Ночные ведьмы - Ольга Богатикова

Я кивнула. О карательных отрядах Илана знает не понаслышке. Искра пробудилась в ней полгода назад, когда жителей ее села авалейцы заживо сожгли в большом деревянном сарае. Сама Илана чудом осталась жива – в тот момент, когда солдаты вошли в село, она собирала в лесу хворост. В огне погибла вся ее семья: мать, старушка-свекровь, супруг и два пятилетних сына-близнеца.

С того момента, как мы приняли ее в круг, Илана не пропускала ни одной вылазки. Ей доставляло удовольствие выслеживать отряды солдат и обрушивать на их головы потоки огня – очевидно, она надеялась, что среди убитых вояк окажутся люди, погубившие ее родных.

- Бери четырех помощниц и прямо сейчас отправляйся в Ринрин, - сказала я Илане. – Крестьяне должны покинуть деревню до того, как туда придут каратели. Действуйте максимально осторожно, Морр может отправить с солдатами чародея. Главная битва у нас впереди, будет очень жаль, если вы не сможете принять в ней участие.

Илана растянула губы в холодной улыбке, кивнула.

- Далее. Сегодня в Берг приехал Карл Деамоний. Я слышала, как он сказал Морру, что собирается укрепить магические щиты, и начнет с тех, которые расположены на западе. Надо выяснить, что именно он станет делать. Этим я займусь сама. Лита, Нинон и Беата, вы отправитесь со мной. Завтра на рассвете мы полетим в Ткарку. Остальные, утром выберете сестру, которая останется охранять дом, а сами ступайте к пропускному пункту. В полдень через него должен проехать очередной обоз с продовольствием. Настоятельно вас прошу не палить по нему сразу. Авалейцы теперь посылают с повозками надежный конвой, в котором едут два-три колдуна, готовых дать нам отпор.

- Обоз поедет через лес, - подала голос Нинон. – Будет удобно, если вы наведете на конвой морок. Пусть поплутает по дорогам. А вы потихоньку обезвредите охранников, одного за другим.

Ведьмы одобрительно зашумели.

Я хлопнула в ладоши, и в комнате снова стало тихо.

- У кого-нибудь есть вопросы? Нет? В таком случае, команда Иланы отправляется в Ринрин, а остальные – отдыхать. Завтра у нас будет много работы, сестры.

Глава 2

Снег за одну ночь укутал двор и сад в белую пуховую шаль. Вчера на улице стояла серая унылая осень, а сегодня подъездная дорожка, скамейки и кусты сверкали так, словно кто-то рассыпал повсюду алмазную крошку. Я смотрю на заснеженный двор сквозь тонкие узоры на замерзшем стекле и мечтаю о том, как сразу после завтрака надену шубку и меховые сапожки, и побегу к пруду, чтобы проверить, не тронул ли его воды первый ледок.

- Юна, ты готова? – раздается из-за двери голос матери. – Спускайся скорее в столовую. Прибыл гость, отец желает нам его представить.

Гость? Наверняка очередной седовласый бородач из министерства иностранных дел. Только они позволяют себе беспокоить папу так рано. Значит, снова придется молча жевать овсянку и слушать скучные разговоры о ценах на зерно, проблемах металлургии и государственном перевороте в Гаарте.

Камеристка закрепляет мои волосы последней заколкой. Я встаю с кресла и выхожу из комнаты. Вместе с матушкой мы спускаемся на первый этаж нашего особняка, степенно, как и полагается высокородным дамам, входим в трапезную.

Отец с гостем стоят у окна и о чем-то оживленно беседуют. Услышав наши шаги, они оборачиваются. И я забываю, как дышать.

Рядом с папой стоит вовсе не обрюзгший седовласый господин, а молодой мужчина, высокий и статный. Его волосы цвета меди, и сейчас, когда он стоит у окна, кажется, что в них запуталось солнце. Глаза, глубокие, изумрудно-зеленые, как свежая луговая трава, при виде меня отчего-то становятся больше, и я проваливаюсь в них, словно в бездонный омут.

Пропала зима, пропала столовая, пропал родительский дом. Теперь я стою на широком лугу под палящим летним солнцем, а в душе у меня поют соловьи, и распускаются нежнейшие фиалки.

- Юна, Ульрика, позвольте представить вам нашего гостя, - откуда-то издалека доносится веселый голос моего отца. – Прошу любить и жаловать: Август Беллатор – племянник Валерия Беллатора, новый участник нашей дипломатической миссии в Авалее.

Август… Его имя пахнет медом, спелыми яблоками и дымом пастушьего костерка.

Он смотрит на меня без улыбки, широко распахнутыми глазами и, кажется, как и я, боится вздохнуть.

- Мы счастливы видеть вас в нашем доме, господин Беллатор, - говорит ему мама.

Он с трудом отрывает от меня взгляд, что-то говорит ей в ответ, потом быстро целует руку и снова поворачивается ко мне. Мать осторожно подталкивает меня к нему - настала моя очередь приветствовать гостя.

- Рада знакомству, - чуть слышно произношу я, протягивая ему ладонь.

- И я рад, - так же тихо отвечает Август. – Бесконечно.

К моим пальцам прикасаются горячие губы. Я вздрагиваю.

И просыпаюсь.

За окном лесной избушки безмятежно светила луна. Сестры тревожно спали на лавках – до рассвета оставалось не менее двух часов. Понимая, что заснуть больше не удастся, я тихонько встала со своего места и вышла на крыльцо.

Свежий ветер коснулся моего лица. Я заправила за ухо прядь волос, вытерла мокрые от слез щеки.

Эмоции… По ночам они к нам возвращаются. Напоминают, что мы все еще являемся людьми. По ночам мы видим свое прошлое, ненадолго вспоминаем о том, чего у нас теперь нет.

Во сне многие сестры кричат. Другие, как я, плачут и стонут. Мы знаем истории друг друга, но никогда о них не говорим. Это слишком личное, слишком тяжелое, и для обсуждения не годится.

Мы с радостью обошлись бы без отдыха и сна, но это, к сожалению, невозможно. Поэтому раз за разом вынуждены заново переживать то, что вызывало у нас сильные чувства.

Август… В то далекое зимнее утро, когда дядюшка прислал его в дом моего отца, я сразу поняла, что стану его женой. Он потом признавался, что увидев меня – темноволосую, кареглазую, ни капельки не похожую на него самого – подумал о том же самом.

Мы обвенчались в начале лета, через шесть месяцев после знакомства. Родные недоумевали: для чего так торопиться? В приличном обществе брак заключают не ранее, чем через год после официальной помолвки, а любая спешка чревата нелепыми слухами и пересудами.

Нам же просто хотелось быть вместе, а до сплетников и поборников морали не было никакого дела.

Могла ли я, стоя