Завещание волхва - Вадим Иванович Кучеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам нотариус, крошечный сухой старичок, одетый неброско, но чрезвычайно презентабельно, казался одним из экспонатов этой лавки древности, отличающимся от остальных тем, что он обладал даром речи. На взгляд Олега, ему было лет девяносто, не меньше. У него были припудренные временем ничего не выражающие глаза, изборожденное глубокими морщинами личико и высохшие ручки, напоминавшие птичьи лапки. Звали его Мстислав Иванович, и когда он не говорил, то напоминал вырезанного из дерева идола, посаженного за массивный стол из драгоценного мореного дуба, чтобы приводить в священный трепет клиентов. В этот кабинет, святая святых нотариальной конторы, допускали, как понял Олег, лишь избранных. Но его провели сразу, как только он представился.
Его, несомненно, ждали, и с большим нетерпением. Но Олег готов был поклясться, что в глазах Мстислава Ивановича, когда нотариус его увидел, промелькнуло изумление, сменившееся разочарованием. Старичок явно был обманут в своих ожиданиях. Невольно Олег почувствовал себя виноватым, сам не зная в чем.
– Так это вы Олег Витальевич Засекин? – с удивлением произнес старичок. И это было единственный раз, когда в его голосе проскользнуло подобие каких-то эмоций. – Наследник по завещанию Святослава Вячеславовича Полоцкого?
Олег дважды молча кивнул. Сначала утвердительно, потом отрицательно. Тем самым он признавал, что является Олегом Витальевичем Засекиным. Но выражал сомнение в том, что может быть наследником совершенно неизвестного ему Святослава Вячеславовича Полоцкого. Ему до сих пор казалось, что это какая-то ошибка, и его просто перепутали с другим человеком. Олег все время ждал, что заблуждение раскроется, и его ославят, как афериста, посягнувшего на чужое имущество. Поэтому, на всякий случай, он держался настороже и старался быть очень осторожным.
Но мысли Олега были противоречивы. В то же самое время он допускал, что именно ему несказанно повезло и на него, как манна небесная, свалилось наследство, о существовании которого он даже не подозревал. Это было сродни чуду, но такое случалось и раньше, о чем даже сообщалось в мировых таблоидах и выпусках теленовостей. Поэтому ему очень хотелось узнать, кто такой этот таинственный Святослав Вячеславович Полоцкий, внезапно решивший его облагодетельствовать без каких бы то ни было, как казалось Олегу, оснований. С человеком с таким именем он никогда в жизни не встречался. Среди родственников, даже дальних и уже совсем отдаленных, что называется, седьмая вода на киселе, его Олег тоже не нашел, хотя и перерыл все семейные архивы, оставленные ему давно почившими бабушкой и матерью. Впрочем, архивы были скудными. Бабушка была сиротой, чему виной оказалась война. В возрасте всего нескольких лет от роду она очутилась в детском доме. И все, что было до этого, скрывала тьма неизвестности.
Быть может, в этом мраке и скрывался некий Святослав Вячеславович Полоцкий. Но это требовало доказательств, которые Олег хотел получить в нотариальной конторе. Ему как-то не приходило на ум, что это его желание переворачивало все вековые традиции с ног на голову, ведь обычно наследникам приходилось доказывать, что они имеют основания претендовать на наследство. Но Олег был совершенно несведущ в этой сфере. Для него это была поистине terra incognita, и потому он сам устанавливал законы – по праву первопроходца и открывателя новых земель.
Нотариус обратил внимание на несоответствие в движениях головы Олега и скрипуче поинтересовался:
– Как вас понять, молодой человек? Вы сомневаетесь в том, что вы – это вы?
– В этом-то как раз нет, – ответил Олег. – А вот во всем остальном…
Старичок был умудрен жизненным опытом. Он понял то, что было не досказано. И, несмотря на свое разочарование, попытался успокоить Олега, сказав:
– Я думаю, что ваши сомнения рассеются после оглашения завещания. И так как мы больше никого не ждем, то, может быть, приступим? Если вы не возражаете, конечно.
На этот раз Олег ограничился взмахом руки. От волнения у него пересохло в горле, и он предпочитал помалкивать. Слова из его рта продирались наружу, словно дикобразы через слишком узкую для них нору, раздирая своими колючими иглами гортань.
Он даже не заметил, как в руках нотариуса появился большой запечатанный пакет, услышал только треск разрываемой бумаги. Внутри пакета лежали два конверта. Старик, воспользовавшись крошечным серебряным ножом для бумаг с ручкой, инкрустированной разноцветными драгоценными камешками, вскрыл один из них.
– Завещание с завещательным возложением на наследника, – произнес нотариус неожиданно звучно, словно подчеркивая этим значительность момента. Но это было мимолетное усилие, стоившее ему, по всей видимости, большого напряжения. Сразу же после этого голос Мстислава Ивановича снова стал тихим и скрипучим, напоминая звуки, издаваемые засохшим от времени деревом под порывами ветра.
Олег слушал, боясь глубоко дышать, чтобы ненароком не заглушить голос нотариуса и не услышать написанного в завещании. Ему почему-то казалось, что переспрашивать будет сродни кощунству – все равно, что наступить, пусть даже ненароком, на могильную плиту.
– Я, Святослав Вячеславович Полоцкий, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение, – читал нотариус, интонационно выделяя каждое слово. Это было непривычно и мешало восприятию текста, и Олегу приходилось напрягать все свое внимание, чтобы понимать смысл каждой фразы в целом. – Все мое имущество, движимое и недвижимое, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю…
Нотариус сделал паузу и поднял глаза от бумаги, которую он держал перед собой в подрагивающих от старческой слабости руках, на Олега, словно желая в последний раз удостовериться, что не совершается роковой ошибки и перед ним именно тот человек, о котором идет речь в завещании. В его глазах снова просквозило разочарование, как показалось Олегу. Однако затем их снова затянула бледная пленка, и они стали беспристрастны и непроницаемы, как стальной сейф, надежно хранящий мысли и чувства своего хозяина.
– …внуку своей родной сестры Олегу Витальевичу Засекину, единственному оставшемуся в живых после моей кончины потомку нашего рода.
Нотариус снова смолк и опять взглянул на Олега, словно желая увидеть, какое впечатление произвело на него это сообщение. По всей видимости, увиденное удовлетворило его. Олег выглядел человеком, изумленным до крайности. Тайное стало явным, и произошедшее погребло его под собою, как снежная лавина, спустившаяся с гор в долину, где он до этого
