Побег в другую жизнь (СИ) - Unknown

Эта суматоха привела к крушению всех моих планов на ближайшее будущее.

Выйдя на берег, я зашел в ближайший переулок, решив замаскировать все-таки клетку. Вытащил из рюкзака то, что лежало сверху – мою куртку, нетерпеливо встряхнул, совсем забыв, что во внутреннем ее кармане лежали почти все выменянные вчера деньги. Карман был на застежке, но ветхая ткань подкладки не выдержала давления тяжелого мешочка с монетами, треснула, мешочек вылетел и упал в канаву. Я даже не успел шага сделать, как какой-то мелкий оборванец выхватил из канавы все мое состояние и был таков. Все произошло так быстро и неожиданно, что я так и остался стоять, полусогнутый, с курткой в руках, а потом осел на землю, не сходя с места, борясь с подступающими злыми слезами.

Но плачь – не плачь, надо было что-то делать. Я вытер глаза, приказал себе не быть тряпкой хотя бы временно и стал думать, как быть. Получалось плохо. Сквозь сплошное причитание: «Ну почему я такой невезучий?» пробивалось только что-то еще более бесполезное. Мелькнула мысль, что зря потащил с собой кошек. Но с другой стороны, без них мне было бы совсем плохо. Начав думать, как бы мне могло быть плохо, я вдруг понял, что упускаю главное – хуже, чем в тюрьме, мне быть не может. Разве что в могиле. Но я-то жив, здоров, свободен. И вообще, если смотреть с позиции, насколько плохо для меня все могло бы сложиться, получается, что до сих пор мне невероятно везло! Я сбежал от стопроцентно грозящего мне обвинения в убийстве, которого не совершал. Я имел возможность спокойно присмотреться, изучить новое место обитания, научиться хоть чуть-чуть понимать местных жителей. А если бы у меня не было с собой этих побрякушек? Или если бы золото в этом мире вообще не ценилось, как я вначале боялся? Старательно убедив себя, что я – везунчик, стал думать дальше.

При спокойном подходе план действий составился довольно быстро. Я решил попробовать пристроиться в каком-нибудь придорожном трактире на любую работу за спальное место и еду. Мне сейчас важнее всего быстрее выучить язык. Без полноценного разговорного общения это сделать невозможно. А так мне будет что есть и где спать, и всегда найдется с кем поговорить. Придется преодолевать свою природную нелюдимость и стеснительность, но, как говаривал отец-покойник: «Жить захочешь – не так раскорячишься». Придорожный трактир же я выбрал потому, что там должно быть много черной работы, на которую мало найдется охотников, и из-за обязательного наличия в нем конюшни и сеновала, где, наверняка, мне разрешат спать.

Конкретное место я выбирал очень долго и вдумчиво, понимая, что на вторую попытку меня может и не хватить.

Большие дорогие заведения я отмел сразу, во-первых, там наверняка все места заняты, во-вторых, подозрительного безъязыкого чужестранца туда не возьмут даже помойные ямы чистить. Из мест попроще я решил выбрать то, где за буфетной стойкой будет стоять наиболее доброжелательного вида женщина. Первым и единственным пунктом плана было взять кружку пива и скромную закуску, что практически исчерпало бы мои денежные запасы, сесть за стойку и попытаться объяснить буфетчице, что мне нужно что-то есть и где-то спать, а за это я готов делать, что скажут. Слов «хозяин» и «работа» я все равно не знал, и оставалось только надеяться, что, проникнувшись моим положением, буфетчица сама сведет меня с хозяином и сама ему за меня все объяснит. А женщина мне нужна была из-за большей природной доброты и, главное, большей восприимчивости к кошачьему обаянию. Я надеялся на то, что если не пожалеют меня, то пожалеют кошек.

И план сработал! Правда, когда я, наконец, нашел искомое и решился подойти к круглолицей, с усталыми добрыми глазами женщине за стойкой, уже начало темнеть. Не знаю уж, как она сумела меня понять, думаю, больше по выражению лица и взгляду, чем по невразумительным жестам. По наитию, вызванному отчаянием, я вынул из клетки перепуганную Маську и нежно прижал ее к груди, укачивая, как ребенка. Чувствовал я себя при этом шутом-недоумком, но своего добился. При виде того, как Мася таращится на нее огромными кроткими испуганными глазами, она жалостливо вздохнула и поманила меня за собой. Этой ночью я спал на вожделенном сеновале.

В трактире я провел около месяца, выполняя, как и ожидалось, самую черную работу – убирал навоз в конюшне, чистил и мыл отхожие места, подметал двор, колол дрова, потом, слегка подучив язык, бегал по мелким поручениям. Кстати, за все это время аудиенции с хозяином я так и не удостоился. Не царское это дело, как оказалось.

