Мама для дочки бандита (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна

– А что же мне делать? – включаю бедную овечку, чтобы смягчить сердце водителя.

– Ну не знаю. Вон к тройке желтой подойди. У них при себе удерживающее средство должно иметься, – буркнул он и закрыл стекло.

Я понуро вжав голову в плечи, так как к вечеру похолодало еще сильнее, лавируя между машинами подошла к той на какую указали.

– Чего? – недовольно бросил мужчина в чуть приоткрытую щелку.

Видимо я совсем плохо выгляжу, так как в его взгляде можно было прочесть откровенное пренебрежение. И такое обращение со мной скорее всего было связано с тем, что он принял меня за попрошайку.

– До Ленинградской 15, сколько возьмете? – вот после этих слов лицо мужчины изменилось, смягчилось,  приняло нормальное выражение.

– За пятьсот поеду.

Во мне просыпается скряга(все же два года экономии дают о себе знать), но я тут же заталкиваю ее поглубже.

– Хорошо, – я сажусь на задние сиденье, закрываю дверь.

– Сколько месяцев ребенку? – этот неожиданный вопрос от водителя ставит меня в тупик и мужчина наверное видя мою заминку, дополняет вопрос. – Люльку доставать или нет?

– Ах, я не знаю. Малышке неделя. Можно я с ней на руках? – врака из меня никакая.

Заикаясь, говорю первое что приходит на ум, но мужчину видимо мой ответ удовлетворил, так как он кивнув, тронулся с места. Я облегченно вздохнула. А спустя несколько минут и отогрелась.

Чуть приподняв краешек одеялка смотрю на крошечное личико и в голове неожиданно мелькает мысль: вот Настя, за что боролась на то и напоролась. Хотела себе ребенка: получи и распишись. Вот только что мне теперь с ним делать. Я не знала...

И боялась даже представить во что может вылиться мой безрассудный поступок.

Глава 4

– Настя, если ты в ближайшие полчаса не появишься на работе, то начальница точно тебя уволит. Я не могу покрывать твои прогулы, – шипит мне в трубку подружка и по совместительству моя коллега, Сашка.

– Нет-нет-нет, Саша, делай что хочешь, но ты должна мне помочь, – торопливо отвечаю ей в трубку, а сама в этот момент меняю подгузник малышке, – я не смогу сегодня прийти, – добавляю обреченно.

– Настя! Настя! Ты подводишь меня под монастырь, – шепчет в трубку Саша, на секунду замолкает, – ладно. Но сегодня последний день. Завтра если не придешь, то в своем увольнение сама будешь виновата, – звонок обрывается и я слышу в трубке короткие гудки.

– Вот это я заварила кашу, – качаю головой.

Два дня уже не появляюсь на работе и это чревато необратимыми последствиями для меня, за которыми последует стопроцентное увольнение.

Закрутив в тугой комочек грязный подгузник, надела новый. Застегнула между пухленьких ножек малышки кнопочки боди, аккуратно подняла ее на руки, принялась расхаживать взад-вперед по комнате, покачивая малышку.

Сашины слова об увольнении не лезли из головы. Увольнение это самое меньшее что мне сейчас нужно. Набирающий обороты кризис в стране не сулит ничего хорошего. И остаться без работы в данный момент, это значит, подставить свое благополучие под удар. Но что же мне делать? Ведь сейчас я работать не могу. Да и не хочу. У меня на руках маленький ребенок, которому нужна моя забота и мое внимание.

Божечки, дай знак. Дай подсказку! Уже прошло два дня, а я так и не приняла решения. Что мне делать с малышкой?

Противоречивые чувства внутри, выжигали во мне здравомыслие.

Если в первый день, после того как малышка оказалась у меня дома я еще могла трезво рассуждать и думать, то спустя сутки: я будто потеряла связь с реальностью, полностью погрузившись в заботу о младенце.

Я не вылезала с форумом молодых мамочек, черпая оттуда всю нужную для себя информацию. Конечно же я помнила как нужно ухаживать за маленькими детьми, но Лизочку я взяла на попечение, когда девочке было уже девять месяцев. С ней было много проще. А вот опыта общения с младенцами у меня совсем нет.

