Рдяный бог - Анна Кэтрин Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Три дня и три ночи? — ахнула Агния, — и ночи тоже? А как же ночью лететь без Дажьбога?
— Огонь небесный это не только солнце ясное, но и звезды частые, и стрелы перуновы, — улыбнулась Ведагора, — по звёздам путь и выбирай себе ночью. А как отзвук стрел перуновых услышишь, отсвет их в небесах увидишь, знай, что близка долина. На звук и лети.
— И многие туда летали?
— Многие-немногие, долетали не все, а возвращались и того меньше, — печально вздохнула большуха, — Везнич вот летал. Молодой был, глупый, лихостью своей девицу одну отбить хотел, сговорённую, у жениха её. На месяц с лишним пропал, больше сорока дней, еле живой вернулся, уже после свадьбы. Симаргла потерял, ума приобрёл.
— А если бы у него получилось, отбил бы? — Агния изо всех сил пыталась скрыть, как тронула её эта история. Ведагора бросила на девушку ещё один короткий взгляд.
— Кто знает, кто знает… — задумчиво ответила она. И замолчала, вновь взявшись за веретено.
Затихла и Агния, обдумывая всё, что услышала сегодня. До самой ночи растянутого переездом дня было время у неё. И на то, чтобы бояться, и на то, чтобы решиться. И на то, чтобы втихаря, в суматохе, набить снедью котомку и спрятать её в пустом зале. Только бы следом за ней никого не отправляли, а ждали и богам молились, чтобы вернулась, да с камнями.
Уйти среди ночи из общей залы, где спит целый род? Сложная, на первый взгляд и вовсе безнадёжная затея. Но только не для Агнии. Сердце её стучало так сильно, что ни капли сна не подпустило. Хотя глаза девушки были закрыты, а грудь вздымалась ровно-ровно. Дождавшись полной тишины, нарушаемой лишь мерным сопением да громким храпом, бесшумно, почти ползком, Агния перебралась из постели под крыло Буйтура, а уже под ним, потихоньку, шаг за шагом, словно единый зверь о шести лапах — вон из зала. Если и почуяла что Ведагора, спавшая рядом, то виду не подала. Если и увидел кто сквозь сон уходящего симаргла, то девушку под крылом не заметил.
Ночь окатила беглецов холодом, поставила шерсть дыбом, забралась под кухлянку. Агния поёжилась, но отступить не подумала. Обняла Буйтура, зашептала ему на ухо:
— Прости, что долю опасную на двоих взяла, но никак мне без тебя не справиться. Спасать надо и род, и Сварна. Помоги, друг.
Зверь заворчал, тихо-тихо, тряхнул светлой гривой, но крылья расправил и лапу согнул. В предрассветной темноте скользнула вниз с горы крылатая тень — девушка в белоснежной кухлянке верхом на раскрашенном огнём симаргле.
Разлучница-гора встретила их алыми блестками снежинок под рассветным солнцем. Летящий зверь прошёл над склоном так низко, что едва ли не цеплял кончиками крыльев белые сугробы, пока Агния читала молитву сначала богу солнца, потом богу ветра, и, подумав, богу огня, за которым они отправлялись.
— Вперёд, Буйтур! — крикнула Агния, дочитав молитвы и разобрав направление. Симаргл сделал крюк, поймал поток и воспарил, набирая высоту в нужную сторону.
Положась на ветер, как на брата родного, Буйтур словно говорил со Стрибогом на общем для них языке и не знал отказа, не терпел капризов, не терял воздушных дорог. Поднимаясь вдоль наветренного склона, высоко-высоко, так, что Агния едва могла дышать, он соскальзывал вниз по невидимым волнам с другой стороны хребта, и летел дальше, к новому, где опять искал восходящий поток. Или, поднявшись невысоко, менял ветра, паря от склона к склону, от вершины к вершине.
Взмах, другой, третий — и крылья замирают надолго, неся двоих словно бы по дороге, извилистой и трудной, со множеством развилок и путей. И, если девушка направляла, показывая, в какой стороне долина, то симаргл искал тропы, нужные повороты, лучший способ добраться, дойти, долететь.
До самого полудня Дажьбог не оставлял путников, сопровождая и согревая их, но к вечеру закутался тучами, уступил им, заснул. Ветер разом заматерел, окреп, начал спорить с Буйтуром. Следом налегать стал мороз, осел серебром на лице и кухлянке, отяготил большие крылья. Всё труднее давался каждый взмах, все меньше парить получалось симарглу. Опасаясь заплутать без солнца и звёзд, они нашли себе место под прикрытием уступа скалы. До глубокой ночи, вырыв нору в снегу и свернувшись клубком, симаргл прятал в своем рыжем меху влажный нос и наездницу. А как очистилось небо от туч, осветилось сиянием звезд, нашла Агния Путевое созвездие, поняла куда дальше лететь, так и продолжилась их дорога, в темноте, растворённой лишь белым снегом и далёким светом множества небесных камельков.
Второй день вышел куда тяжелей, хотя солнце взошло и пыталось согреть, не давало сбиться с пути. Суровый мороз вконец разозлился, схватился за мех, за лицо и за перья, повис на маховых тяжелыми льдинками, на кроющих — мутным узором. К вечеру Буйтур совсем выдохся, пришлось садиться на землю. Спрыгнув с симаргла, Агния приладила «лапы» и отправилась дальше пешком, ведя друга за собой. Этой ночью лучше не спать на снегу, слишком холодно. Медленно, но верно, всё ближе к цели, и не замёрзнешь, пока идешь, и крылья отдыхают. Оставляя цепочку следов, четырёх широких и пары небольших, удивляя ею дикий, девственный снег, человек и зверь шли упрямо, потихоньку продвигаясь всё дальше.
Шаг, другой, третий. Поднялась метель, затопила небо и замела следы. Захватила в плен дыхание, крылья и руки. Захотелось остановиться, упасть и уснуть. Зарыться в снег, закутаться в тепло, забыть про всех и про всё. Про мать, умершую давно, про отца, сгинувшего в горах, про Ведагору, воспитавшую её как свою. Про род, в котором не бывает сирот, где каждый в ответе за всех. Про изгнанника Сварна, про весь без огня, про то, как много людей отправится следом и не осилит пути, а сколько не выдержит ожидания. Она молодая, сильная, она дойдёт. И Буйтур справится, он крепкий, могучий, самый лучший среди всех горных псов. Ей с ним так повезло. Ещё шажок, и ещё один.
Метель бушевала, уходило время, таяли силы. Шли пешком, падали и поднимались. Пытались взлететь, хотя бы ненадолго. То тучи над головой, то звёзды, а может быть, солнце, и уже давно день? Нет, звёзды, солнце было вчера. Смилуйся, Стрибог, уйми ветра, успокой метель. Покажись,
