Под землей - Дмитрий Мамин-Сибиряк

Одевшись, бабушка помолчала, взяла в руки свою черемуховую палку и сказала:

- Ну, так вы меня ждите. Дарья, ты подтопи печку-то да картошки свари опять. Все-таки горяченького Михалко хватит с устатку.

Когда бабушка Денисиха пошла к дверям, Рукобитов попробовал ее остановить:

- Не ходила бы ты лучше, бабушка. Не женское это дело. Да и дорогой еще замерзнешь, пожалуй!..

Бабушка повернулась к нему, показала свою палку и сказала:

- А вот это знаешь?

Когда дверь за ней затворилась, Яков со вздохом проговорил:

- Правильная старушка. Вот какого она холоду нагонит, а взять не с кого.

- Нет, с работы сгонят.

- Пущай гонят! - решительно заявил Рукобитов. - Как-нибудь перебьемся, коли на то пойдет. Не мы первые, не мы последние...

А старая Денисиха шагала посредине улицы, размахивая своей палкой и думая вслух:

- А вот приду и все скажу... Нету такого закона!.. Суди меня, а я вот пойду и твою печать на мелкие части растерзаю.

В господском доме елка уже догорала. Разодетые по-праздничному дети с нетерпением ожидали того блаженного момента, когда елка со всеми своими сокровищами поступит в их полное распоряжение. В передней на стуле дремал штейгер Ермишка, "отвечавший сегодня за швейцара".

Из столовой доносился веселый говор закусывавших; в кабинете играли в карты; молодая красивая хозяйка бегала из комнаты в комнату, занимая гостей. Когда послышался скрип ступенек на деревянной лестнице, Ермишка вскочил и бросился отворять дверь.

Перед ним стояла бабушка Денисиха со своей палкой... В первую минуту Ермишка совершенно оторопел, а когда узнал старуху Денисиху, загородил ей дорогу и зашипел, как гусь.

- Куды пре-ешь?!

Вместо ответа бабушка Денисиха ударила его палкой прямо по голове.

- Вот тебе, змей подколодный!..

Конечно, старуха не могла ударить больно, но Ермишка закричал благим матом:

- Ой, убила!.. До смерти убила...

В переднюю выскочили все гости, но старуха не смутилась, а только проговорила:

- Который, значит, будет тут хозяин? Мне анжинера...

- Что тебе нужно, старушка? - спросил выступивший вперед хозяин.

- Мне-то? А зачем ты моего Михалку печатью запечатал под землей?

- Какого Михалку?

- Моего внучка Михалку... Ты-то вот радуешься тут со своими детками, а Михалко под землей сидит. Разве есть такой закон?!

- Это она насчет дудки, которую мы даве опечатали... - объяснил Ермишка. - Меня-то вот как палкой благословила, прямо по голове... Этак можно живого человека и до смерти убить. Позвольте, ваше высокоблагородие, я ее в шею вытолкаю за пустые ее слова.

- Нет, оставь... А ты, старушка, говори толком.

- И скажу... все скажу... Ты запечатал Михалку в дудке, ты и добывай!..

Когда все разъяснилось, управляющий велел подать лошадь и отправился с Ермишкой на дудку.

- Ты подожди здесь, бабушка, - ласково говорила его жена, усаживая старуху на стул в передней. - Может быть, ты озябла? Может быть, есть хочешь?

- Нет, ничего мне не нужно, барыня... - шептала Денисиха.

- Мой муж не знал, что в шахте спрятался твой внучек... Это все штейгер виноват.

- Он, он, матушка!..

Дети нетерпеливо выглядывали в переднюю. Кто-то назвал сидевшую в передней старуху ведьмой, и всем это показалось очень смешным. А "ведьма", обласканная доброй барыней, сидела и плакала.

- Вот твои детки, хорошая барыня, с радости скачут, а наши детки с голоду плачут, - говорила бабушка Денисиха, качая своей головой. - Праздник на дворе, а в дому и хлеба не было.

Она сидела и рассказывала про свою бедность, а добрая барыня слушала, глотая слезы.

- Мама, когда мы будет делить елку? - приставали к ней.

- Подождите, когда приедет папа.

- А он куда уехал?

- По одному важному делу и скоро вернется. Имейте маленькое терпение...

Папа действительно скоро вернулся и торжественно ввел в переднюю упиравшегося Михалку.

- Вот тебе, старушка, твой внучек. Едва его вытащили из дудки. Спрятался в забое и молчит.

Когда старая Денисиха вернулась домой с Михалкой, все только ахнули.

- Ай да бабушка! - хвалил Яков.

- Вот то-то и есть, аники-воины, - ворчала старуха. - Руки у вас есть, а ума-то и не хватило...

Дарья опять плакала, но уже на этот раз от радости.