5 имен - 1 - Макс Фрай

Наутро столько шуму было в доме у синьоры, квеста мелодрамма! квеста конфузионе! столько слез, что никто пропажи не заметил, а булавку-то серебрянную сорока утащила, и в гнезде спрятала, под крышей у прачки Дионисии, вот уж потом житья от нее, Дионисии этой, всему городу Ноли не было, пока не узнали в чем дело…но это уже другая история, ди пока импортанса, совсем другая история.

Про Осу Беспокойства

…но это бы все ничего, а вот с племянницей её, Франческой, и вовсе конфузия вышла, расскажу тебе, слушай.

Была у нее, Франчески этой, привычка с малолетства — сидеть с открытым ртом, вроде как задумавшись, так она и девушкой став, часто посиживала, и вот в этот самый рот к ней однажды не то пчела, не то муха залетела, прямо в этот, как его, аппарато респираторио. Вскрикнула Франческа и крепко рот захлопнула с перепугу.

Тут-то все и началось. Стали в городе всякие вещи твориться, даже нам, местным, ко всему, как ты знаешь, привыкшим, непонятные. То, понимаешь, все циферблаты на городских часах возьмут и запотеют (а это Франческа, анима семпличе, в слезах проснулась), то все бакалейщики заснут одновременно, так что ни сахару не купишь, ни соли (а это Франческа за расческу взялась и волосок больно выдернула)… да что там — стоило ей однажды за вишневое дерево в мамином саду приняться, тут же во всем Ноли отсырели спички, и, пока она с тяжелой корзиной из сада не вышла, ни одна хозяйка не могла плиту разжечь, а рыбаки без курева чахли, кроме, разумеется, тех, кто в море.

Не сразу мы догадались, в чем тут дело, ке дьяволериа э квеста! а уж когда догадались, стало Франческе совсем туго.

Нечего и говорить, что никто ее в жены брать не собирался, хотя до этого очень даже поглядывали, такой вот случай сфортунато э фатале.

Так бы и тянулось, наверное, до сих пор, когда бы не дон Эса с Каброры, энтомолог мольто селебре, хотя ты, небось и не слыхала, персона синификанте, к тому же — собиратель халдейских рукописей, говорят, некоторые он даже прочел.

Приехал дон Эса в город Ноли, прознав про наши чудеса, поселился в моей гостинице, натуралементо (тогда как раз кофейные зерна горчили, оттого что Франческа с доньей Филоменой в лавке поругалась) и сразу, в первый же день, сказал, что знает в чем тут дело. Так и сказал, на этой самой терассе, где мы с тобой нынче сидим, с торжеством в голосе, похожим на визг старой мельницы, на слушателей поверх очков глядя и головой, похожей на перезревший плод, покачивая.

Фань гун цзы син, как говорят китайцы, ищи в самом себе! — сказал он, это в вашей барышне не пчела и не муха никакая, а всамделишная Оса Беспокойства, я за ней всю жизнь гоняюсь, в моей коллекции как раз такой и не хватает для полного моего энтомологического счастья. Берусь, сказал дон Эса, вас от напасти избавить, и необьяснимое в городе под корень извести, то есть совершенно безотказный Способ знаю… только вряд ли на это семья Франчески согласится, потому как способ этот мольто специале, я о нем в старых книгах вычитал и сам еще на практике не испытывал.

Что же это за способ, что за траттаменто такой, спросили дона Эсу, а он возьми и скажи: Осу Беспокойства из девушки только так достать можно, что после этого на ней жениться придется непременно и сразу. Впрочем, я готов и заранее жениться, уж больно мне эта штука для коллекции надобна.

Фаи коме креди, сказали ему, подумав, жители Ноли и, Франческу не спросив, отдали ее старому дону Эсе, не прошло и недели. Надо ли говорить, что на свадьбу весь город собрался, фар сенсационе! рисом и конфетти бросаться, на заплаканную малышку с умилением глядеть да граппу ди барбера всю ночь потягивать, капити? в ожиданьи избавленья. Все торговцы пришли, все рыбаки из Нижнего города, даже жена ревнивого дона Борсалино, который ее взаперти держит, через окно выбралась, даже столетняя донья Корсо, у которой такой большой горб вырос, что она со времен Монте-Кассино в постели обедает, а обед ей из лавки на веревке в корзине доставляют, короче — все пришли, ведь радость какая.

