил головы налево и направо. Вернее – даже не рубил. Я пересекал саблей шею и несся дальше. Какое-то время голова еще оставалась на шее, был виден лишь порез, голова еще моргала глазами, не осознавая, что уже мертва.

Ураганом я прошел вокруг костра, рубя без пощады всех, до кого дотягивалась сабля. Описав первый круг, пошел на второй, увеличив радиус. Только тогда убитые мной стали оседать на землю, причем так медленно, что пока первый из убитых – а это был их вожак – упал на землю, я успел завершить второй круг, убив не меньше полутора десятков. Для меня они стояли почти неподвижно, лишь совершая медленные движения кистями рук или глазами. Я понял, что они видят мелькающую тень, но осознать, кто их враг, не могут.

Я метался между этими неподвижными статуями и рубил, рубил, рубил. Что интересно, на мне не было ни капли вражеской крови – я успевал отскочить к следующему врагу, пока у убитого появлялись первые капли крови. Остановился на мгновение – оценил, кто еще жив из врагов, – и безжалостным коршуном кинулся на противника.

Вроде все. Возник шум в ушах, резко подступила слабость, ощущения были как у сдутого воздушного шарика. Силы уходили, подташнивало. Я через силу дошел до дерева и рухнул в траву.

Через несколько минут шум в ушах стих, и я услышал журчание. Ручеек рядом, что ли? Господи, да это же льется кровь из обезглавленных шей моих врагов. Меня чуть не стошнило.

Внезапный приступ дурноты и слабости медленно оставлял меня, и через какое-то время я смог сесть. Зрелище было не для слабонервных. Рядом с костром стоял остолбеневший от боли и пережитого непонятно чего, что рубило головы врагам, новгородец. Вокруг, по всей поляне, лежали бесформенными темными кучами враги с одинаковыми смертельными ранениями – без голов.

Да, я убивал в бою, что делать – век жестокий, но и противники мои могли меня убить, у всех было оружие. Но сейчас? Надо было время осмыслить произошедшее. Что на меня нашло? Почему я стал двигаться в пять-десять-двадцать, да, наверное, в сто раз быстрее, чем все остальные? Неужели перенос во времени дал мне возможность не только проходить сквозь стены, но и сжимать время и ускорять до невероятной величины свои действия? Мне стало не по себе. Я что, превращусь в монстра, которого никто не сможет остановить? А впрочем, зачем меня останавливать? Я что, граф Дракула и пью кровь невинных? Все, что я до сих пор делал, шло во благо моих соплеменников, моей страны. Но не свихнусь ли я, не превратятся ли мои необычные способности в обузу, во вред окружающим меня людям?

Все, хватит философствовать, новгородцы еще связанные лежат, да караульные в лесу ждут смены. Вдруг да заявятся сами? А меня после такого взрыва энергии теперь можно брать чуть ли не голыми руками – до того я был слаб. И сильно хотелось есть, очень сильно. Видимо, такие ускорения движений сжигали много энергии.

Кое-как я вложил саблю в ножны и, опираясь на них, как на клюку, доковылял до костра. Увидев здоровенную копченую свиную ногу, я вцепился зубами в мясо, и довольно быстро от окорока остались одни кости. Парень по-прежнему стоял столбом и с удивлением и страхом смотрел на меня. Ну конечно, слопать за один присест такой окорок под силу только нескольким бугаям, да и то под хорошую выпивку.

Утолив голод, я почувствовал, как силы возвращаются. Я вытащил из ножен нож, подошел к парнишке. От испуга он втянул голову в плечи, в глазах плескался ужас. Кто я – он не знал, очередной незнакомец с ножом. Протянув ему нож, я сказал:

– Пленников освободи!

У парня от удивления отвалилась челюсть. Затем он повернулся ко мне спиной – вот черт, он же связан. Я перерезал веревки, парень взял нож, но тут же выронил – так затекли руки.

– Ладно, руки разомни и стой тут. – Я направился к темному углу поляны. Там лежали наши новгородцы, у каждого руки связаны сзади, а кроме того, все связаны одной длинной веревкой.

