Встреча в Майл-Хай-Билдинг - Фредерик Пол

Линдбергу это решение далось нелегко, поскольку возникла политическая проблема. Конечно же, Линдберг был знаменитостью. Одинокий Орел, человек, которому в конце двадцатых годов впервые в мире удалось перелететь Атлантический океан. Но за десять с небольшим лет для Линдберга многое изменилось. Его обвинили в сочувствии нацистам, кроме того, он принял активное участие в деятельности крайне правых республиканских организаций: «Первый американский комитет», «Лига свободы» и так далее, которые ставили перед собой две цели: не связываться с Гитлером и вышибить из Белого дома демократа Франклина Делано Рузвельта.

При этом у Линдберга оставалось много влиятельных друзей. Ему потребовалось два месяца, но в конце концов он удостоился пятиминутной аудиенции. Произошло это в Уорм-Спрингс, штат Джорджия. И президент прочитал письмо Кэррела.

Рузвельт не был ученым, не было ученых и в его окружении. В конце тридцатых годов ученых особо не жаловали. Так что ФДР не понимал разницы между расщеплением атомных ядер и созданием болезнетворных организмов, однако до него сразу дошло, что вывести смертоносные культуры куда дешевле, чем тратить миллиарды долларов на сооружение заводов по производству плутония. А ФДР не хотелось затевать новый дорогой проект. Поэтому Эйнштейну указали на дверь, а перед Кэррелом зажегся зеленый свет.

Айзека призвали в армию позже и отправили на секретный исследовательский объект, занимающийся разработкой Пасаденского проекта. К тому времени, когда Док добрался до этого места, женщина из «Сэтудей ивнинг пост видео» уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

— Все это очень интересно, мистер… — она заглянула в свои записи… — Лаундс, но мои издатели хотят, чтобы я получила эту информацию из уст самого доктора Азимова. Извините меня, — и направилась к главному герою.

Док пожал плечами.

— Репортеры, — только и сказал он.

Я кивнул. Но не смог устоять перед искушением.

— Давай послушаем, что он ей скажет, — предложил я, и мы последовали за женщиной из «Сэтудей ивнинг пост видео».

Пробиться к Айзеку оказалось не так-то просто. Помимо репортеров, его окружали представители различных издательств и агентств: издательского дома Дона Уоллхайма, издательств Сирила, Боба Лаундса, «Нью-Йорк тайме», поскольку Деймон был редактором их «Бук ревью». В толпу затесался даже мой издатель, не говоря уже про галереи, которые продавали картины Хэннеса Бока и шелковые панно Джонни Мичела. Но больше всего толкалось народу из Американского информационного агентства, поскольку Айзек, главным образом, работал с ними. Однако наша женщина знала свое дело. Кого-то отпихнула локтем, кого-то оттеснила бедром, но вскоре ей удалось добраться до цели.

— Доктор Азимов? — она выставила перед собой микрофон. — Разве не вы написали знаменитое письмо президенту Рузвельту, которое положило начало Пасаденскому проекту?

— Господи, да нет же! — воскликнул Айзек. — Его написал известный биохимик тех времен доктор Алексис Кэррел. Он отреагировал на письмо, полученное президентом от Альберта Эйнштейна, и… что такое? — он смотрел на вскинутую руку репортера из «Дейли ньюс».

— Вас не затруднит произнести эту фамилию по буквам, доктор Азимов?

— Э-Й-Н-Ш-Т-Е-Й-Н. Он был физиком, в то время очень известным. Однако президент принял предложение доктора Кэррела и одобрил Пасаденский проект. Меня, молодого биохимика, только закончившего институт, как раз забрали в армию и привлекли к участию в этом проекте.

— Но вы сыграли очень важную роль в реализации поставленных задач, заметила женщина.

Айзек пожал плечами. Репортер другой видеогазеты попросил его рассказать подробнее о Пасаденском проекте, и Айзек, улыбнувшись нам, подчинился.

— Я не хочу задерживаться на военных аспектах.

Всем известно, что наши тифозные бомбы заставили японцев сдаться. Но куда важнее мирное использование наших достижений, — он обвел рукой зал. Если бы не Пасаденский проект, многих из вас здесь бы не было. Вы только представьте себе, как далеко шагнула медицина благодаря нашим исследованиям. Антибиотики в 1944 году, антивирусные препараты в 1948, лекарство против рака в 1950, растворитель холестерина в 1953.

— Вы уверены, что президент принял правильное решение? — спросила репортер из Калифорнии. — Некоторые до сих пор считают, что атомное оружие имело еще большую эффективность.

— А, вы говорите о старине Эдди Теллере, — Азимов заулыбался. Парень-то он хороший. Да только зациклился на одной идее. Это плохо. Он бы многого добился, если бы в 1940 году занялся настоящим делом, настоящей наукой, вместо того чтобы баловаться с этими ядерными штучками.

Ни у кого не было ни малейшего сомнения в том, что Айзек — наша суперзвезда, никто не оспаривал и вторую позицию Сирила, но не все же достается суперзвездам. Каждый из нас постоял пару минут перед камерами, говоря о том, какое влияние оказывали мы друг на друга и как счастливы собраться вновь. Пусть кому-то это покажется странным, но, думаю, мы все выражали истинные чувства.

А потом прием закончился. Люди начали расходиться.

Я выглядывал женщину, которая забрала мое пальто, когда увидел Айзека, выходящего из мужского туалета. Он задержался у окна, глядя на потемневшее небо. Громадный, с восемью двигателями самолет компании «Транс уорлд эйрлайнз» заходил на посадку. Летел, конечно, издалека, возможно, из Гаваны. Я подошел, похлопал Азимова по плечу.

— Не знал, что знаменитости пользуются туалетом.

Он повернулся ко мне.

— Между прочим, я зашел туда, чтобы позвонить Джанет. Как идут дела, Фред? Ты опубликовал много книг. Сколько именно?

Я ответил честно:

— Точно не знаю. Раньше я вел учет. Записывал название, дату выхода в свет и издательство по каждой новой книге на стене своего кабинета… Но однажды моя жена выкрасила стену, и я остался без списка.

— Ну, хоть приблизительно?

— Наверняка за сотню. Впрочем, все зависит от того, что считать. Романы, сборники рассказов, публицистику…

— За сотню. И по некоторым ставились фильмы, какие-то распространялись по клубной системе, какие-то переводились на другие языки? — он пожевал нижнюю губу. — Думаю, ты доволен тем, как прожил жизнь?

— Конечно, — кивнул я. — Почему нет? — и тут же пристально посмотрел на него. — В чем дело, Аи?

А ты — нет?

— Разумеется, доволен, — быстро ответил он. — Только… ну, по правде говоря, гложет меня одна мысль.

Я частенько думаю, что, обернись все иначе, я мог бы стать очень известным писателем.

Перевод с английского В. Вебера