Но я ни на что не жаловался, наоборот, даже радовался тому, как все сложилось. К тяжелой грязной работе мне, деревенскому парню, было не привыкать. А буфетчица, Линна, оказалась на самом деле добросердечной и понимающей женщиной. И конюх, говорливый и веселый Мичис, под началом которого я, в основном, и работал, искренне желал мне помочь. Без них вряд ли бы я так быстро научился говорить на дери – местном языке. И, что самое главное, вряд ли бы понял смысл популярного выражения – будь проще, и люди к тебе потянутся. Не такой уж природной оказалась моя нелюдимость. Вначале буквально заставляя себя разговаривать, чтобы побыстрее выучить язык, я постепенно втянулся и вскоре с удивлением заметил, что мне стало легко общаться с людьми. Душой компании и всеобщим любимцем я, конечно, не стал, но спросить о чем-нибудь, подхватить реплику и завести разговор с любым, хоть и совсем незнакомым, человеком для меня теперь никакого труда не составляло.

Научившись как-то внятно объясняться, я пошел искать работу и какое-нибудь временное жилье. Можно, конечно, было попросить Мичиса пускать меня спать на конюшню, но я боялся его подвести. Мало ли, вдруг кому не понравится, что на конюшне околачивается какой-то посторонний тип. Да вдруг и пропадет у постояльцев чего… И вопрос питания ночевка на конюшне не решала. Денег же у меня не было, одалживать у своих совсем не богатых друзей, не зная, когда смогу отдать, тоже не хотелось. Оставалось одно – что-то вроде приюта или ночлежки с бесплатной едой для бродяг. Такие заведения здесь, я знал, были. Договорившись с Мичисом, что он присмотрит за кошками, пока я не смогу их забрать, я отправился в поход по ночлежкам. Устроиться туда оказалось не так-то легко. В первую я входил, еще преодолевая внутреннее сопротивление, чувствуя стыд и неловкость. Но после череды отказов у меня осталось только одно желание – пусть, наконец, мне повезет. Койка для меня нашлась, когда я уже почти отчаялся, в шестой и последней из известных мне ночлежек. И, опускаясь на нее, я чувствовал себя счастливейшим из смертных. На этой койке я и спал две недели, почти полный максимальный срок, на который сюда пускали.

Одно скажу о своем пребывании там – насмотревшись на больных, сломленных, опустившихся людей, я еще раз прочувствовал, как мне невероятно повезло. Я молод, здоров, у меня есть будущее, неважно какое, но есть. У большинства этих людей впереди нет ничего. И еще я с содроганием осознал, какая тонкая грань отделяет меня от них. Стоит чуть-чуть поддаться собственной слабости, опустить руки, проявить «гордость», и все…

Эта мысль заставила меня встряхнуться, и я принялся за поиски работы с удвоенной энергией. На третий день активной беготни я устроился грузчиком на большой перевалочный склад. А получив через десять дней первую зарплату, нашел через Линну маленькую комнатку на другом конце города, в часе ходьбы от места моей работы. Далековато было ходить, но стоила комната очень дешево, и хозяева мне нравились, я с ними, можно сказать, подружился. Жизнь пошла на лад.

День шел за днем, я обрастал потихоньку знакомствами, даже завел пару приятелей на предмет «по кружке пивка после работы». И однажды с удивлением понял, что прошло уже четыре месяца с того памятного дня. Я все еще тосковал по дому, но уже без грызущей боли, уже не боялся вспоминать. Общаться на бытовые темы я мог уже вполне свободно. Дальше надо было научиться читать и писать. Оставаться грузчиком всю жизнь я не хотел. Начав строить какие-то планы, я понял, что этап приживления закончился. Началась просто жизнь.

Тем временем наступила осень. Я всерьез начал задумываться о смене места работы. Ходить два раза в день по часу под дождем и ветром мне совсем не улыбалось. А ведь и зима будет скоро. С другой стороны, ни на что более перспективное, чем то же место грузчика, я все еще рассчитывать не мог. А на теперешнем месте все меня устраивало, и менять шило на мыло не хотелось. И вот тут мне неожиданно повезло.

Однажды вечером меня перехватил Бари, квартирный хозяин:

- Дима, такое дело. Тут хороший знакомый моего дядьки сторожа для своего дома ищет. Дом, вишь, купил только, а сам нездешний. Надо ему, чтобы кто-то там пожил, присмотрел этой зимой. Ну, я и подумал…

Он виновато улыбнулся:

- Веринка-то моя вот-вот родит. Теща хочет к родам приехать, и комнатка твоя нам тогда пригодится. А так ты бы и жил даром, и к складам твоим оттуда намного ближе. Еще и маленько заплатят тебе. А понравишься, может, вовсе к себе возьмет, садовником там или кем, он мужик солидный, богатый, скот разводит. Поместье у него большое, хоть и не дворянин. Все не мешки ворочать.