Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев

стреляешь из ружья,

Боишься ездить на коне».

Печальный, долгий, кроткий взор

Царевна подняла в упор

На гордого Луи и вдруг,

Вдруг прыснула... И все вокруг

Захохотали. Словно гром

Раздался в воздухе ночном:

Ведь хохотали все пятьсот

Огромных негров, восемьсот

Рабов, и тридцать поваров,

И девятнадцать конюхов.

Но подала царевна знак,

Все выстроились кое-как

И снова двинулись вперед,

Держась от смеха за живот.

Когда же скрылся караван,

Тоскуя, Мик заговорил:

«Не надо мне волшебных стран,

Когда б рабом ее я был.

Она, поклясться я готов, —

Дочь Духа доброго Лесов,

Живет в немыслимом саду,

В дворце, похожем на звезду.

И никогда, и никогда

Мне, Мику, не войти туда».

Луи воскликнул: «Ну, не трусь,

Войдешь, как я на ней женюсь».

VI

Еще три дня, и их глазам

Предстал, как первобытный храм,

Скалистый и крутой отвес,

Поросший редкою сосной,

Вершиной вставший до небес,

Упершийся в дремучий лес

Своею каменной пятой.

То был совсем особый мир:

Чернели сотни круглых дыр,

Соединяясь меж собой

Одною узкою тропой;

И как балконы, здесь и там

Площадки с глиной по краям

Висели, и из всех бойниц

Торчали сотни страшных лиц.

Я, и ложась навеки в гроб,

Осмелился бы утверждать,

Что это был ни дать ни взять

Американский небоскреб.

В восторге крикнул павиан,

Что это город обезьян.

По каменистому хребту

Они взошли на высоту;

Мик тихо хныкал, он устал,

Луи же голову ломал,

Как пред собой он соберет

На сходку ветреный народ.

Но павиан решил вопрос:

Обезьяненка он принес

И начал хвост ему щипать,

А тот — визжать и верещать;

Таков обычай был, и вмиг

Все стадо собралось на крик.

И начал старый павиан:

«О племя вольных обезьян,

Из плена к вам вернулся я,

Со мной пришли мои друзья,

Освободители мои,

Чтоб тот, кого мы изберем,

Стал обезьяньим королем...

Давайте изберем Луи».

Он, кончив, важно замолчал,

Луи привстал, и Мик привстал,

Кругом разлился страшный рев,

Гул многих сотен голосов:

«Мы своего хотим царем!»

«Нет, лучше Мика изберем!» —

«Луи!» — «Нет, Мика!» — «Нет, Луи!»

Все, зубы белые свои

Оскалив, злятся... Наконец

Решил какой-то молодец:

«Луи с ружьем, он — чародей...

К тому ж он белый и смешней».

Луи тотчас же повели

На холмик высохшей земли,

Надев на голову ему

Из трав сплетенную чалму

И в руки дав слоновый клык,

Знак отличительный владык.

И, мир преображая в сад

Алеющий и золотой,

Горел и искрился закат

За белокурой головой.

Как ангел мил, как демон горд,

Луи стоял один средь морд

Клыкастых и мохнатых рук,

К нему протянутых вокруг.

Для счастья полного его

Недоставало одного:

Чтобы сестра, отец и мать

Его могли здесь увидать,

Хоть силою волшебных чар,

И в «Вокруг света» обо всем

Поведал мальчикам потом

Его любимый Буссенар.

VII

Луи суровым был царем.

Он не заботился о том,

Что есть, где пить, как лучше спать,

А всё сбирался воевать;

Хотел идти, собрав отряд,

Отнять у злобной львицы львят

Иль крокодила из реки

Загнать в густые тростники,

Но ни за что его народ

Не соглашался на поход,

И огорченный властелин

Бродил, печален и один.

Спускался он на дно пещер,

Где сумрак ядовит и сер

И где увидеть вы могли б

В воде озер безглазых рыб.

Он поднимался на утес,

Собой венчавший весь откос,

И там следил, как облака

Ваяет Божия рука.

Но лишь тогда бывал он рад,

Когда смотрел на водопад,

Столбами пены ледяной

Дробящийся над крутизной.

К нему тропа, где вечно мгла,

В колючих зарослях вела,

И мальчик знал, что неспроста

Там тишина и темнота

И даже птицы не поют,

Чтоб оживить глухой приют.

Там раз в столетие трава,

Шурша, вскрывается, как дверь.

С рогами серны, с мордой льва

Приходит пить какой-то зверь.

Кто знает, где он был сто лет

И почему так стонет он

И заметает лапой след,

Хоть только ночь со всех сторон

Да, только ночь, черна как смол

И страх, и буйная вода,

И в стонах раненого боль,

Не гаснущая никогда...

Но всё наскучило Луи —

Откос, шумящие струи,

Забавы резвых обезьян

И даже Мик и павиан.

Сдружился он теперь с одной

Гиеной старой и хромой,

Что кралась по ночам на скат,

Чтоб воровать обезьянят.

Глазами хитрыми змеи

Она смотрела на Луи

И заводила каждый раз

Лукавый, льстивый свой рассказ:

Он, верно, слышал, что внизу,

В большом тропическом лесу,

Живут пантеры? Вот к кому

Спуститься надо бы ему!

Они могучи и смелы,

Бросаются быстрей стрелы,

И так красив их пестрый мех,

Что им простится всякий грех.

Напрасно друга Мик молил,

Глухим предчувствием томим,

Чтоб он навек остался с ним

И никуда не уходил.

Луи, решителен и быстр,

Сказал: «Ты только мой министр!

Тебе я власть передаю,

И скипетр, и чалму мою,

И мой просторный царский дом,

А сам я буду королем

Не этих нищенских пещер,

А леопардов и пантер».

Ушел, и огорчился стан

Всегда веселых обезьян.

Они влезали на карниз,

Внимательно смотрели вниз.

Оттуда доносился рев