Вечное таинство – смерть - Валерия Леман

– А вот я люблю собак – быть может, потому, что мне повезло и ни одна из них ни разу меня не укусила. К тому же эта моя поездка к отцу не простая, но с нагрузкой: он попросил привезти ему бездомного московского пса. Так что я лечу не один, а в компании славной дворняги по имени Билли. Дело в том, что…

Тут Мари неожиданно оживилась – она прервала меня на полуслове, притом опустив свою прохладную ладонь на мою дрогнувшую руку.

– Да что вы говорите! Вот это совпадение! Одна моя парижская подруга тоже попросила меня привезти ей бездомного пса из Москвы. В последнее время в Европе это мода: принимать под свою крышу бездомных животных из России…

Короткая пауза, мимолетно нахмуренные бровки – и Мари вновь вскинула на меня взгляд своих серых очей:

– Скажите, а вы случайно брали пса не в приюте «Друг человека»?

Я усмехнулся:

– Именно там. Вы тоже?

– Я тоже!

Тут Мари бессильно откинулась на спинку кресла – при этом она выглядела такой несчастной, что мне в очередной раз захотелось ее обнять, дружески посочувствовать и ободрить, сказать нечто успокаивающее в духе «все пройдет зимой холодной».

– Вы не представляете: я так устала! У меня и без того в последнее время сплошные проблемы, а тут еще эта просьба насчет собаки…

Она полузакрыла глаза и говорила вполголоса, чуть хрипловато.

– Моего пса зовут Тоха – это огромный лось, который при желании мог бы съесть меня, не подавившись. Та дама из «Друга человека» прыгала вокруг Тохи, словно он дитя малое, только что в носик не целовала. А я с ужасом вела его на поводке и вздохнула свободно, лишь только когда сдала в багаж. Слава богу! Что ни говори, я предпочитаю общаться с людьми, а не с животными. В аэропорту меня встретит приятель подруги и заберет это сокровище.

Пока она монотонно выдавала сей монолог, я любовался ее лицом. Я не художник, но именно вот такие лица хоть на мгновенье, а делают из нас творцов – были бы у меня под рукой краски-кисти, я бы попытался живописать эту красоту.

Представьте себе: бледное, почти что мраморно-белое лицо с довольно крупным ртом со слегка припухшими губами и небольшими, но очень яркими серыми глазами удлиненной формы в окружении темных густых ресниц. Тонкие светлые брови, чуть вьющиеся палевые пряди волос, то и дело падающие на лицо, каждый раз поправляемые тонкими нервными пальцами…

– Вы меня гипнотизируете?

Голос Мари заставил меня вздрогнуть – я так ею залюбовался, что не сразу понял, что девушка выпрямилась и теперь требовательно смотрит на меня, сурово нахмурив брови.

Вероятно, я покраснел. Впрочем, я тут же постарался взять себя в руки и беззаботно улыбнуться.

– Извините, Мари. Наверное, не очень хорошо так пялиться на девушку, но у вас такое прекрасное лицо, что я не мог устоять – попросту вами любовался. Еще раз прошу извинения.

Несколько секунд Мари хмурилась и наконец улыбнулась, кивнув, словно соглашаясь с моими доводами.

– Вы сказали «пялиться», а я вновь вспомнила бабулю – это было одно из ее любимых слов. Она очень весело рассказывала, как познакомилась со своим мужем, моим дедом, которого я никогда не знала. Помню, как она рассказывала мне за вязанием: «Он так на меня пялился! А я подхожу к нему и говорю: «Хватит пялиться, сударь, после таких взоров извольте на мне жениться!»

Тут уж настала очередь покраснеть Мари – внезапно смутившись, она даже прикрыла ладошкой рот:

– Только не подумайте, что я вам намекаю!.. Я просто вспомнила бабулю Агафью. На мне вам жениться нет нужды – у меня уже есть жених, так что пяльтесь, сколько вам угодно, сударь!

Мы еще немного посмеялись, пошутили, и Мари вдруг снова словно вспомнила нечто не слишком приятное – внезапно нахмурилась, довольно сухо сообщила мне, что хотела бы немного поспать, а потому просит больше на нее не пялиться.

Разумеется, я обещал ей, и на том наше общение закончилось; через сорок минут, как только самолет совершил посадку в аэропорту, моя прекрасная соседка почти мгновенно исчезла, поспешив на выход, оставшись в памяти как «мимолетное виденье, как гений чистой красоты».

Глава 4

Здравствуй, папа!

Слава богу, меня встречал отец; вы не можете себе представить, как я обрадовался, очутившись с Билли в зале ожидания и тут же увидев его, приветствующего меня небрежным жестом руки. Дело в том, что обычно отец меня никогда не встречает, потому как полагает, что я – давно взрослый индивид, который неплохо зарабатывает в его косметической фирме, а потому вполне может самостоятельно добраться на такси до Сент-Женевьев-де-Буа – симпатичного городка под боком Парижа, где и располагается его славный особнячок.

