Неслужебный роман. Часть 2 - Кретова Варвара

Лавренева отпила воды, поправила локон на виске. Луч солнца скользнул по ее запястью, ослепив адвоката блеском крохотной бриллиантовой подвески в форме сердца.

– Руслан Федорович, я понимаю, вам это, возможно, не очень интересно. Но я прошу вас…

Лебедев покачал головой:

– Я не частный детектив. К сожалению, у меня нет соответствующих связей, возможностей и навыков, чтобы помочь вам.

– Я оплачу́, – она выглядела почти жалко, – оплачу все ваши возможные издержки, вы можете привлекать всех необходимых специалистов… Но я буду держать связь только с вами. Поймите…

Лебедев замер. Уставившись на собеседницу, долго ее изучал, даже забыв о времени.

– Скажите, Валентина Матвеевна, есть что-то, что заставляет вас нервничать по-настоящему? Что-то в этих письмах? Или посылках?

Он смотрел в упор, привычно и хладнокровно считывая ее смущение, страх. Дрогнули ресницы, чуть взлетели уголки надменных губ. Взгляд задержался на собственных пальцах – чуть дольше, чем того требовало изучение принесенного официантом чека. Плечи опустились, и голова склонилась к груди. Изящные, не знающие домашней работы пальцы дрогнули, вцепились в салфетку и скомкали ее.

Две минуты до окончания встречи.

Руслан вздохнул:

– Простите, Валентина Матвеевна, я не располагаю свободным временем, чтобы играть в подобные авантюры: прежде, чем принять решение о том, брать или нет в производство то или иное дело, я должен знать все, что знает клиент. Все, что его привело ко мне. Потому что адвокат в какой-то мере – личный врач. Только занимающийся не физическим здоровьем клиента, а здоровьем его правового поля. – Он встал. – Прощу прощения, я должен идти.

Он положил на стол несколько купюр, подсунул их под пепельницу, чтобы не унесло ветром. Сейчас он уйдет и забудет об этой неприятной женщине. И это будет правильно.

– Я думаю, что автор этих писем – моя дочь, – донеслось до него.

Лебедев сел.

– Что? – он мысленно прокручивал то, что Лида раньше рассказывала о начальнице: владелица турфирмы, довольно крупной, муж – вроде как творческая личность, фотограф или что-то в этом роде. Очевидно, сейчас подался в политику. Из детей, кажется, единственный ребенок – это сын, Вадик.

Валентина Матвеевна подняла на него взгляд:

– У меня есть дочь, от первого брака. Мы не общаемся… Вернее… Я отказалась от нее много лет назад. Я думаю, она меня нашла и… Хочет навредить таким образом.

– А вы… Вы с ней говорили? Встречались недавно? С чего вы решили, что она вас нашла? – Лебедев с трудом подбирал слова.

– Нет. Но такое иногда случается, вскрываются архивы, начинают говорить бывшие сотрудники детских домов… Кто-то из них мог увидеть мое фото с мужем, в рамках его предвыборной компании, и узнать меня… Или как-то иначе. Я прошу вас – найдите ее, попробуйте договориться. Я готова платить ей деньги за молчание… Или как-то помочь устроиться…

«Господи… Лида?» – он не верил тому, что слышит.

Представил, как кто-то чужой придет к Лиде вот с этим самым предложением. По спине пробежал пот, пальцы вцепились в ручку портфеля, которую он так и держал в руках. Руслан медленно перевел дыхание, заставил себя собраться.

– Хорошо, – проговорил он. – Вам нужно будет собрать все письма, посылки, которые вам приходили, и принести мне в офис для изучения…

4

Едва за Степкой закрылась дверь, я направилась в кухню. Убрала посуду, собрала разбросанные игрушки сына, включила компьютер. Первые два часа работы – самые эффективные. Проверка домашних заданий, присланных за вечер и ночь – кажется, мои студенты никогда не спят, несколько важных сообщений от куратора онлайн школы, в которой я преподавала. Стук клавиатуры и мелькание собственных пальцев успокаивали, создавали ритм, такой важный в привычной рутинной работе дома. Файлы мелькали перед глазами.

Прослушала аудирование трех студенток. Осталась недовольна интонированием. Обратила внимание на ошибки. Записала на диктофон и отправила девочкам фрагменты текста, которые им предстояло переделать.