Я конечно не совсем безнадежна. Уж бутылочку смеси навести могу, но вот все подробности про то как обрабатывать складочки на теле младенца я смотрела не отрываясь, пропитываясь каждым словом, каждым движением мамочки, которая показывала как и что нужно делать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Также из многочисленных энциклопедий о младенцах и от врачей-педиатров вещающих с каналов ютуба, я смогла вычислить примерный возраст малышки. Она оказывается совсем еще крошкой. Ей приблизительно десять дней. И по-хорошему, мне бы нужно было записаться с малышкой на прием к педиатру, чтобы убедиться наверняка, что с девочкой все хорошо, но я струсила.

Ведь прийти в поликлинику, это значит отдать малышку. Рассказать правду. А я пока к этому была не готова. Во мне проснулся дикий эгоизм и чувства собственничества.

В какие-то моменты, мои мысли прояснялись и меня начинали мучать сомнения в правильности моих действий, но стоило малышке подать голосок, я тут же входила в роль заботливой мамочки и не о чем, кроме как о заботе о ребенке я не могла думать. Не успевала. Меня мгновенно заполняло чувства полного блаженсва и счастья. В те мгновения я ощущала себя мамой малышки.

– Лерочка, девочка моя, ну не расстраивайся. Сейчас я с тобой поиграю, только покушать тебе сделаю, – имя для малышки пришло мне на язык как-то само собой и оно так подходило ей, что я с удовольствием все повторяла и повторяла его. С каждым разом привязываясь к малышке все крепче.

Так прошло еще несколько дней. Я закрылась от мира. Телефонную трубку я не брала, а потом и вовсе его отключила. Громко звонящий телефон пугал Лерочку. И меня это злило.

Проснувшись на пятый день утром, я окончательно для себя решила, что Леру оставлю у себя.

В полицию я не пойду. Боюсь. Ведь теперь меня могут привлечь к ответственности, за то что скрыла чужого ребенка. Да и как представлю, что Лерочку в дом малютки отдадут, так волосы на голове шевелиться начинают. Дети не обязаны страдать за то, что их родители бросили. А я Лере дам любовь и заботу, я смогу. У меня получится.

Пока малышка спала я произвела нехитрый подсчет своих сбережений. На первые месяцев шесть нам точно хватит.

В груди кольнуло неспокойное сердце. Напоминая о том, что эти деньги я копила для Лизоньки. Думала, когда заберу ее, то напишу на работе на месяц без содержания за свой счет и мы с Лизой укатим в какой-нибудь санаторий. Но сложилось все иначе.

Лизоньку у меня забрали, зато появилась Лера, которой необходима не только моя забота, но и защита.

На работу начальнице я позвонила сама.

– Ну, Лузганова... Ну ты и актриса, – деловито разрывает слова Галина Марковна, – раз звонишь, на работе тебя значит не ждать? По тридцать третий хочешь чтоб уволила?

– Галина Марковна, – заискивающе отзываюсь начальнице, – ну простите. Не со зла. Племяшку мне тут двоюродная сестра привезла. Приютила. А она стерва запила, а ребенка не с кем оставить, – сочиняю историю походу разговора.

– Это не мои проблемы, Анастасия, – сурово отвечает начальница, но я слышу как в ее голосе скользят нотки сочувствия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я дожимаю:

– Галиночка Марковна, ну не сердитесь. Может дадите мне отпуск небольшой, а? Ну как только эта гулена с девочкой съедут, я сразу на работу, – давлю на все рычаги сочувствия, которые только получается.

– Ладно, – после минутного сопения произносит начальница, – даю неделю и то за твой счет. Я не намерена сажать себе на шею работников и платить им еще за то, что у них дома неприятности. Это твои проблемы. Но смотри, если твоя родственница не одумается. Сразу же пишешь заявление на увольнение. Если нет. Уволю к чертовой матери, по тридцать третий…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Я все поняла, Галина Марковна. Вы самая справедливая и добрая начальница, – пою оды начальнице, а сама прислушиваюсь к тишине в соседней комнате.

– Ладно уж, не подлизывайся. Ты знаешь, как бы я к тебе хорошо не относилась, но косячить не позволю. Все разгребай там свои проблемы. Через неделю, чтобы была на работе как штык.