Не прошло и двух часов, как дон Эса с молодой женой в спальню удалились, а вот уж он и сам вышел — с румянцем на скулах, мольто станко, мольто рапито, видать непросто ему дался старинный халдейский метод — в руках коробочку сжимая, маленькую такую бонбоньера, вот, говорит, ваша Оса, больше ей вас не мучить, на булавку ее и под стекло! и коробочку показывает, высоко над головой поднимая, как кубок на регате, что мимо Ноли каждый год на всех парусах пролетает.

Зашумели гости, стали дона Эсу славить, кьянти ему наливать, даже качать хотели, да тут, как на грех, пьяный Филиппо Тино заявился, в двуцветных штиблетах и с угольной гвоздичкой в петлице, ему-то там быть и вовсе не следовало, потому как до всех несчастий он Франческу на танцы в Аредатто водил и леденцы ей за щеку совал… что и говорить, темпераменто интраттабиле, подошел он к дону Эсе и поглядел ему прямо в лицо, а с чего это, говорит, мы тебе верить должны, старый джиоттоне? может ты нашу глупышку аппетитоза за просто так два часа старыми костями своми мучил? может ты нам голову морочишь, показывай давай Осу! не то мы с братом тебя в осиное гнездо голой задницей очень даже сунем! такой вот грубый Филиппо, капити?

Ох, как обиделся дон Эса, квеста оффеса! весь побелел, затрясся, коробочку приоткрыл и под нос Филиппо сунул, смотри, говорит, чтоб она тебя, дурака, за нос цапнула! а из коробочки только вжжик! и мелькнуло что-то, маленькое, быстрое, золотистое…все только ахнули, а старая синьора Корсо быстро рот захлопнула.

Что тебе сказать? сильно жизнь синьоры Корсо с того дня изменилась. Но это, как ты, понимаешь, другая история. Совсем другая. К тому же, дождь кончился. Андиамо, Елена.

История седьмая, самая длинная

…Вот ты говоришь, Елена, сиеста наша в Ноли тебя утомляет, лавочки закрыты, сигарет не купишь, в кафе не посидишь, а сядешь, так не дозовешься никого, дремлют в тенечке, под полосатыми тентами, спать на жаре — итальянская наука, тут не поспоришь. Но вот что я скажу тебе на это, кариссима, захочешь кофе в полдень — зайди в кондитерию к дону Джаге, он никогда не спит, разве что ночью, но ночью спать — не итальянский обычай, дон Джага свистит на кухне и знай себе печет булочки с кардамоном, дона Джагу все знают, это ведь тот самый кондитер, что сонное наследство получил, да только без толку, или, как говорила синьора Кьяза:

даль дире аль фаресе ди меццо дель маре!

А дело было так, Елена, садись поближе и плесни-ка мне из вон той запотевшей бутылочки, и себе плесни — станет нам прохладно, как в погребе у доньи Кьяры, торговки вином, той, что прошлой осенью спускаясь за бочонком цветочного, подскользнулась на темной лестнице и упала, что-то в ней не то хрустнуло, не то оборвалось, и — что ты думаешь? — вскоре пришли к донне Кьяре черные мысли, хотя доктор из Монтаньи твердил, что вот-вот заживет, надо только поглядывать на образок и прихлебывать медовый отвар пополам с граппой, да только ничего не заживало, и вот донья Кьяра послала за доном Джагой, а он ей племянником приходился, выставила всех из спальни и говорит ему: возьми у меня, каро мио, под подушкой одну вещь, это будет твое наследство, пер аморе о пер сфорца! пошарил Джага под подушкой, а там — шкатулка, тяжеленькая такая, медными гвоздиками клепаная, здесь говорит ему Кьяра, не записки любовные, не рецепты, ты не думай…здесь голубые диаманты хранятся, я их от своей тетушки получила, она от своей, а взяты они из тех даров, что волхвы приносили сам знаешь кому, да только открывать не торопись, на них заклятие положено: чтобы камушки достать, надобно сиесту на них провести, под подушкой уложив, переспать сладко, без просыпу, но не просто так, а с женщиной в обнимку, и женщина не все равно какая должна быть, а такая, что уно — тебя любит и дуэ — тебе не врет, иначе все они в пепел превратятся, голубой и бесполезный, капити? а теперь бери и топай домой, да подумай хорошо, бамбино, не торопись, сказала так и умерла тихонько, а дон Джага домой пошел с наследством под мышкой, да чего там домой, к своей невесте прямо и пошел, по дороге размышляя, какое кольцо он ей закажет с диамантом цвета полдневного моря, как у синьоры из Генуи, что виллу на берегу снимает, и какая у них будет вита феличе непременно, семпре эччелента.