Отряд ликвидации (ЛП) - Торп Гэв

– Открой камеру двенадцать, – говорю я ему, хватаю за одежду и тащу к двери камеры, – и обращайся ко мне сэр или лейтенант, я офицер!

– Извините, сэр, – мямлит он, в его трясущихся руках звенят ключи, пока он вставляет нужный в замок. Когда дверь открывается, я отталкиваю его в сторону.

– Ты, за мной, – входя в клетку, я рычу клерку. Он осторожно следует за мной. Комната такая же, как и все остальные, маленькая и пустая, за исключением шконки на полу вдоль дальней стены напротив двери. Заключенный уже на ногах с поднятыми кулаками в защитной стойке. Если мужчину вообще можно описать как здоровенный, то это наш парень. Он в полтора раза выше меня, его плечи словно позаимствованы у огрина, а бицепсы больше чем у большинства людей бедра. На нем только арестантские брюки, его грудные мышцы играют, пока он сжимает и разжимает пальцы. У него плоское лицо и маленькие глазки, под массивными бровями они посажены слишком близко друг к другу. Я как‑то сомневаюсь, что он может сосчитать до десяти, даже если будет использовать свои пальцы.

– Попытаешься ударить меня? – небрежно спрашиваю я, закрываю за собой дверь и облокачиваюсь на нее, скрестив руки на груди.

– Ты что, только что выпал из варпа что ли? – в ответ рычит Афрен и делает шаг вперед. Адепт паникующе пищит и забивается в угол.

– Ты не можешь просто так врываться сюда, у меня есть право на шестичасовой сон ночью. Так написано в правилах заключения.

– В правилах заключения также говорится, что мне не позволено тут никого убивать, однако это меня не останавливает, – отвечаю я ему тем же бесцеремонным тоном.

– А ты верно Кейдж? – спрашивает он, внезапно уже менее уверенный в себе. – Я слышал о тебе, ты гребанутый на всю голову.

– Я лейтенант Кейдж из тринадцатого Штрафного Легиона "Последний шанс", и тебе лучше запомнить это, когда обращаешься ко мне, боец, – напоминаю я ему. Полковник сказал мне, когда отдавал униформу, что восстановил меня в звании, очень мило с его стороны.

– А ты ждешь, что я отдам тебе честь? – с усмешкой отвечает заключенный.

– Читай, – говорю я клерку, игнорируя Афрена. Адепт явно собирается с силами и помпезно прочищает себе горло.

– Колан Афрен, бывший сержант‑инструктор 12‑ого полка Рейнджеров Джерико, – начинает он монотонно бубнить, – семь лет службы. Три кампании. Арестован и осужден за жестокость к новобранцам. Приговорен к увольнению из армии с лишением прав и привилегий, и пяти годам каторжных работ. Приговор заменен заключением по приказу Полковника Шеффера, 13‑ый Штрафной Легион…

– Сержант‑инструктор? Я должен был догадаться, – говорю я ему, своим прохладным взглядом ловя его рассерженный взор, – нравится дрючить новичков, а? Ты не подходишь, мне нужны настоящие солдаты, а не какие‑то громилы из тренировочного лагеря. Кто‑то, кто сражался…

– Ах ты, коротышка! – ревет он и кидается в меня. Я отхожу в сторону от неуклюжего выпада и вбиваю его лицом в металлическую дверь камеры. Он камнем падает на пол. Я выхватываю дело из рук адепта, внутренне улыбаясь от ужаса на его лице, и швыряю бумагу на шконку.

– Можешь забрать их позже, когда закончим, – говорю я ему, перекатывая бесчувственное тело Афрена прочь с дороги, и открываю дверь, – минус один, осталось двести семьдесят пять.

– ЭРИК КОРЛБЕН, – монотонным голосом зачитывает клерк, – бывший мастер‑сержант 4‑ого полка Асгарда. Три года службы. Одна кампания. Арестован и осужден за несоблюдение субординации на поле боя. Приговорен к тридцати пяти ударам плетью, увольнению из армии с лишением прав и привилегий, и десяти годам заключения. Приговор заменен заключением по приказу Полковника Шеффера, 13‑ый Штрафной Легион…

Корлбен низкий и коренастый, с густыми торчащими рыжими волосами и ветвистыми бровями. Он сидит на краю кровати, тупо глядя в пол, руки на коленях.

Все говорит о том, что он сломлен и удручен, но я даю ему шанс доказать свою полезность.

– Значит, тебе не нравятся приказы, Корлбен? – спрашиваю я, почесывая голову. – Тогда несколько странный выбор вступать в Имперскую Гвардию…

– Я не просился, – бормочет он в ответ, не поднимая глаз.

