Пока ты моя - Саманта Хайес

Я поднимаюсь и протягиваю руку:

– Да, а вы, судя по всему, миссис Морган-Браун.

– О, зовите меня Клаудией, пожалуйста. Входите, – широко улыбается она.

Клаудия отходит в сторону, и я захожу в дом. Здесь пахнет цветами – на столике в прихожей красуется ваза с лилиями, – но главным образом в воздухе витает «аромат» сожженного тоста.

– Пойдемте, нам будет удобнее на кухне. Выпьем по чашечке кофе, – зовет меня Клаудия с приятной улыбкой и неимоверных размеров животом.

Пока мы идем по черно-белому, будто шахматная доска, кафельному полу, ребенок, который открыл дверь, носится между нами. За пояс его брюк заткнут игрушечный пистолет. Мы заходим на кухню. Она просто огромная.

– Дорогой, Зои здесь.

Мужчина поднимает глаза от «Таймс». Весьма привлекательный, как и, полагаю, все члены этой семьи.

– Добрый день, – говорю я как можно более приветливо.

Мы немного мнемся, как это обычно бывает при знакомстве.

– Привет, я – Джеймс. Рад познакомиться. – Он на мгновение приподнимается и протягивает мне руку.

Клаудия подает мне кофе, который волшебным образом появляется из начищенной до блеска машины. Аппарат выглядит таким навороченным, что и подойти-то страшно, а ведь мне, безусловно, придется пользоваться этой машиной, если я получу работу. Делаю глоток и оглядываюсь, пытаясь не таращить в удивлении глаза. Кухня впечатляет. Там, где я живу… где почти не живу… кухня размером с чулан. И нет никакой комнаты для посудомоечной машины или каких-либо затейливых электроприборов, но потом я напоминаю себе, что нас всего двое, и на то, чтобы сполоснуть пару тарелок и кастрюлю, времени вообще не требуется.

И все же от великолепия этой кухни у меня перехватывает дыхание. За глубокой двойной керамической мойкой находятся высокие, прямо-таки огромные окна в георгианском стиле, из которых открывается вид на расположенный внизу сад, просто громадный для города. Три стены комнаты занимают кремового цвета полки, а в старом выступе в кладке, предназначенном для дымохода, стоит красная плита «Ага» размером с автомобиль. Деревянные столешницы того же медового оттенка, что и старые деревянные полы, придают помещению налет деревенского стиля. В этом углу комнаты, около соснового стола, располагается старый продавленный диван, заваленный подушками, довольно неряшливого вида, весь в складках. На нем разбросаны детали «Лего».

Джеймс сворачивает газету и отодвигается. Я сажусь рядом с ним. От него пахнет мылом. Места для Клаудии не остается, и она подтягивает стул от стола.

– Мне лучше взгромоздиться на стул, – объясняет Клаудия. – А то потом меня придется вытаскивать из этого старья подъемным краном.

На мгновение повисает тишина.

Вдруг у наших ног начинают носиться туда-сюда два маленьких мальчика. Они похожи как две капли воды. Братья громко ссорятся из-за пластмассовой игрушки.

– Оскар, – утомленно говорит Джеймс, – отдай ее.

Я не уверена, что Оскар должен уступать. Он взял игрушку первым.

– Итак, – начинаю я, когда гвалт стихает, – вы наверняка хотите узнать подробнее об опыте моей работы.

Я основательно подготовилась к собеседованию, выучила все так, чтобы от зубов отскакивало. Вплоть до цвета глаз моего последнего работодателя и объема двигателя его автомобиля. Зеленовато-коричневый и два с половиной литра. Я готова к чему угодно.

– В скольких семьях вы работали? – спрашивает Клаудия.

– В общей сложности в четырех, – легко отвечаю я. – Самый короткий срок работы составлял три года. Я оставила это место только потому, что семья переехала жить в Техас. Я могла бы поехать с ними, но предпочла остаться в Англии.

Что ж, все идет хорошо. Похоже, мне удалось произвести впечатление на Клаудию.

– Почему вы оставили последнее место работы? – неожиданно бросает Джеймс. Он впервые выказывает хоть толику интереса к нашему разговору. Видимо, доверяет принятие решения жене, так что вряд ли выгонит взашей няню, если выяснится, что та попала в их дом прямиком из преисподней.

– Ах! – отвечаю я с самоуверенной улыбкой. – Когда дети вырастают, нянь обычно увольняют.

Клаудия смеется, но Джеймс остается серьезным.

Этим утром я оделась особенно тщательно: практичные сужающиеся книзу брюки для езды на велосипеде, почти цвета ржавчины, и закрытая серая футболка, поверх которой я натянула симпатичный бледно-желтый кардиган. У меня короткие и немного спутанные волосы – прическа модная, но не чрезмерно. Никаких колец. Только мое серебряное ожерелье с подвеской в форме сердца. Это особенный подарок. Я выгляжу привлекательно. Этакая симпатичная няня легкого поведения.

