Утренние прогулки - Валерий Воскобойников

Римские воины так перепугались, что сразу бросались бежать, как только видели конец веревки или бревно над стенами города.

- Еще одна машина Архимеда против нас! - кричали они в страхе.

Архимед же удивлялся, когда его благодарили горожане и царь.

Даже во время обороны он считал эти машины игрушками ума и серьезно к ним не относился. Он снова засел за свои геометрические рассуждения и чертил на полу мелом разные сложные фигуры.

А я подумал: «Вот если бы он всерьез стал придумывать для людей разные машины, мы бы, наверно, уже давно не только на Марс и Венеру слетали б, а и на другие звездные системы».

Я так увлекся книгой, что и не заметил, когда мы приехали в Зеленогорск.

- Очнись, - сказала мама.

И я сразу стал убирать книгу в рюкзак.

Мы с мамой надели лыжи прямо около станции и пошли по лыжне в сторону Серенады.

Вокруг были высокие сосны и ели. Нас иногда обгоняли люди и спрашивали:

- К Серенаде мы правильно идем?

- Правильно, - отвечала мама.

Ветра совсем не было, и солнце здорово грело щеку, особенно если замереть, зажмуриться и поднять лицо. И воздух между деревьями был теплый, сосновый.

Некоторые люди снимали с себя куртки и оставались только в лыжных брюках.

Я так и не понял, какая гора называется Серенадой. Там было много гор, высоких и низких, крутых и попроще.

Я съезжал следом за мамой на огромной скорости с одной горы, потом, совсем не отталкиваясь, по инерции, въезжал на другую, съезжал с нее, взлетал на третью. Надо было только внимательно смотреть, чтобы не налететь на сосну.

А одна гора была страшно крутая и внизу утыкана обломками лыж.

Мама сказала, что она называется Лоб.

Когда мы забрались на эту гору и я заглянул вниз, то даже попятился, чтобы нечаянно лыжи меня туда не повезли.

- Неужели съедете? - спросил человек, который был здесь вместе со своей дочкой.

- Когда-то съезжала, - засмеялась мама, - попробую.

- Что вы, это же самоубийство! - испугался человек. - Не надо, я пошутил.

- Сейчас посмотрим.

Мама сразу оттолкнулась и помчалась с жуткой скоростью вниз, а внизу круто свернула и поехала с новой горы, с пологой.

- А мы с тобой лучше вернемся назад, - сказал человек дочке. - Мне еще жизнь дорога. Она, наверно, чемпионка какая-нибудь.

А я закричал:

- Мама! Все нормально? И мама ответила:

- Хорошо! Спускайся ко мне там, где полого!

И на меня многие люди с уважением посмотрели, потому что все следили, даже остановились, когда мама мчалась со Лба.

Потом мы ели холодные бутерброды и пили чай, такой горячий, что его надо было отпивать маленькими глотками.

Я пил из зеленой кружки, а мама - из крышки термоса. Из кружки поднимался пар, и этим паром было смешно дышать.

Мы еще покатались немного с гор. Я все-таки налетел на одну сосну, которая стояла прямо на пути, не успел свернуть. Я небольно стукнулся о нее плечом и упал. А один человек недалеко от нас так трахнулся лбом о дерево, что сидел потом полчаса, держась за голову, и друзья повели его к станции, даже лыжи его понесли.

Мы тоже поехали назад, и солнце сильно грело, с больших сугробов падали капли на лыжню.

В электричке напротив нас сел человек с птицами.

У человека был большой рюкзак и специальная клетка. Вместо железных прутьев на клетке была натянута белая материя. А с одной стороны - сделано стеклянное окошечко. Я посмотрел в это окошечко и увидел двух белых птичек с голубыми крылышками.

А человек осторожно поставил клетку, сел напротив нас и сразу стал нам улыбаться.

- Какие у вас красивые птицы, - сказала мама, - никогда таких не видела. Как их название?

- Это белая лазоревка, князек, - сказал человек гордо и снова заулыбался. - Сколько лет мечтал их поймать. Некоторым даже за всю жизнь не удается.

Он заглянул в окошечко.

- Волнуются. Ничего, посидят дня три в кутейке, привыкнут, можно их и в клетку выпустить.

- Вы птицелов? - удивилась мама.

- По выходным. А в другое время на заводе работаю. А вы - спортсменка? - спросил он.

- Нет! - И мама тоже засмеялась. - Я учительница музыки. Это мы с сыном покататься решили.

- А папа ваш куда же уехал? В командировке?

- Папа наш чертит. Он у нас без выходных работает.

- Хочешь, посмотри поближе моих птичек, не бойся, смотри прямо в окошко, - предложил человек мне.