Дотошная? Да. Именно за это меня и ценят.

На экране сотового мелькнула и погасла иконка неотвеченного вызова – это сестра Женька. Я перезвоню ей во время перерыва.

Один раз и навсегда заведенный порядок – время для работы отводится исключительно для работы. Время для себя – только для себя. Все зафиксировано и распределено едва ли ни по минутам. Это позволяет распределять нагрузку, не «зашиваться». Словно плывешь на длинную дистанцию. Гребок за гребком. Вдох за вдохом.

Таймер деликатно сообщил, что наступило время первого перерыва.

Я поставила ноутбук в режим сна, пультом включила аудиосистему – заиграла бодрая музыка, под которую я обычно занималась спортом.

Переоделась.

Разминка.

Двадцать минут на беговой дорожке.

Еще пятнадцать минут на велотренажере. Скорость пятая. Десять километров.

Чувствую, как струйка пота стекает между лопатками, холодит и щекочет. Это хорошо, так и должно быть.

Глоток воды по окончанию тренировки.

Несколько упражнений на растягивание.

Душ.

Руслан называет меня биороботом. Шутя, конечно.

Наверно, он в чем-то прав. Я существую словно в какой-то матрице, где я – функциональная единица. Я действую в рамках алгоритма, тщательно слежу за его неизменностью и чистотой. Словно точка в системе координат.

Когда выбралась из душа, неотвеченными оказались уже три вызова. Все три – от Женьки. Я набрала ее номер.

– Ты спишь, что ли? – недовольно отозвалась сестра из динамика. Важная птица, хирург. Хоть и учится в ординатуре.

Я подавила вздох:

– Ты прекрасно знаешь, что в это время я не сплю…

– Ну мало ли, может, марсиане все-таки вернули мою сестру?

Мне пришлось подавить раздражение – такие эмоции тоже не укладываются в алгоритм.

– Не начинай, ладно? – проговорила я примирительно. – Ты три раза звонила мне, может, сообщишь, из-за чего?

– Сообщу… Ты про юбилей родителей помнишь?

Я помнила, поэтому молчала, ждала, что скажет сестра.

– Мы с Наткой думаем, не отправить ли их в свадебное путешествие?

– Куда, например? – Идея мне нравилась. Я бы сама от такого подарка не отказалась.

– В Дагестан. Как считаешь?

Я ничего не знала про Дагестан и отвечать оказалась не готова.

– А что там интересного, кроме гор и кухни?

Женька обиделась:

– Ну, ты даешь. Там и старые аулы, и места красивые, и пещеры. Там можно с парапланами…

– Да, папе понравится…

– Ну так что, ты одобряешь? – Женька замолчала.

Я пожала плечами:

– Не знаю, Жень. Это их юбилей. Вдруг они его как-то определенно хотят отметить?

– Хотят. Собрать всю родню на даче, накормить шашлыками, салатами и тортом. Все как предыдущие тридцать четыре года… Лид, если мы ничего не предпримем, то они свой юбилей опять проведут в суете.

– А лучше, если проведут, перескакивая с горы на гору? – я потерла переносицу, почувствовала, как под пальцами сформировалась и пролегла морщина. – Жень, если ты спрашиваешь мое мнение, а не пытаешься выцыганить согласие любым способом, то я за то, чтобы спросить маму с папой.

– А как же сюрприз?

– Иногда лучше без сюрпризов, ты не находишь? Если ты, конечно, хочешь сделать приятное им, а не поставить галочку в своей голове.

Кажется, с категоричностью я перегнула палку – Женька засопела, обиделась.

Я решила, что надо смягчить:

– Жень, они взрослые люди. Это для тебя сюрприз и что-то новое – здорово и вызывает азарт и подъем сил. А им может оказаться милее собраться в кругу друзей. Тур, в конце концов, можно подарить им с открытой датой. Они сами решат, соберутся с мыслями и поедут…

– Лид… – я представила, как Женька хмурится и в раздражении трет лоб. – Я понимаю, почему у тебя такие хорошие отношения с родителями… Ты мыслишь так, словно тебе пятьдесят.

– Ну, спасибо, дорогая, – я постаралась беззаботно рассмеяться, хотя из-за замечания сестры под ребра словно ледяное шило загнали, выпустив из легких воздух. – Никогда не думала, что хорошие отношения с родными – это порок, а взаимопонимание – повод оскорблять.