– Ах, призывник, – медленно отвечаю я, – готов поспорить, что ты порядком разозлен. Тебя призвали в армию, а ты не хочешь сражаться. А затем заперли тебя здесь гнить до конца жизни. Кажется, Император действительно тебя недолюбливает, Корлбен.

– Думаю, да, – соглашается он, впервые встречаясь со мной взглядом и горько улыбаясь.

– Как тебе шанс выбраться отсюда, и может быть даже оставить в прошлом все, что ты натворил? – предлагаю я, изучая его реакцию. – Хотя это и значит следовать новым приказам…

– Очень бы хотелось, – он медленно кивает, – я не против подчиняться – если только это не самоубийственный штурм вражеского бункера.

– Что ж, Корлбен, это неправильный ответ, – злобно говорю я ему и захлопываю дело в руках адепта, – больше ты меня не увидишь.

– ГАВР ТЕНААН, – сонно бормочет адепт, едва способный разлепить глаза. Мы к этому времени уже тридцать шесть часов на ногах, идем обратно в зал аудиенций Полковника за новой порцией дел, за все это время мы только дважды делали перерыв перекусить и попить. Он валится с ног, видимо на последнем резерве сил. Слабак. Как и большинство здешних обитателей.

Только полдюжины впечатлили меня, у остальных серьезные проблемы с дисциплиной, или они трусы, или возможно убьют меня, как только выйдут.

– Бывший снайпер Тобрианских Консулов. Тринадцать лет… службы. Шесть кампаний. Арестован и осужден за стрельбу в гражданских Империума без приказа. Приговорен к повешению. Приговор… приговор заменен заключением по приказу… приказу Полковника Шеффера, 13‑ый Штрафной Легион.

Тенаан худощав, я полагаю, ему едва за сорок. У него серое худое лицо и холодный отдаленный взгляд, словно он на самом деле не смотрит на меня. Он не особо обращает внимание на происходящее, его пальцы теребят шов робы.

– Нравится убивать, а? – спрашиваю я, склонив голову набок и подначивая. – Ставлю, что ты был охотником до вступления.

– Так иэ есть, сэр, – растягивая слова, произносит он, – привык охотиться на оленей иэ прочих в горах. Затем пришли они иэ сказали, что если хочу, могу отстреливать орков, это показалось хорошим предложением.

– Так как ты дошел до того, что отстреливал гражданских? – спрашиваю я, ожидая услышать историю из его собственных уст.

– Они были у меня на пути, сэр, – сухим тоном отвечает он и слегка пожимает плечами, – их не должно было быть там.

– Сколько? – подгоняю я его, зная ответ из дела, но желая, чтобы он сам рассказал. У этого парня есть потенциал.

– Я не помню точно, сэр, – медленно отвечает он, – думаю, в тот раз около десяти, думаю да.

– В тот раз? – спрашиваю я, удивленный признанием. – И сколько гражданских ты завалил?

– Около пятидесяти, по моим подсчетам, сэр, мож чутка больше, – кивает он, подтверждая цифру в деле.

– Пятидесяти? – недоверчиво спрашиваю я. Ну, хорошо, может по сравнению со счетом моих убийств это будет словно плевок в океан, но я хотя бы действовал по приказу.

– Даже для меня, ты как‑то слишком радостно нажимаешь на спусковой крючок.

– Жаль, что так, сэр, – извиняется он и еще раз слегка пожимает плечами. Благодарно вздохнув, адепт откидывает дело и, шатаясь, выходит из камеры, я иду за ним.

– Итак, сколько у нас получается? – спрашиваю я его, когда мы идем обратно к лифту. Он смотрит на маленькую пачку бумаги, оставшуюся в его руках.

– Восемь, лейтенант, вы оставили только восьмерых, – устало отвечает он, протягивая документы мне.

– Тебе они понадобятся, – говорю я ему, отпихиваю документы и вхожу в лифт, – собери их всех завтра после завтрака в комнате аудиенций и проинформируй Полковника Шеффера, что я встречусь с ним там же. Я отваливаю немного поспать.

МОИ ВОСЕМЬ "рекрутов" стоят шеренгой в зале, расслабленно так стоят, взгляд каждого прикован ко мне. Им всем любопытно, по тюрьме быстро расползлись слухи, что психопат Кейдж говорит с каждым и предлагает способ выйти из тюрьмы. Но кроме этого, у них больше нет никаких догадок о том, что происходит. Один или двое нервно дергаются под моим взглядом. Открывается дверь и, широко шагая, входит Полковник, как всегда в полной униформе.