Собрание стихотворений - Владимир Пяст

ДВОЙНИК

Опять на улице на мигЯ этим был охвачен;Я к тайне вновь душой приник,Я в тайну вновь душой проник, —И вновь был озадачен…Что совершает мой двойникТот путь, что мне назначен.

Вначале я оцепенел,В безумие повержен;И я вневременным пьянел,Далеко выйдя за предел,Ничем земным не сдержан, —Но тупо мой двойник гляделИ даже был рассержен.

Он продолжал идти и петь,Размахивая тростью;И он готовил злую плеть,Чтоб с нею легче одолетьНепрошенную гостью;– И я, войдя в земную клеть,Стал плотью, кровью, костью.

СМУЩЕНИЕ

Опять пришел он, надтобой склонился,Опять…

«Я так тебя любил, что даже ангел строгий…»

Я так тебя любил, что даже ангел строгий,Над скорбною землей поникнувший челом,Благословил меня опущенным крыломПройти по сумраку сияющей дорогой.

Я так тебя любил, что Бог сказал: «ВолшебнымПройди, дитя, путем в творении моем;Будь зачарован им, лобзайся с бытием,И каждый день встречай мой мир псалмом хвалебным».

Но — я не знаю кто — в меня пустил стрелой,Отравленной людским кощунственным проклятьем.Но — я не знаю кто — сдавил меня объятьем,Приблизивши ко мне свой лик истомно злой.

Но — я не знаю чей — запал мне в душу севЖеланья жгучего порока и паденья.Но — я не знаю чье — открылось мне виденье,Слепительным огнем обманчиво зардев.

Я так тебя любил. Что думал пронестиСосуд моей любви, столь хрупкий, невредимымСреди кромешной тьмы, затканной алым дымом.Я не сумел, не смог. Прости меня, прости!

«Слушай! В скорби оправданье бытия…»

Слушай! В скорби оправданье бытия.Он сказал: Везде страданье, там где я.Припадем к нему, не бойся; Бог с тобойС ним неслыханное счастье и покой.

Черною ризою укройся, и в глухую ночь,Ты приди, приди в ненастье на мое крыльцо;Постучи рукою зыбкой, попроси помочь;Если выйду – глянь с улыбкой в скорбное лицо.

Ты от века и до века мне родна;Ты со мною, но иною мне дана.Над иной, с тобою схожей, я поник,Да прозрю в ней твой и Божий светлый лик.

«Милая, лента скамейки…»

Милая, лента скамейкиПару деревьев связала;В тень самородного залаМы подымались от речки…Были там бледны и клейкиЛистики робкой березы;Там щеголяли стрекозыНежным узором насечки,Легшим на легкие крыльца,Будто случайная пыльца.

Милая, в мир мы вступалиТрудной дорогой направясь;Светлая, чистая завязьНаст, сочетала так рано;В мире несметной печали,В мире потерь непреложных –Ждем мы свершений неложных,Ждем мы разрыва тумана;Он не случайною пыльюЛег на обмокшие крылья.

ЭЛЕГИЯ («Был звон веселый и пасхальный…»)

Был звон веселый и пасхальный.Стоял беспомощный апрель.К тебе, по-своему печальной,Я внес моих печалей хмель.

И два цветка ты прикололаНа блузку сбоку на груди,И вновь надежду поборола,И вновь шепнула: уходи!

Ушел, опять надеждой светел,В лице по-прежнему угрюм.Я вновь на зов твой не ответил,Как ты — на голос тайных дум.

Прошла к себе ты. Прячешь в спальнойЛицо в холодную постель.Под ним веселый и пасхальныйИдет беспомощный апрель.

«Ты хотела б от света завеситься…»

Ты хотела б от света завеситься,Сердце бьется твое и боится.Правда! В медном дрожании месяцаЧто-то новое нынче змеится.

Дай мне руку, незримых отгадчица.— Пусть расширены будут зрачки. —Видишь, сам он пугается, прячется,За разорванных туч клочки.

Посмотри! Вот он вышел.Серебряным. Он качнулся на листве березы.Будем тише! Открылися дебри намНовых тайн и неведомой грезы.

Нынче сбудется то, что пророчитсяНам обоим давно и всегда. —Пусть же месяца медью упрочитсяЗолотая грезы руда.

СМЯТЕНИЕ

— О, прильни ко мне тихо и мне расскажиПро твое затаенное горе;Встанем мы посреди этой влажной межи;Заволнуется вкруг — всколосившейся ржиБеспокойное темное море.О, прильни! Не дрожи!Потони в моем пристальном взоре. —

—Дорогой! Я устала. И сердце стучитУ меня тяжело и отрывисто.Ты не слышишь, как птица пред ночью кричит,И собака завыла заливисто?Ты не видишь на небе зловещих клоковЦвета крови, у раны запекшейся?Ты не чуешь сырых ядовитых паровИз туманности, низом разлегшейся?

Я устала. Я слушать тебя не могу,И гляжу — но тебя все не вижу я.Я недоброго жду. Я беду стерегу.И себя в этот миг ненавижу я.Нет. Отсюда уйдем. Нет, мне дорог покой.Не скажу ничего. Как мне страшен сегодня ты.Ты сегодня другой. Как ты движешь рукой!Как морщины твои вверх с угрозою подняты!

Как чужому я горе свое расскажу?Где залог, что не буду осмеяна?То, что втайне у самого сердца держу,Что моими слезами взлелеяно,Он согласен послушать рассеянно!

Нет, ни шагу за мной. Ухожу! –

Дымно алой луной на седую межуМного тающих призраков свеяно.

Я меж них. Расстилаюсь. В предутреннем ветре дрожу.

ЛУННЫЕ ЭЛЬФЫ

ЭЛЬФЫ

Ввечеру, по покосу заброшенному,По зеленому лугу нескошенному,Бродят лунные эльфы, злокозненные,С миром солнечным вечно разрозненные.Бродят, ходят, смеются, подпрыгивают,И друг другу лукаво подмигивают.И беззвучно ногами притопывают;Нежной ручкой туманы похлопывают,Огоньки язычками высовывают,И, усталые, сладко позевывают.

Вдруг, от холода радостно-утреннего,—Точно люди от голоса внутреннего —Неожиданно корчится, вздрагивая,И — беспомощно руки протягивая —Исчезают, тела свои вкрадчиваяВ стебельки повилик, заворачивая.

Легок лезвию, утром наточенному,Путь по лугу, слезами их смоченному.

МОЙ ДУХ

Год за годом, день за днемУбегали в простор безысходного,И ложились на сердца моем,Как колосья вдоль жнивья бесплодногоПод обильным дождем…

Бушевала толпа,И ловила чужое, далекое.Но бродило, одиноко я.За стопою стопаОставляла наследье глубокое.

Но дошли до меня.Подхватили в цепи угнетающей.И, в согласии звеньев звеня,Я почуял: мой дух угасающий,Вспыхнув тающей струйкой огня,Тихо кинул меня.

«Вновь святая пьянит безмятежность…»

Вновь святая пьянит безмятежность.Отошла беспокойная совесть.Вкруг — недвижного снега безбрежность.На душе — непостижность и нежность.

И все ту же бессмертную повестьЯ прочел в сером кружеве веток,Точно вскрылась нетленная книгаВ тонкой вязи лилейных пометок.

О, молитвенность цельного мига!

ЭЛЕГИЯ («Слышишь ты стон замирающий…»)