Империя Демона (СИ) - Цезарь Юлия "Skazka569"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дурные вести, Генри. Из самого замка. — Она прошла к его столу, но чтобы выбросить бумагу в урну, и только после этого вернулась к шкафу у входа и разделась, чтобы сменить одеяния на ночные. И пока это делала, пересказала слова своей шпионки. Говорила она медленно, будто всё пропускала через себя вновь, но чем больше — раздражалась, гневалась. Ей было противно, омерзительно, что такой человек вообще существует.
Когда она накинула на свои плечи полупрозрачное платье белоснежного цвета, через которое просвечивалось не менее белоснежное бельё, Айка уже просто ходила по покоям и нервно теребила пряди своих волос.
— Генрих, это уже не просто прихоти, это пик его безумия! Я сначала не понимала, почему он до сих пор жив, теперь знаю: его просто боятся. И будут бояться еще много лет, пока трупы детей подвешены на двери каждого дома! — тараторила она. И чем больше говорила, чем больше гневалась, тем крепче в ней росла уверенность. В том, что надо сделать, что надо это что-то сделать немедленно. Когда, казалось, она успокоилась, Айка резко подошла к столу Генри и, положив перед ним чистый лист пергамента, наклонилась к нему и решительно заглянула в глаза: — Не юли, не прикрывай своего отца. Ты — король Летарта, а твой отец сейчас просто заменяет тебя, пусть для многих он продолжает считаться королем. Пиши его величеству Феликсу всё как есть — ты не хочешь войны на родине, что на вашей встрече будет решаться вопрос об уходе от войны. — Говорила Айка резко, может, даже слишком, но сейчас она пыталась помочь. Видела, как трудно Генриху давалось это письмо, и так как откладывать при таких обстоятельствах было нельзя, королева планировала решить все до восхода луны. — Не пиши как принц. Пиши как король, который защищает свой народ.
— Ты права: я король не только Серии, но и Летарта, — кивнул Генрих. Благодаря Айке в нем появилась эта уверенность, и ее рассказ и Генри заставил пойти на решительные меры незамедлительно. Феликс — не безумец, с которым нужно вести осторожный диалог, иначе любое неверное слово могло оказаться последним. Генриху даже дерзость была простительна в силу его возраста, чем он и решил воспользоваться. Он вновь взялся за перо и под пристальным взглядом Айки написал:
«Ваше Величество Феликс, требую незамедлительно прекратить агрессию в сторону моего королевства! Предлагаю очную встречу, дабы решить этот вопрос, на пока ещё нейтральной территории — королевство Серия. Даю свое слово, что ни Вам, ни Вашим послам не будет грозить опасность в моем доме. Война — это крах для всех государств и бесчисленные жертвы простого народа. Я надеюсь, мы сможем найти мирное решение возникших проблем и избежать ненужных смертей. С уважением, король Летарта и Серии, Генрих Бартоломью".
— Не слишком? — поинтересовался он у Айки, протягивая письмо. — Я также написал Элиасу Симонсу. Нисколько не сомневаюсь, что Диего — хороший военачальник, но просто хорошего нам недостаточно, если все же дойдет до войны. Нам нужен лучший.
— Мне нравится твоя идея, — сказала Айка, мягко забирая перо у Генри и зачеркивая первое предложение, написав вместо этого: «Ваше Величество Фелис, прошу Вас не начинать атакующие действия в сторону королевства Летарта». — Мне сказали, что Вильгельм прислал письмо с дохлыми крысами Феликсу. Не думаю, что с нашей стороны после такого уместно что-то требовать, как считаешь?
Но всё остальное письмо она одобрила. Шепнув в макушку короля «Молодец, милый», она коснулась его плеча, перечитала строки вновь. Нет, оно было замечательными.
— Возвращаюсь к теме об профессоре Симонсе. Он будет почетным гостем в замке. Тем более я попросила Диего осмотреть нашу армию, найти бреши в ней. Опыт Элиаса будет незаменим в этом. Как считаешь, они найдут общий язык?
