Дети Афродиты - Вера Колочкова

– Иди ты… Надо же, а я и не знала.

– И я не знал, Оль… – подперев щеку, грустно проговорил Марк. И поглядел на нее с жалостью. – Надо же, сирота. Ты, Оль, никогда о себе ничего не рассказывала.

– А зачем, Марк? Вот она я, вся перед тобой. Ты же сам всегда твердишь, чтобы в офисе – ничего личного. Только работа.

– Ну, между нами-то можно… Мы ж не чужие… Вот, выпиваем сидим. Хорошо, между прочим, сидим. Жена мне, глянь, обзвонилась вся, а я ни на один вызов не ответил.

– Так ответь…

– Перебьется. Я и без того слишком положительный. Веревки из меня вьет, зараза. Надоела уже. Вот как вы думаете, девки, не пора мне жену менять? В каком возрасте мужики обычно жен меняют, а?

– Та рано тебе, молодой ишшо, – хохотнула Татьяна, игриво оглядев Марка. – Вот лет через пятнадцать-двадцать – самое то. Твоя вторая жена аккурат успеет из пеленок вырасти. Все по плану, Марк, все по плану. Нынче это ужасно модная тенденция, чтобы разница в возрасте охренительная была. Причем неважно, в чью сторону. Мой бойфренд, например, с которым я живу, моложе меня на… Ой, даже не буду говорить, на сколько… Много, в общем.

Они с Марком уставились на Татьяну озадаченно. И впрямь, не было у них принято, чтоб до таких откровений дело доходило. Всяко сиживали, бывало, – и на корпоративах, и с целью расширения сосудов, – но до четко определенных границ…

Татьяна тоже почувствовала – не то сказала. Глянула на Марка обиженно – сам про жену начал. А она что, она только знамя подхватила. Потом перевела взгляд на Ольгу, слегка прикусив губу. И бабахнула в лоб сердито:

– Нет, и ты давай колись, до кучи, раз уж на то пошло! Если уж мы с Марком личным-семейным разоткровенничались. Колись, чего переехала-то. Семейная жизнь не задалась, да? Развод и девичья фамилия? Да не стесняйся, все мы когда-то разводимся-разбегаемся, рано или поздно.

– Я не стесняюсь, Тань. Но и рассказывать ничего не буду. Мое – это мое. Извини.

– Да ради бога, как хочешь. Только вот вся ты в этом и есть, дорогая. Пусть другие подпрыгивают, как дураки, а ты легкими аплодисментами отделаешься. Гордая ты слишком, Оль, вот что я тебе скажу. Проще надо быть, проще…

– Э, э, девочки… – испуганно схватился Марк за бутылку. – Вы что, ссориться собрались? Не надо… Давайте лучше еще накатим… За нас, красивых и умных! И не гордых!

– Давай, Марк, давай, – улыбнулась ему Татьяна. – А ссориться мы не собираемся, еще чего. Мы очень хорошие девочки. Правда, Оль?

– Правда, Тань.

– Мир и дружба навек?

– А то.

– Значит, за дружбу?

– За дружбу! – звонко чокнулись стаканами.

– Все-таки сволочи вы, девки. Обе две… – обиженно протянул Марк, вздохнув. – Чокаются за дружбу, а меня как будто тут вообще не присус… Присуссвует…

– Присуссвует, Маркуша, еще как присуссвует, – торопливо потянулась к нему стаканом Татьяна, исходя хмельным хихиканьем. – Куда ж мы без тебя, благодетель. Кормилец наш, Абдулла! Знаешь, как мы тебя любим? И не высказать. Правда, Оль?

– Правда, Тань.

– Тогда чокнись с любимым начальником.

– Да, конечно… – послушно протянула руку со стаканом Ольга.

Марк выпил до дна, замер, прикрыв глаза. Потом с шумом вобрал в себя воздух и на выдохе произнес благодушно игриво:

– Ладно, девки, черт с вами… Так и быть, уговорили на комплимент. Не сволочи вы, а красавицы. Обе две.

