Поляна, 2014 № 01 (7), февраль - Журнал Поляна

Подозреваю, что мама, которой я в последнее время ежемесячно отсылала по пятьсот долларов в ее деревню с уговорами хоть что-нибудь купить, ничего не покупала, ела свою картошку и кое-что накопила. Кое-что — это максимум тысячи три-четыре. Наверное, какие-то крохи отсыплет дядя Ваха. Несколько тысяч максимум. Даже если у меня есть пятнадцать тысяч, ну двадцать, с такой суммой начать все заново нельзя. А что, собственно, начинать? Мне — тридцать пять лет. У меня нет никого, кроме мамы. И не будет. Господи!.. Зачем ты вообще сделал так, что я живу?!.

Нет, очередное «курить-плакать-есть» отменяется. Я приняла холодный (потому что в Курилках горячей воды почти никогда не бывает) душ, попила пакетного чаю и пошла на работу. В предпоследний раз.

В обеденный перерыв я собрала всех и объявила твердым голосом, что завтра магазин закрывается. По причинам, которые от меня не зависят. Все получают отходные, которых им хватит месяца на три. Это немного утешило ребят.

Днем мне на мобильник позвонил очень вежливый неизвестный и назвался Тимуром Тимуровичем:

— С вами говорил Аладдин Ахмадович?

— Да.

— Он объяснил вам ситуацию?

— Да.

Трубка помолчала. Потом сказала:

— Может быть, у вас есть какие-то вопросы?

— Нет.

— Тогда, если вы позволите, мы… с коллегами придем послезавтра к шести.

— Утра?

— Да.

— Я вам… с коллегами… не нужна?

— В принципе… нет. То есть — если вы… конечно… хотите…

— Нет, не хочу. Не имею ни малейшего желания.

— Как вам угодно. Тогда мы осмотрим помещение сами… Определим…

— А ключ?

— Ключ?..

Трубка задумалась. Эта мелкая деталь, кажется, не была предусмотрена в сценарии цивилизованного погрома. Тогда я сказала:

— Ясно. Наполеон ждать бояр с ключами от Москвы не будет.

— Извините?..

Трубка сначала не поняла, но потом мягко засмеялась:

— Вы все шутите, Евдокия Ивановна…

— Да, шучу. Мне смешно. Ситуация — вообще забавная, правда? Скажите, это вы будете хозяином магазина после меня? Поверьте, это просто женское любопытство. Просто — любопытство. Просто — женское.

Трубка помолчала. Потом со сдержанным весельем ответила:

— Да. Вернее так: я буду… курировать около ста точек в области. В том числе и вашу. За неделю я должен проинспектировать все точки. Еще вопросы у вас есть?

— Ключи будут лежать на черном входе. Под второй ступенькой сверху. Там дощечка отходит. Вы увидите.

— Хм… Спасибо, Евдокия Ивановна. Дощечка отходит… Вы очень интересная женщина. Я вас не знаю… Лично… Хотя кое-какие справки о вас я навел. Может быть…

— Всего доброго, — сказала я ядовито-вежливо и отключилась.

«Сволочь… Куратор хренов…»

Я записала номер этого гада Тимура Тимуровича на мобильник. Надо же — сам позвонил и попросил освободить помещение. Меня душила ненависть. Причем ненависть неожиданно холодная. Можно сказать, спокойная. Эпическая. Это было что-то новое. Обычно я вспыхиваю и отхожу. А здесь… В голове отчего-то крутилось: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…». Атавизмы неоконченного высшего образования… Я вдруг решила, что когда-нибудь потом, лет через десять или двенадцать, я найду все-таки этого Тимура Тимуровича. А заодно и этого «страшного и ужасного», этого всесильного суку Ваху. И убью их. Этих нарочито вежливых крокодилов, которые спокойно и по-деловому сломали мне жизнь. А может быть, и не через десять… И не через двадцать. Может быть, даже очень скоро.

Мобильник зазвонил снова. Это был опять Тимур Тимурович (я его ввела в телефон под кодом «Гад Т. Т.»

— Извините, Евдокия Ивановна, это опять я, Тимур Тимурович…

— Я поняла, — у меня даже ушибленное вчера колено заныло от злости.

— Вы отключились, а мы не оговорили самого главного. Какая сумма вас бы устроила, Евдокия Ивановна?

— А я думала, вы все просто так заберете… Оставьте там, под ступенькой рубль на память…

Т.Т. помолчал. Он вообще был любитель пауз. Может, он мхатовец, у Станиславского учился?.. Качалов, блин…

— Давайте сделаем так, — сказал он. — Через час я пошлю вам на точку человека с бумагами. Вы их подпишите. Потому что акт о передаче должен быть оформлен сегодня. Поверьте, Евдокия Ивановна, от меня это не зависит. Если вы не хотите назвать сумму сейчас, то я перезвоню вам послезавтра днем, после осмотра точки, и мы обо всем договоримся. Постфактум.

