Высокие блондинки - Жан Эшноз

Итак, вы пересекаете холл, и никто вас не останавливает. Разве что толкнут на ходу какие-нибудь самоуверенные молодые люди в сапогах, кожаных куртках и модной трехдневной щетине. Разумеется, ваш взгляд предпочел бы отдохнуть на тех полуобнаженных девицах, что снуют вокруг, но пренебрегите и ими, ваша цель — лифт. Войдите в кабину и нажмите кнопку с цифрой 3.

Лифт выпустит вас в коридор, по которому вы дойдете до ближайшей открытой двери — вам сюда. Входите смело. Спокойно стойте в углу и ждите. Что бы ни случилось, вас все равно не заметят. Кроме того, в данный момент кабинет Сальвадора пуст. Это просторная комната с окнами, выходящими на проспект; двойные рамы защищают ее от уличного шума. Здесь есть кресла и длинный стол для совещаний, есть также большое овальное зеркало и диванчик; на одной стене висят два живописных полотна кисти неизвестного художника, у стены напротив шесть телевизоров, один на другом, с минимальной громкостью передают дневные программы. Стены вагонно-зеленого тона, палас — цвета нагретого песка. Не видно ни одной бумажки, ни одной папки, вся информация упрятана в компьютер.

На столе лежит лишь несколько досье — проекты в стадии разработки, которые «Stocastic» готовится сдать «под ключ» заказчикам — государственным и частным телеканалам.

А вот и сам Сальвадор. Вид у него не слишком озабоченный. Он обходит кабинет, рассеянно поглядывая на призрачные тени, мечущиеся по экранам, на улицу за окном, на свое отражение в овальном зеркале. Так же рассеянно он просматривает некоторые досье в ожидании своей ассистентки. Которая вскоре и появляется. Ну-с, пора за дело!

Донасьенна — 95/60/93 — отличается тем, что в любое время года носит немыслимо короткие и невероятно открытые туалеты, иногда настолько короткие и открытые, что между низом и верхом материя практически отсутствует. С энергией ядерного реактора Донасьенна бросает на стол пакет с вкладышем из пупырчатого целлофана, после чего плюхается в кресло и заводит речь — торопливым, пронзительным и одновременно хрупким, как кусочек мела, голоском. Дело в том, что речевой процесс Донасьенны сводится к произнесению одной нескончаемой фразы единым духом, без пауз, точек и запятых; на памяти Сальвадора такой подвиг был под силу лишь саксофонисту Роланду Кёрку да, наверное, еще в какой-то мере Джонни Гриффину; ее правая рука аккомпанирует речи, отбивая на подлокотнике кресла трехдольный ритм. Впрочем, иногда Донасьенне случается выражать свою мысль и более скромными средствами.

Сальвадор распечатывает пакет. В нем лежат две пластинки-«сорокапятки», записанные лет пять-шесть назад, когда виниловые диски были еще в ходу. На обоих конвертах жирно выписаны имя — Глория Стэлла — и название главного хита (на одной «Excessif», на другой «Мы не уедем»), все это поверх цветной фотографии исполнительницы. Тем временем Донасьенна красочно описывает нечеловеческие усилия, которые она приложила для того, чтобы раздобыть эти ныне вышедшие из употребления пластинки. Она настойчиво подчеркивает (правда, Сальвадор ее почти не слушает) огромную дистанцию между размахом своих поисков и ничтожностью их объекта. Желая усилить эффект сказанного, она сопровождает свои слова пренебрежительным взмахом левой руки, пожимая левым же плечом и одновременно дав соскользнуть с правого бретельке своего мини-платьица. Поскольку она пожимает плечами довольно часто, бретельки спадают через раз, то одна, то другая; в обоих случаях Сальвадор опускает глаза. Но тут неожиданно звонит телефон, и это позволяет ему отвлечься.

— Я слушаю, — говорит он.

На другом конце провода — Жув, он явно озабочен. Вчера вечером его агент Кастнер не вышел на связь с отчетом, который обязан делать ежедневно, независимо от результатов своих поисков.

— Это очень странно, — говорит Жув. — Такое случилось впервые. Совершенно не похоже на него. Давайте подождем, может, к вечеру он прорежется.

— Хорошо, — отвечает Сальвадор, — держите меня в курсе. — Затем, положив трубку, командует: — Итак, за работу!

Донасьенна раскрывает папку с надписью «Глория Стэлла».