– Ну, я-то, допустим… Не так чтобы красавица… – ехидно-скромно потупилась Татьяна, – а вот Ольга, это да! Ольга у нас и впрямь красавица. Кстати, давно хочу спросить, Оль… Чем ты волосы так удачно красишь, извини за подробности? Поделись секретом?

– Ничем не крашу…

Ольга вдруг рассмеялась, глядя на озадаченную Татьяну. Выпрямив спину, красиво сложила ногу на ногу, покачала головой, произнесла низким грудным голосом, подражая Людмиле Гурченко:

– Нет, почему ты решила, что я крашена? Это мой натуральный цвет!

– Да ну, брось… – недоверчиво отстранилась Татьяна. – Не может быть. Оттенок же просто космический! Как у Афродиты – бело-пепельно-серебристый… Врешь, наверное. Что, прям-таки от природы?

– Ну, говорю же…

– Прям от мамы-папы?

– Про маму-папу вообще ничего не знаю, Тань.

– Ой, да, извини, я забыла, ты ж сиротинушка у нас, как выяснилось. Нет, но волосы! Надо же, чудо какое! Чтоб такой нежный цвет и был натуральный! Откуда такое чудо взялось, а? Вроде и характерец у тебя тоже далеко не нежный. Мужской скорее, боевой, непробиваемый. Я слышала, что состояние волос характеру соответствует. Мягкие волосы – нежный характер. Жесткие волосы – жесткий характер. А у тебя почему наоборот, а, Оль?

– Не знаю. Может, мой характер по природе и мягкий. А жесткость обусловлена синдромом сироты.

– Чем обусловлена?

– Ну, тест такой есть… Я недавно на одном психологическом сайте откопала. О том, как среда формирует и меняет характер. И что человек порой сам своего природного характера не знает.

– Да? Очень интересно. Сбросишь мне ссылку в почту?

– Да без проблем.

Татьяна еще хотела что-то спросить, но не успела – у Ольги в кармане брюк заверещал мобильник. Той самой мелодией заверещал, бьющей ножом в сердце – «… нам оставалась всего неделя, и она уже прожита…»

Иван. Зачем, зачем?.. Вот бы отключить его звонки раз и навсегда. Да только нельзя. Отца своего ребенка из жизни не выключишь. Связующее, блин, звено, пята ахиллесова…

Наверное, у нее изменилось выражение лица – очень уж настороженно глядели Татьяна с Марком. Даже глаза у обоих сделались почти трезвыми.

– Оль, у тебя телефон, – тихо произнесла Татьяна. – Голосом Лепса поет.

– Я слышу, Тань.

Мелодия оборвалась, и она вздохнула легко. А через секунду снова задребезжало из кармана: «…слова, как иголки, предложения, как ножи… Поцелуев иголки в прошлое не сложить…»

Резким жестом выхватила поющего мерзавца из кармана, прижала к уху.

– Да, Иван! У тебя что-то срочное? – ответила жестко. – Нет? А зачем тогда? Если я не отвечаю на звонок, значит, не могу или не хочу отвечать! Что непонятно, Иван? Нет, я сегодня ей не звонила. Сам позвони, ты же отец. Да, я ей мать, а тебе никто, понял? Все…

Нажала на кнопку отбоя, сунула телефон в карман, цепко ухватила пальцы в замок, пытаясь успокоиться. И зубы сжала. И затылок напрягла. И сердце… Господи, да когда ж все это кончится? Когда он оставит ее в покое, наконец?

– …Я ж говорю – характер… – донесся до уха испуганный голос Татьяны. – Какое уж там соответствие.

Ольга подняла голову, глянула им в лица, улыбнулась натужно.

– Извините, ребята. Так вышло. Напугала я вас, да?

– Ничего, бывает, Оль, – торопливо заговорил Марк, откручивая пробку с бутылки. – Я со своей тоже что ни день, то цапаюсь. Давай еще накатим, тебе надо напряжение снять.