Поплачь о нем, пока он живой - Лилия Батршина

Через десять минут она уже выводила своего красавца Грома из конюшни, держа его под узду. Конь как будто чувствовал ответственность момента, вышагивал рядом с ней особенно четко, гордо, слушался малейшего её движения. Любава подвела коня к ожидающим её Бьёрну сотоварищи и остановилась.

— Как решите, гости дорогие: в чащу поедем али просто прогуляемся, на дорожках безопасных, на тропках расхоженных? — девушка говорила кротко, но с едва уловимой язвинкой, вызов дрожал на кончиках опущенных ресниц.

Бьёрн, по обыкновению, проигнорировал ее, почесывая морду благодарно щурившейся совершенно черной, без единого белого пятнышка кобылице, очевидно, с норовом, дающейся только хозяину, но уж его слушающейся как бога. Его спутник, тот, что говорил с Любавой, хитро улыбнулся:

— А ты, девица? Коли не боишься с незнакомым людом в чащу пускаться, так и добро!

Второй спутник Угрюмого улыбнулся в густую бороду и покачал головой, мол, вот сорванец…

Глаза Любавы сверкнули. Она прищурилась и глянула на шутника-задиру из-под ресниц — словно иголкой кольнула.

— Кабы боялась, не спросила бы, — хитро ответила она. — Мне бояться нечего, мой это край. Меня здесь каждое деревце скроет, каждый ручеек спрячет, трава моих следов не выдаст. Я дома.

С этими словами Любава вставила ногу в стремя и поднялась в седло, гордо выпрямившись и вскинув голову. Мужчины вслед за ней вскочили на лошадей и поскакали со двора.

Бьёрн все время держался позади. Его не трогала ни красота леса, ни пение птиц, словно ему было все равно. Он поехал сюда только из-за слов друга и не собирался этого скрывать. Ему на самом деле было все равно. Его друг, Гилрэд, ехал рядом с Любавой, слева, постоянно расспрашивая ее, интересуясь чем-то, а второй спутник, Дунгром, справа от девушки, иногда вставляя свое слово.

Надо сказать, Любаве эти расспросы порядком поднадоели. Её все время жгло присутствие Бьёрна сзади, неслышного и невидимого, но ясно ощущаемого ею. Она устала от бесконечной болтовни Гилрэда и напряжения, исходящего от Бьёрна, а главное — от медленной езды в неудобной и непривычной позе. Она решила, недолго думая, немного поразвлечься сама и попробовать расшевелить Бьёрна: она уже поняла, что на некоторые подначки он реагирует и на этом можно сыграть. Любава остановила коня и произнесла:

— А теперь, гости дорогие, — она чуть обернулась и глянула на Бьёрна. — Не гоже, я думаю, нам ехать нога за ногу. Вижу, лошади ваши рвутся вскачь, да и мой конь застоялся. Давайте же дадим им волю.

По лицу Бьёрна пробежала тень досады, видимо, ему хотелось вернуться в терем, но он промолчал, сильной рукой одернув кобылу за узду, подошедшую и потянувшуюся к Любавиному Грому.

— А почему бы нет? — усмехнулся Гилрэд. — Коли хозяйка желает, гостям не гоже отказываться.

— Ну уж вы без меня, — Дунгром похлопал коня по холке. — Мой Серко уже стар для таких гонок.

Любава проследила за тем, с какой заинтересованностью проводил взглядом Гром кобылу Бьёрна, улыбнулась и наклонилась вперед, к уху коня: "Вижу, вижу, понравилась кобылка. Но не сейчас, ладно? В конюшне в соседние стойла поставлю, — конь на это всхрапнул и заплясал. Любава ласково погладила его по шее. — А сейчас покажи ей, какой ты у меня. Неужто дашь ей себя обогнать?" Конь снова захрапел, встал на дыбы. Любава удержалась на нем, рассмеялась и похлопала по гладкому боку.