– Я пять лет была няней у Кингсли. Когда я поступила на работу, Бет и Тилли было десять и восемь соответственно. В тринадцать лет младшего ребенка отправили в школу-пансион, и мои услуги семье больше не требовались. Миссис Кингсли – Мэгги – уверяла, что ради такой няни, как я, готова родить еще одного ребенка.

Я специально вставляю в предложение ее имя, потому что Клаудии явно по душе подобное положение вещей. Близкие отношения, когда обращаются друг к другу по имени.

«То, как мягко ее руки лежат на раздутом животе… это убивает меня», – думаю я.

– Так сколько вы были без работы? – напрямик, довольно резко спрашивает Джеймс.

– Я не считаю себя в полной мере безработной. Я покинула дом Кингсли летом. Они пригласили меня в свой дом на юге Франции в качестве прощального подарка, а потом я прошла короткий, но интенсивный курс в Италии, в центре Монтессори.

Жду реакции на это сообщение.

– О, Джеймс! Я всегда говорила, что нам стоит записать мальчиков в школу, работающую по методике Монтессори.

– Это был удивительный опыт, – продолжаю я. – Прямо горю желанием применить на практике полученные знания.

Мысленно делаю себе памятку о том, что нужно перечитать информацию о системе воспитания Монтессори.

– Это помогает с четырехлетними злоумышленниками? – ухмыляется Джеймс.

Я не могу удержаться от короткого смешка.

– Несомненно. – И тут, как по заказу, на меня высыпается содержимое целой пачки восковых мелков. Я пытаюсь подавить реакцию вздрогнуть от неожиданности. – Эй… ты хочешь раскрасить меня?

Близнец, встретивший меня у входной двери – я понимаю, что это он, только по его зеленой рубашке, – шипит на меня сквозь зубы. Он хватает с пола пару мелков и, прицелившись, швыряет ими в меня.

– А ну-ка, прекрати, Ноа, – говорит его отец, но мальчик и ухом не ведет.

– Не принесешь ли мне какую-нибудь бумагу? – прошу я, не обращая внимания на то, как саднит щеку.

– Мне очень жаль, – оправдывается Клаудия. – Я бы сказала, что они – дерзкие, но, по сути, не такие уж и злоумышленники. Только Ноа время от времени ведет себя буйно.

– Осложнения при родах, – тихо добавляет Джеймс, пока мальчики ссорятся, выясняя, кому из них сходить за блокнотом.

Я перевожу взгляд на Клаудию и жду ее объяснений. Как бы то ни было, я и так уже все знаю.

– Это осложнения не при моих родах, – объясняет она, с нежностью поглаживая ладонью живот. Потом, уже шепотом, добавляет: – Близнецы – не мои. То есть они, конечно, мои, но я – не их биологическая мать. Это просто к вашему сведению.

– О… Все в порядке. Поняла.

– Моя первая жена умерла от рака, когда мальчикам было два месяца от роду. Болезнь появилась ниоткуда и отняла у нее жизнь, – замечая тотчас же появивше еся на моем лице огорчение, Джеймс машет руками. – Нет, ну все действительно в полном порядке.

Я тут же меняю выражение эмоций – немного поджатые в сочувствии губы и почтительный быстрый взгляд из-под бровей. Это все, что требуется.

– Эй, а ты – молодец, – хвалю я, когда Ноа мчится ко мне, размахивая блокнотом. – Ну а теперь почему бы тебе не поторопиться, чтобы мы посмотрели, кто сможет собрать с пола больше мелков? А потом устроим конкурс, оценим, кто лучше нарисует мой портрет. Хорошо?

– Холосо! – кричит Оскар. Он уже подпрыгивает от волнения. Его щеки розовеют.

Ноа останавливается и с секунду пристально смотрит на меня – должна признаться, это сильно нервирует, – а потом спокойно вырывает лист из блокнота.

– Это тебе, Оскар, – и отдает листок брату.

– Умничка! – одобряю я. – Ну а теперь – марш рисовать, и приходите вдвоем, только когда закончите!

Близнецы сбрасывают с ног свои дурацкие тапочки – с изображениями героев мультфильмов или кого-то в этом роде – и затихают за столом с мелками. Оскар просит у брата синий цвет. Ноа дает ему нужный мелок.

– Я впечатлен, – скрепя сердце признает Джеймс.

– Полнейшее отвлечение внимания, сдобренное малой толикой здоровой братской конкуренции.

– Мы ищем кого-то, кто мог бы жить здесь с понедельника по пятницу, Зои. У вас не возникло бы с этим трудностей? – Щеки Клаудии приобретают коралловый оттенок, заставляя меня представлять, как я прикасаюсь к ним, этим маленьким пятнам румян, большим пальцем. Все понятно: прилив жара, свойственный беременности.