«Да он меня за идиотку держит!» — мысленно воскликнула я.

— Евдокия Ивановна, — продолжал Тимур Тимурович опять после пяти секунд многозначительной тишины. — Повторяю… Или назовите устраивающую вас сумму сейчас, или, если вы сомневаетесь, мы договоримся послезавтра. Вам, да и мне, будет спокойней, если вы назовете сумму сейчас. Конечно, реальную сумму. Утром послезавтра я просто определю степень реальности суммы, приехать сегодня я не могу. Я в Хабаровске.

«Они в Хабаровске…» — мысленно, с интонацией Коровьева-Фагота, сыронизировала я.

— Я понимаю, что у вас нет никаких оснований доверять мне…

«Да уж… Тебе доверять — это как с крокодилом в ромашку играть…»

— Поэтому назовите сумму прямо сейчас, и прямо же сейчас назовите ваши банковские реквизиты… Я записываю.

Мне даже стало весело.

— Вы учились в школе, Тимур Тимурович? В средней?

— Да. Если вас это интересует. И еще в двух университетах.

— Замечательно. Не в Оксфорде случайно?

— Нет. В Кембридже. Но сначала — в МГУ. А что?

— Надо же. Из Кембриджа в Курилки ломанулись… Плохо, видно, дела в Кембридже? Перебои с овсянкой? Да?.. Может, вы и диссертацию защитили?

— Защитил. Две. Сначала кандидатскую, потом докторскую.

— Ошеломительно. Значит, если вы такой умный, вы должны знать правила русской орфографии.

— Да. Кандидатская у меня была по лингвистике.

Он говорил совершенно спокойно. Никакой насмешки в голосе. «Действительно — крокодил, — подумала я, — или зомби какой-нибудь». Вот они: «здоровые, с толстыми умными мордами», как выразился Аладдин, «…племя младое незнакомое…»

— Вы знаете, как пишется «пол-лимона»?

Трубка кашлянула, а потом невозмутимо произнесла:

— «Пол-лимона» пишется через дефис.

— Мне тоже так кажется. А слово «евро», к вашему сведению, не склоняется. Как «эскимо». Странная вещь, Тимур Тимурович: слово «дерьмо» склоняется, а «эскимо» — нет. Вы, Тимур Тимурович, кстати, не знаете почему? До свидания.

— Постойте, Евдокия Ивановна… Во-первых, слово… «дерьмо» склоняется, потому что оно исконно русское. А «эскимо» — заимствованное. А во-вторых, дайте все-таки ваши реквизиты…

«Господи, зачем это все? Хоть бы посмеялся, паскуда… Может быть, они еще что-нибудь затеяли?..»

Я автоматически раскрыла сумку, достала карточку и записнушку. Назвала реквизиты банка и номер счета.

— Вот теперь, Евдокия Ивановна, до свидания, — сказал Тимур Тимурович.

Я отключилась молча.

Ладно. Подавись. Все-таки в том, что я назвала номер счета, было какое-то унижение. Как будто тебя изнасиловали, а потом дали рваную трешку и попросили расписку в получении. И ты ее взяла и дала расписку. С другой стороны, не исключено, что несколько тысяч долларов он и переведет. Так, из крокодильей сентиментальности. Такое у них случается. А с паршивой овцы… В конце концов, всю эту историю надо воспринимать как цунами. О каких человеческих чувствах здесь может идти речь? Жить-то надо. Или уже не надо? Дуся, Дуся… Стоп. У тебя есть мать. А пока она есть…

Совсем они там сбрендили от кризиса, эти олигархи. Мало им Москвы с Чукоткой. До Курилок, подонки, добрались… Доктора из Кембриджа решили просроченное пиво толкать. Капиталистическую продразверстку устроили. Скоро штаны будут с бомжей на помойке снимать…

Реально за магазин можно было бы, если постараться, получить тысяч сто долларов. Плюс где-то — максимум — пятьдесят, так сказать, как неустойку. Конечно, труда было вложено на все эти… которые пишутся через черточку и не склоняются. Но кого же это интересует? Мне переведут три или пять тысяч. Или вообще ничего не переведут. Вот это и есть «ЭРЭРЖЭ», реальная русская жизнь. «Исконно русское дерьмо». Наверное, он разыграл весь этот спектакль, чтобы я хоть немного успокоилась и не наделала каких-нибудь мелких пакостей. А мелкие пакости я делать и не буду. Я сделаю большие. Но — потом. Дайте срок, дайте срок… А эти поганые тимуровские деньги я сожгу. В печке. Как у Достоевского.

4. Месть назначена на шесть

Через полчаса я была в магазине. А еще через полчаса в магазин приехал на синей тойоте молодой человек лет девятнадцати. Прилично одетый, светловолосый, невысокий, но ладный. Симпатичный (правда — симпатичный!). С умными серыми глазами и с черной кожаной папкой под мышкой.