— Ну что ж, — звонко крикнула она, весело глянув на Бьёрна. — Начнем? Дунгром, дай знак, когда вскачь пускаться!

Дунгром быстро взглянул на Бьёрна. Тот кивнул.

— Как скажешь, княжна…

…Замелькали в бешеном темпе кусты, растущие у обочины дороги, да нижние ветки деревьев, только успевай уворачиваться! Бьёрн один раз не успел — тонкая ветка хлестнула его по здоровой половине лица, оставив кровавую отметину. Он процедил что-то явно бранное сквозь зубы, но не остановился. Его лошадь шла корпус в корпус с конем Любавы, а вот Гилрэд поотстал.

"Молодец, молодец, Гром… — шептала Любава, крепко прижавшись к шее коня и зорко наблюдая за дорогой впереди. Гром отлично знал местность, знал, куда и как бежать, знал, как рассчитать силы — ведь они чуть ли не каждый день носились здесь как угорелые. Любава правила к роднику, бившему недалеко от её любимого места в лесу — Скалы Предков. Уж увидев ее, Бьёрн точно не останется равнодушен. — Молодец, Гром… Ты у меня самый лучший…"

Ей так и не удалось хоть на несколько сантиметров уйти вперед: лошадь Бьёрна явно не собиралась отдавать первенство Грому, да и Бьёрн столь же не горел желанием оставаться позади. Они так и пришли к импровизированной финальной черте — бок о бок, копыто к копыту, ноздря в ноздрю. Наконец Любава натянула поводья, Гром остановился, а Бьёрн на полном скаку пролетел дальше.

— Бьёрн, стой! Там обрыв! — крикнула как могла громко Любава, приподнявшись в стремени.

Он успел натянуть поводья лишь в самый последний момент. Лошадь негодующе заржала и встала на дыбы, пританцовывая на задних ногах. Наконец Бьёрну удалось её успокоить. Он развернулся и поскакал к Любаве.

— А раньше нельзя было предупредить?! — набросился он на девушку. — Неужели это так сложно?!.. Да, Смолка, успокойся же ты!!

Бьёрн вовремя дернул за узду и зубы кобылы щелкнули в каком-то миллиметре от уха Грома. Кобыла обиженно фыркнула и отвернулась в другую сторону, мол, больно надо! Любава же ничего не ответила, гордо сверкнула глазами, спрыгнула с коня и подвела его к ручью, мимоходом шепнув — столь же обиженно, как только что отвернулась кобыла: "Смотреть внимательней надо, когда в незнакомом лесу едешь, наблюдать за тем, кто его знает". Впрочем, она чувствовала, что не всецело права, и от этого становилось ещё обиднее. Она присела рядом с конем, зачерпнула в пригоршню холодной чистой, невероятно вкусной воды и с удовольствием напилась. Улыбнулась и озорно глянула на стоявшего невдалеке Бьёрна.

— Хочу я тебе место одно показать, — произнесла она, прищурившись. — Пока Гилрэд не прискакал.

Угрюмый недовольно скривил губы.

— Ну? Да, и у меня к тебе будет одна просьба, — Бьёрн тоже подвел лошадь к ручью, подальше от Любавиного Грома. — Поставь своего коня в стойло подальше от моей кобылы. Мне нужна боевая лошадь, а не кормящая мать.

Смолка в ответ зло фыркнула в воду а Гром поднял голову и недобро посмотрел на Бьёрна. Любава перехватила этот взгляд, поднялась и успокаивающе погладила его по боку. Зеленые глаза её полыхнули.

— Если будешь так продолжать, Бьёрн, — тихо сказала она, — тебя не только лошадь слушаться перестанет.

— А ты больно умная, я смотрю! — огрызнулся он. — Тебе что за забота? Попросили — выполняй, пожалуйста! А все домыслы оставь при себе, мне они без надобности.