Впрочем, на этот раз причина казуса легко разъяснилась с первых же минут. Рядом с отцом стояла, лучась улыбками и буквально подпрыгивая на месте от нетерпения, совсем юная девчушка: тонкая, как подросток, с гривой белокурых волос, в легкой курточке и потертых джинсах. Она первой кинулась ко мне навстречу, но обнимать и тормошить принялась не меня, а засмущавшегося Билли.

– Привет, привет, мой малыш! О-о-о, да ты настоящий красавчик! Москвич! Я тебя полюбила с первого взгляда, ты настоящий душка! Дай лапку! Умница – он дал мне лапку!

Последнюю фразу она с восторгом выкрикнула, на мгновенье обернувшись к отцу, который лишь снисходительно пожал плечами, и тут же вновь затормошила своего новоявленного питомца:

– Так ты понимаешь по-французски? А я уже начала изучать русский, купила себе целую гору учебников! Я могу сказать тебе по-русски…

Тут она приняла серьезный вид и произнесла с очаровательной старательностью: «Спа-си-бо!»

При этом не переставала трясти, обнимать и целовать окончательно сконфуженного Билли. Еще немного, и, казалось, пес произнесет если не по-французски, то по-русски: «Мадемуазель, хотя бы поздоровайтесь для начала с моим провожатым!»

В конце концов эту самую фразу вальяжно произнес мой отец, после того как мы с ним вполне по-дружески обнялись и традиционно похлопали друг друга по плечам.

– Дорогая Лулу, тебе бы следовало в первую очередь поприветствовать Алена. Поднимись, прошу тебя, и поцелуй – только в щеку! – моего дорогого сына.

И, пока ничуть не смутившаяся Лулу бойко чмокала меня в щеку и горячо трясла мою руку, отчего-то все повторяя слово «товарищ», Старый Лис представлял нас друг другу:

– Мой дорогой сын Ален… Моя подруга Лулу… Как, Ален, зовут собаку? Билли! Что ж, прекрасное имя – приветствуем тебя, Билли! Рад, что все мы познакомились. Ну а теперь давайте отправимся домой – сказать по правде, мне уже до чертиков надоел этот аэропорт!

Разумеется, мы не заставили себя ждать, тут же направившись на выход: впереди весело трусили Лулу с Билли на поводке, за ними энергично вышагивали мы с отцом. Уже рассаживаясь в машине, я вдруг вспомнил, что мне говорила Анастасия насчет слабительного эффекта снотворного, тут же донес эти сведения до Лулу, которая только махнула ручкой, удобно устроившись в обнимку с Билли на заднем сиденье:

– Уверена, ничего такого Билли сейчас совершенно не хочет – смотрите, он все еще такой сонный! Облегчится дома, где-нибудь в нашем саду – там полно замечательных кустиков!

И мы отправились домой.

По приезде на место, едва открылись дверцы машины, вполне пришедший в себя Билли рванул в заросли шиповника в дальнем конце сада, Лулу с веселым хохотом бросилась за ним, а мы с отцом, поулыбавшись-поумилявшись на эту мирную картинку, прошли в дом, где я первым делом поднялся в свою комнату на второй этаж, чтобы разложить вещи по ящичкам в шкафу и переодеться.

На календаре был месяц октябрь, стояли последние теплые дни парижского бабьего лета. Приняв душ и переодевшись, я спустился на кухню, и мы с отцом накрыли стол к ужину на террасе.

Сказать по правде, Старый Лис великолепно умеет готовить, но, в отличие от меня, он чрезвычайно ленив и не любит утруждать себя лишний раз. Поэтому на протяжении не одного десятка лет у него трудилась приходящая прислуга – славная мадам Пико, женщина с золотыми руками, которую я помню еще с детских лет, когда мы с Ольгой, бывало, проводили у отца пару-тройку недель на летних каникулах. И вот теперь, как с довольным видом сообщил мне отец, в услугах мадам Пико больше не было нужды: ее заменила Лулу, наилюбимейшее хобби которой – кулинария.

Итак, мы со Старым Лисом неторопливо ужинали на террасе. Лулу, перекусив буквально на ходу, от ужина отказалась: она резвилась с Билли в саду. Мы с отцом полюбовались, как в стремительно сгущавшихся сумерках они гоняют мяч по все еще зеленой лужайке, после чего я по просьбе Старого Лиса изложил страшную сказку об ужасной Вере Буниной, завершив рассказ описанием своего бегства из Москвы и благополучным прибытием в его, отцовские, оберегающие объятия. Отец только хмыкнул и поднял свой стакан с джином – мы чокнулись и выпили, еще немного посидели молча и наконец разбрелись по своим комнатам.