И без этого можно было бы, но когда мужчинам есть что обсудить, это намного упрощает их сговорчивость. Вспоминая профессора, с которым, честно, не особо имела дело, потому что на его практику ходила не так часто, но познакомилась с его боевым прошлым, и было бы чудесно, если он примкнет к армии Серии, а не будет перехвачен в армию Люция. Лишь бы они не опоздали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Кстати… — Не хотела поднимать эту тему, но так было любопытно… Всегда любопытно, когда он приезжал в замок. Айкка повернулась к королю спиной и прошествовала к кровати, чтобы тот не смел ничего читать в её лице при следующем вопросе: — Как там родители Скайфорда поживают? — Ага, как же… Не особо-то она интересовалась семьёй Роберта, об этом все знали.
Генрих начал переписывать письмо с исправлениями Айки, но на этом вопросе остановился. Он повернул голову к ней, но та его слишком хорошо знала, чтобы вовремя скрыть от внимательного взгляда свои чувства. Но и он ее хорошо изучил за все время. Лёгкая улыбка отразилась на его лице, когда он вернулся к письму.
— У Скайфордов все хорошо. Несмотря на тяжёлую ситуацию в столице, дела их идут в гору, а богатства приумножаются. В этом немалая заслуга Роба, уж очень хорошо у него язык подвешен после учебы на жреческом, — рассказал Генрих. — Он торгует не только активами семьи, но и своим красивым лицом в купе с благословениями. Интересно, кто его этому научил? — лукаво бросил он, заканчивая с письмом.
Отложив до завтра все дела, Генрих потянулся так, что даже хрустнула пара косточек. Сидячая работа доводила его, он уже соскучился по тренировкам. Поднявшись, он тоже прошел к шкафу и закинул туда рубаху, оставаясь в свободных штанах, в который и собирался спать. После чего улёгся на свою сторону кровати, прикрываясь одеялом.
— Знаешь, я не буду против, если ты захочешь с ним повидаться, — тихо произнес Генри, поворачиваясь спиной к Айке. Под «повидаться» он подразумевал не просто встречу бывших любовников. Он не мог и не хотел дать Айке то, что она хотела бы как женщина: любви и удовлетворения, так называемого, супружеского долга. Генрих испытывал к ней самые теплые чувства, но лишь дружеские, как к верному союзнику. Одна была лишь просьба к ней, чтобы никто не узнал, но думал, что напоминать Айке об этом необязательно.
— А я тебе уже сотый раз говорю, — тоном мамочки сказала королева, доставая из-под подушки книгу. Ткнув Генриха, чтобы тот задул свечи, Айка вновь заставила руку светиться, но так, чтобы королю не мешать светом. Она приняла сидячее положение, облокотилась на огромную кучу мягких подушек и принялась водить взглядом по строчкам, хотя мыслями всё равно была с Генрихом, — чем меньше он меня видит, тем быстрее мы друг друга забываем. У него еще вся жизнь впереди. Найдет хорошенькую жену, заведет ребенка… Зачем ему собой мешать?
Айка говорила всё тише и тише, переходя на шепот, но не от страха, что их разговор кто-нибудь мог услышать. Просто говорить это было больно. Она скучала по нему, её грызла совесть, и чем сильнее грызла, тем больше Айка запрещала себе показываться перед Робертом.
— Да и вообще, — фыркнула королева. — Я тебя о родителях спрашивала, а не о нём. Не забудь завтра отправить две копии письма на случай, если его перехватят, либо гонец попадет в беду. Нам такие проблемы не нужны. — Айка скосила глаза на обнаженную спину Генриха, но тут же от неё отвернулась. Она не смогла прочитать его слова между строк, но как же он был прав. Айке так не хватало быть любимой, быть обожаемой, как она привыкла. Ей не хватало любви, секса, чувства, что сердце в чьих-то руках, но всё равно там, где безопасно. Но всё же было, за что она мысленно благодарила Генриха. За нежность. Он был к ней очень нежен, порой, Айка даже видела (хотела видеть?) больше братскую заботу. И за такие мелочи она благодарила его тоже мелочами, незаметными, но надеялась, что нужными.
Молитвами.
На крепкий сон, на доброе сновидение; на благодатную охоту, на ровную дорогу; на ясность ума во время собраний… Такие разные мелочи, порой, которые могли изменить целый день. Как и сейчас, пока Генрих лежал к ней спиной, она прикрыла глаза и помолилась, чтобы королю пришел самый добрый сон. Чтобы не снилось ему королевство под покровительством Вильгельма, чтобы не снился сам Вильгельм; чтобы не витала во сне Риз, чтобы не промелькала в голове академия. Либо его славное правление, либо его добрые воспоминания о детстве с Евой и Винсентом.