Большинство проектов передач, сочиняемых Сальвадором, взывает к памяти народной. Что сталось с бывшими кумирами? На этом и зиждется его система, старая надежная система, которая никогда не дает сбоев. Сальвадор вытаскивает на свет божий ныне забытые имена, давно утратившие ореол известности. Его интересует телеведущий на пенсии, актер одной роли, талантливый авантюрист, победитель радиоконкурса — словом, любая бывшая знаменитость, чья слава вспыхнула и угасла мгновенно, словно падающая звезда. Лицо с афиши, преданное забвению тотчас после триумфа, герой, которого публика помнит настолько плохо, что даже не может сказать, когда и как забыла о нем, а он тут как тут, спрятан в недрах шкафа, в пыльных досье памяти, вместе со своими товарищами по несчастью. Все они покоятся там, в укромных местах, хотя некоторые из них слегка подпорчены протечками потолка памяти. Этикетки на корешках уже изрядно поистерлись. Так вот, проекты Сальвадора нацелены как раз на то, чтобы заделать потолок, освежить память и вновь открыть старые папки.

Однако замысел этот может принять более адресную направленность. Так, например, случилось с передачей «От всего сердца», снискавшей шумный успех у провинциальных зрителей предпенсионного возраста, или с «Самой красивой девушкой на пляже». (Вы видели самую красивую девушку на пляже и помните ее. Да-да, вы часто о ней вспоминаете, жалея, что так и не осмелились заговорить с нею. Вы не забыли ее имя? Сообщите его нам! Напишите, и мы разыщем ее для вас — самую красивую девушку на пляже!) Однако с Глорией Стэллой все обстоит иначе, это особый случай. Еще бы — сначала популярная певица, а затем героиня судебной хроники, в силу обеих этих причин она заставила лет пять-шесть назад говорить о себе несколько месяцев кряду!

То была молниеносная карьера: Глория Эбгрелл (это ее девичья фамилия) очень рано стала моделью, демонстрируя подростковую одежду, а затем прорвалась на эстраду под псевдонимом Стэллы — это имя придумал Жильбер Флон, ее любовник, а впоследствии импресарио.

В итоге — эти две «сорокапятки», перспектива сольника в «Олимпии», несколько триумфальных турне, третье место по продажам дисков (пластинка «Excessif»), фотографии в газетах, автографы, создание фан-клуба, кинопроект — словом, весьма многообещающая карьера… пока не случилась эта странная гибель Жильбера Флона, упавшего с пятого этажа в шахту лифта.

С тех пор — подозрения, следствие, свидетели, обвинение в убийстве, процесс, приговор (пять лет с учетом смягчающих обстоятельств), тюрьма, откуда ее выпустили досрочно за примерное поведение, и — бесследное исчезновение.

Таким образом, покрасовавшись на обложках молодежных журналов и еженедельников «розовой» прессы, завоевав свою нишу в рубриках «Искусство» и «Спектакли», она медленно, но верно перебралась в раздел «Происшествия» (где фотографии были уже черно-белыми), а оттуда на страницы уголовной хроники, после чего окончательно и бесповоротно канула в Лету.

Что же с нею стало? На протяжении последних четырех лет — никакой информации. В настоящее время ей, вероятно, где-то около тридцати. Блестящий взлет Глории Эбгрелл навеки прерван в день ее выхода из тюрьмы; после этой даты ни родные, ни друзья не получили от нее ни одной весточки. Она попросту растворилась в природе, как исчезают ежегодно, согласно статистике, сотни других людей, которых с тех пор никто никогда не видел. Однако Сальвадор и Донасьенна не теряют надежды. Пока люди Жува занимаются розысками, они готовят и доводят до ума свой проект. Располагают документы в хронологическом порядке, изучают архивный материал, новостные передачи того времени, интервью с близкими, отзывы специалистов — судейских чиновников, психиатров, деятелей шоу-бизнеса.

Разумеется, не один Сальвадор стремится отыскать Глорию Эбгрелл. За ней охотится множество папарацци. Но безрезультатно — если, конечно, не считать результатом глубокую вмятину от тела одного из них на крыше «605-го», стоявшего перед Руанским собором (департамент Сена-Приморье); тело рухнуло на машину с высоты шестидесяти метров.

После того как они окончили работу и Донасьенна удалилась, Сальвадор еще раз прошелся по кабинету. Заметив рядом с пакетом пластинку с песнями Глории Стэллы, он вынимает ее из конверта, включает проигрыватель и ставит «Excessif». Подойдя к окну, он глядит вниз, на бульвар, где женщина в кожаном пальто величественно выходит из мощного автомобиля. Песня течет, он слушает ее, попутно расплющивая пальцами пупырышки целлофанового вкладыша, один за другим, один за другим; вот так же тридцать лет назад, выехав с родителями на море, он давил комочки бурых водорослей на затопленных приливом прибрежных скалах полуострова Жьен (департамент Вар).