И я стал смотреть, как они прыгают друг за другом, поворачивают голову, косятся на меня, клюют рябину.

- Очень редкие птички! А какие красивые! - сказал человек. - Я ведь тоже некоторых птиц петь учу, так что я как бы ваш коллега.

- Разве птиц учат петь? - удивился я.

- Еще как! На певца в консерватории столько времени не расходуют, сколько на хорошую птицу.

- И они, наверно, не отвлекаются на уроках, как ты, - сказала мне мама.

- Нет, они у меня старательные. Да и я знаю все их привычки. У меня жаворонок живет - я его прямо из гнезда взял, выкормыш. И два соловья. Иволгу - тоже выкормил, взял из гнезда. Такая боязливая птичка.

Я даже не поверил его словам, и мама, наверно, тоже.

- И все эти птицы живут у вас дома? - спросила мама.

- Конечно. Канареек или там волнистых попугайчиков я не держу. Хорошему птичнику их держать стыдно. Хочешь моих щеглов послушать? - спросил он меня.

- Еще бы он не хотел, - сказала за меня мама. - Слушать - это он любит. А вот сам стал заниматься музыкой хуже. Как будто у него какая-то пружинка сорвалась.

- С птицей такого не бывает. У нее если организм требует пения, так она запоет в любых условиях. Телефон у вас есть? Если хотите, могу как-нибудь позвонить. В выходные-то я сейчас все время буду за городом, а в будни - пожалуйста. Ко мне люди часто приходят. И с магнитофонами. У меня запишут, а дома у себя потом устраивают птичьи концерты. Вы скажите номер, я запомню. Если есть у мальчика интерес, пожалуйста.

Мама сказала ему наш телефон, а он сказал, что его зовут Федор Матвеевич.

Мы вышли на Ланской, а он поехал дальше, к вокзалу.

Утром по дороге в школу меня догнал Бабенков.

- Слышал, а? Шустрова переезжает!

- Куда?

- Ее родители поменяли квартиру с другим городом и переезжают. Она сегодня последний день.

Как- то так получается, что Бабенков всегда узнает секреты.

«Может, и руки не будут проверять», - обрадовался я и спросил Бабенкова:

- А кто санитаром будет вместо нее?

- Ты, конечно.

- Я?

- А кто же еще.

Тут уж я не обрадовался. Значит, я должен буду стоять у дверей, как она, и проверять руки. А у самого бородавка растет. Кто-нибудь увидит и скажет:

- Ты сначала свои руки приведи в порядок, а потом чужие проверяй.

Я так задумался, что даже не заметил, как мы подошли к школе.

Я уже давно слышал, что некоторые люди выводят бородавки кислотой.

На перемене я спросил у Гриши Алексеенко:

- Где кислоту продают, ты не знаешь?

- Наверно, в аптеке, - сказал он, - только на нее рецепт нужен.

Мы с Гришей пошли к его брату.

- Какая кислота? - спросил брат. - Серная, соляная, может, уксусная? Если уксусная, то дома у матери возьми уксусу, вот тебе и кислота, смотри эссенцию не бери, она жжется.

- Мне уксусную надо - сказал я, хоть и не знал, какую.

Я только сейчас услышал, что уксус - тоже кислота. И Гриша Алексеенко, как всегда, вздохнул:

- Вырасти бы побыстрей, а то ничего не знаем.

После школы, когда мама пошла на вечерние уроки, я взял из стола уксус. Уксус я любил нюхать, он пахнет маринованными грибами.

Я капнул из бутылочки на руку. Но все сразу пролилось в раковину. Я снова капнул.

Уксус не помогал.

Когда пришел папа, я его сразу спросил:

- Какая кислота бывает самая страшная?

- Синильная, - сказал папа, - ее шпионы используют и разные убийцы.

И тогда я понял, что надо делать. Я незаметно оделся и побежал к аптеке. Там было много людей, а у прилавка стояла старушка в белом халате.

- У вас синильная кислота без рецептов есть? - спросил я старушку.

Старушка даже подавилась от удивления.

- Зачем тебе такая кислота, мальчик?

- Нужно, - сказал я тихо и опустил голову.

- Сейчас узнаю, подожди.

Старушка ушла куда-то, а через минуту вернулась.

- Зайди к заведующему, мальчик.

И она пустила меня прямо за прилавок в коридор, а оттуда в специальный кабинет.

В кабинете сидел старичок. Он и был заведующий.

- Это тебе нужна синильная кислота? - спросил старичок. - Тебе самому?

- Мне.

- Может, тебе другая нужна, а ты забыл, может, соляная - для желудка.

- Нет, синильная.

- Хорошо, синильная. А сколько тебе нужно?

Я подумал и сказал:

- Литр.

А старичок сразу засмеялся.