Проклятие из рук в руки - Елена Усачева

Стоящие на пороге девчонки, Валька Ромашкина и Ленка Измайлова, шарахнулись в сторону, чуть не сбив с ног Севкину маму.

Тараканов удивленно обернулся. У него за спиной стоял Мишка со стулом в руках.

— Убьет! — вдруг завизжала впечатлительная Ленка, и узенький коридорчик вздрогнул от визга и крика. Севка кинулся вперед, пытаясь успокоить побледневшую мать. Ленка рвала ручку входной двери, Ромашкина по стеночке двигалась в сторону безопасной большой комнаты, откуда выглядывал Севкин отец. Один Мишка стоял, довольно улыбаясь.

— Ну, прямо как у меня дома, — произнес он. — Такой же шум.

И наступила тишина.

— Мы поговорим у меня. — Севка взял Измайлову за руку и отвел подальше от входной двери.

— У тебя все в порядке? — робко спросила мама.

— Все хорошо, — кивнул Тараканов, заводя своих шумных гостей в комнату. — Мы на полчасика.

Ленка округлившимися глазами смотрела на Севкину ногу.

— А Ромашка сказала, у тебя открытый перелом и еще рука плетью висит, — прошептала она.

— Да что ты, — мрачно хмыкнул Тараканов. — Я всего-навсего свалился в люк, и меня обварило кипятком. — Он грозно посмотрел на непрошеных гостей. — Зачем пришли?

— Ромашка сказала… — как заведенная повторила Измайлова.

— Что я помираю? И вы пришли проститься, — закончил за нее Севка. — Простились. Это все?

— А он и правда хочет тебя убить? — тихо спросила Валька, кивая на замершего Рыбака. — Из зависти, да?

— Да что вы ко мне привязались? — расстроился Кефаль, бросая стул на пол. — Надоели вы мне все. — Он подбежал к двери: — Все!!!

Одна за другой хлопнули две двери — в комнату и на лестничную клетку. Вскоре раздался топот под окном — это Мишка поднимал рюкзак. На секунду в окне мелькнула его физиономия, и снова стало тихо.

Часы в коридоре пробили половину одиннадцатого.

— Пойду-ка я вас провожу. — Севка взял со стула свою куртку. — Спасибо, Ромашкина, за тапочки. Они мне здорово помогли. Дверь открывается от себя, — повернулся он к Измайловой, намекая на то, что перед этим она пыталась ее открыть в другую сторону.

Ребята вышли на улицу, Тараканов слегка прихрамывал, чуть опираясь на любезно подставленную Валькой руку.

— А чего Кефаль вокруг тебя вьется? — не унималась Ленка. — Ты взял над ним шефство?

— Скорее он надо мной. — Тараканов галантно придержал дверь перед выходившей последней Ромашкиной. — Обещал приносить домашние задания, пока я дома с ногой буду отлеживаться.

— А давай мы приносить будем, — тут же отозвалась Валька. — Рыбак никогда ничего не записывает.

Так они и шли по темному городу. Девчонки пытались навязать Севке свою помощь, Тараканов мягко отказывался, ссылаясь на свою дружбу с Кефалью. Девчонки удивлялись, предлагали еще что-нибудь, и непринужденный разговор катился дальше.

Севка уже попрощался с Ленкой. Осталось довести только дальше всех живущую Вальку, когда Тараканов почувствовал, что за ними кто-то идет. Не сказать, что вечерняя улица была совсем пуста, и малейший шорох за спиной казался преследованием. Но что-то такое происходило. Валька самозабвенно рассказывала очередную тайну своей закадычной подружки Ленки Измайловой, когда Тараканов перестал ее слушать и остановился. Они подходили к тому самому месту, где Севка сегодня встретился с люком. Справа от него шел стройный ряд высоких кустов боярышника, слева рос одинокий чахлый каштан, уже расставшийся не только со своими плодами, но и с большими пятипалыми листьями.

— Смотри, каштан, — Севка наклонился и поднял большой коричневый плод.

— Ой, еще, — обрадовалась Валька, садясь на корточки.

В ту же секунду у них над головами что-то просвистело. Тонкий ствол каштана дрогнул от удара. На землю свалился приличный булыжник. Ромашкина отползла в сторону, поднимая очередной каштан — она ничего не заметила. Тараканов встал в полный рост. Под боярышником зашелестела листва.

— Ты трус, — прошептал Севка. — Промахнешься.

Вылетевший из темноты камень действительно пролетел мимо.

— А вот сейчас можешь попасть!

Тараканов нырнул в боярышник. В лицо ему полетела пригоршня листьев. Севка бросился вперед, но шаги уже звучали слишком далеко, чтобы Мишку можно было догнать.

— Эй, ты где? — позвала Валька. — Там боярышник, там не может быть каштанов.

— Не может, — согласился Тараканов, возвращаясь на дорожку. — Слушай, у меня родилась гениальная идея.

Ромашкина побросала свою «добычу» и приготовилась слушать. Севкин план был прост.

Слишком уж тихо и скучно последнее время живет шестой «Б». Самое время его чем-нибудь удивить. Например, сделать из вечного двоечника Мишки Рыбака если не отличника, то хотя бы уверенного троечника, а пару предметов даже на четверки вытянуть.

Валька довольно хихикала. То-то все удивятся.

— Пошли его ловить, — Севка снова полез в боярышник.

— Да он дома давно сидит, телик смотрит, — засомневалась Ромашкина.

— Спорим, он где-то рядом! — Севка лез напролом. — Я его чувствую!

Кефаль действительно вскоре нашелся. Он сидел за углом Валькиного дома и трясущимися руками сжимал голову. Голова у него раскалывалась от нестерпимой боли. Он не понимал, что он здесь делает и как вообще очутился ночью на улице. Перед глазами стояло улыбающееся лицо новенького. Что-то с Мишкой происходило такое, что не давало жить так же беззаботно, как раньше. Но что?.. Явно что-то связанное с Таракановым. Он успокоился, встал и вдруг прямо перед собой увидел Севку Тараканова. Рыбак пару раз моргнул, прогоняя наваждение.

— Я, это… — Мишка пытался собрать разбежавшиеся мысли. — Мне бы домой.

— У нас к тебе дело. — Севка взял Рыбака под руку. Валька пристроилась с другого бока, и вдвоем они повели Мишку в гости к Ромашкиной.

Глава 3

Попытка — не пытка

У Севки Тараканова действительно были большие проблемы. Хотя неприятности у него случались всегда. Сколько себя помнил, он с трудом уживался в любом коллективе: в детском саду, школе, с ребятами во дворе.

И все из-за гениальности.

Иногда он сам не знал, что и откуда у него бралось. В три года он уже умел читать и считать, к шести имел коллекцию открыток, календариков и марок, в семь изобрел паровую машину. Тогда же научился играть на пианино и даже придумал новую нотную грамоту, но в музыкальной школе о нем и слышать не хотели. «Мы учим нормальных детей», — сказала заведующая, закрывая за одиноким Севкой двери. Записываться в музыкальную школу он пошел, естественно, один, мама об этом даже не догадывалась. На Новый год, когда ему должно было исполниться восемь, он сочинил поэму, но родители не поверили, что сын не списал ее откуда-нибудь. К третьему классу Севка научился изображать, что он учится, хотя на самом деле тихий ученик уже примеривался к папиным учебникам по высшей математике. В третьем же классе ему предложили учиться в девятом, но оттуда он сам сбежал, не выдержав насмешек. «Из-за спин мне не видно доски», — так объяснил он свое возвращение в родной класс.