Я перерезал веревки, люди начали растирать затекшие руки, медленно вставать. Всех мучила жажда. Парнишка, которого я развязал первым, схватил котел и побежал к недалекому ручью. Пленники, вернее, уже бывшие пленники приникали к котлу со свежей водой и пили – жадно, не отрываясь. Когда насущная потребность была утолена, люди стали ходить по поляне. В первую очередь подошли к убитому купцу. На лице его застыла страдальческая маска.

– Плохой смертью умер Глеб, – промолвил один из новгородцев, – похоронить бы надо.

– Это уже завтра, – отозвался другой.

По мере того как новгородцы обозревали поляну, удивление их росло.

– Это кто же такое сотворил?

Ко мне подошли несколько новгородцев. Даже в разорванных одеждах, помятые, окровавленные местами, они выглядели солидно, держались с достоинством.

– Я.

– Ты один? – Все поразились.

Неожиданно подал голос парнишка:

– Когда мне ухо отсекли, он, как демон, налетел, никто даже опомниться не успел, сабля летала, как молния, всех он един посек, Бог тому свидетель. – Парнишка перекрестился.

– Господь с тобой, ты не берсерк ли, какой у норманнов бывает? Говорят, они в бою боли не чувствуют, к ним даже товарищи близко не подходят, бо рубят они вокруг себя всех, света белого не видят, к тому же доспехов железных не носят.

Ко мне осторожно подошли двое новгородцев, пощупали руки, спину, грудь.

– На ем доспехов нету!

Вокруг нас собрались почти все, и по толпе пробежал шепоток:

– Берсерк, истинно – берсерк!

Все замерли. Тишину нарушил солидный купчина:

– А если и берсерк, что с того? Благодарить его всем миром надо, из полона освободил… – И поклонился.

Толпа мгновение стояла неподвижно, затем все дружно склонились в поклоне. Ей-богу, я засмущался. Не красна девица, но пробрало, до печенки достало.

Купец, который первым поклонился, подошел, обнял:

– Спасибо, сынок. – Повернувшись к толпе, сказал: – Жалую десятую часть моих товаров за вызволение.

И почти тут же раздалось: «И я, и я тоже».

Ну не фига себе! Отсюда еще выбраться надо.

Корабли уплыли, на возах быстро не уйдешь, а они – уже про барахло. Я решил взять инициативу в свои руки:

– Так, господа Нова города. Предлагаю вече закончить, собрать у врагов оружие. Сами определитесь, кого в дозорные выделить, а кто кашеварить будет. Небось и кушать хочется?

– А и верно говорит. Как звать тебя, воин?

– Юрий, свободный человек, в охрану к купцу Афанасию принят был.

– Нет уж купца Афанасия, убит он, сам со шхуны трупы сбрасывал, литвины заставили.

– О! Юрий, иди ко мне в охрану, втрое больше жалованье положу, мне такие парни нужны.

– Так ведь кораблей нет!

– А товар есть – вон в возах лежит. До Парфино бы только добраться. Все равно течением их в Ильмень-озеро снесет, там и найдем свои посудины.

– Ну что же, не будем загадывать, но я не против.

– Вот и ладненько.

Купцы – люди деловые, быстро распределили обязанности: кто оружие собирал, кто ветки в костер таскал, кто кашеварить собирался. Я уселся в стороне на пенек. Устал, передохнуть надо. Люди поглядывали на меня с уважением и страхом, обходили стороной. Позже я обратил внимание, что, куда бы я ни шел, вокруг меня было пустое от людей место – этакий кружок метра два-три. Ага, понятно, берсерка боялись. «Парень он хороший, боевой, из полона освободил, но что у него в голове – непонятно, а ну как опять начнет саблей размахивать и всех в капусту рубать? Лучше от него подальше держаться».

Я прислонился к стволу дерева и мгновенно провалился в сон. Показалось, что меня тут же растолкали. Но нет, уже и каша с мясом была готова – мне принесли здоровенную миску, а сверху лежал огромный ломоть хлеба. Я взял ложку и стал есть.