Единый - Александр Цзи

заключенные в этом государстве, тоже, судя по всему, вечные. Смольяниновых насильно поженил Администратор, потому что они сами так и не выбрали партнера, достигнув определенного брачного возраста.

Они были несчастны, как несчастны все пары, что поженились не по любви.

В нашем же мире мать Витьки просто-напросто развелась и вышла замуж снова. Не знаю, насколько она счастлива, но совершенно точно не страдает от бедности.

С некоторым запозданием я подумал, что надо было самому взять номер пацана. Придется ждать звонка, а я ненавижу ждать — как и все люди, вероятно. Витька уже вихрем унесся за стеклянные двери, сел в тачку и уехал. Я посидел некоторое время, изо всех сил пытаясь переварить новую инфу, и, когда ничего путного не вышло, расплатился картой и ушел.

***

Вопреки ожиданиям Витька особо ждать не заставил — позвонил на второй день, ближе к вечеру.

— Алло, привет, это я, Виктор, — отрекомендовался он.

— Да, привет! — подскочил я на месте.

— Надо встретиться, — деловито сообщил пацан. — Возле того ТРЦ, где мы разговаривали, есть аллея, которая ведет…

— Знаю-знаю!

— Вот там тогда. Через полчаса, идет?

— Идет.

Витька, не тратя больше времени, положил трубку. Я записал его номер и, одевшись, вышел из дома.

Упомянутая аллея располагалась неподалеку от моего жилища. Там много скамеек, фонарей в стиле ретро, ларьков с мороженым, газировками и всяческим фастфудом. Я часто туда приходил…

Я сидел на скамейке и праздно глядел на такую же праздную публику, когда появился Витька. Он не опоздал — явился в точности через полчаса после звонка. Никак влияние делового отчима дает о себе знать.

Он сел рядом и без предисловий начал:

— В тех снах… где мы с тобой ездим на мусоровозе… я постоянно вижу какие-то огромные камни, которые кто-то поставил друг на дружку.

— Дольмен, — кивнул я.

— Что это за фигня?

— В том мире это что-то вроде врат в другое измерение. Я и сам толком не знаю.

— Почему они мне снятся чаще всего остального?

Я замялся, но потом все же признался:

— Потому, наверное, что я тебя похоронил возле одного такого дольмена.

Витька подумал, покусал губы, сам себе кивнул:

— Понятно. Крипово, конечно, но логика прослеживается. Эти камни… дольмен… врата в мир мертвых. Вопрос только в том, где этот мир мертвых — там или здесь?

— В смысле, здесь? — удивился я.

— Ты фильмы ужасов не смотришь? — в свою очередь изумился Витька. — Есть гипотеза, что наш мир, вот этот, — он обвел аллею рукой, — лимб. Потусторонний мир, а мы все — призраки прошлого, которые никак не поверят в то, что умерли. А то и самый натуральный ад.

Рядом оглушительно завопили чьи-то детки, подравшиеся из-за мороженого.

— Слишком шумные призраки, надо сказать, — поджал я губы.

— Это нам просто кажется. Ты в курсе, что мозг не различает реальность и вымысел? Он ведь сидит в темной и глухой черепной коробке и получает сигналы через нервные окончания. А на самом деле вообще не вдупляет, что творится за пределами лобной кости.

Я улыбнулся.

— Да, мне уже об этом говорили.

— Кто?

— Ива. Искусственный интеллект из Республике Росс.

Витька кивнул с таким видом, будто все сразу понял. Хотя он никак не мог знать умбота Иву — потому как умер задолго до моей встречи с ней.

— Расскажи по порядку, — сказал он. — Про все, что знаешь. Только сильно не увлекайся, у меня мало времени.

Я выполнил его просьбу, уместив рассказ в десять минут.

Еще минуту Витька сосредоточенно размышлял, глядя в пустоту перед собой и качая ногой, закинутой на другую. Кроссовки у него тоже были крутые, как и весь остальной прикид.

— Короче, я тут продумал все гипотезы насчет нашего общего сновидения… — заговорил он. — То есть… как бы это назвать?..

— Трип, — подсказал я.

— Пусть будет трип. Короче, гипотеза первая: мы телепаты и как-то сподобились зацепиться умами. Создать замкнутый контур. Непонятно, почему способности появились только сейчас, и почему трип именно о Поганом поле, а не чем-нибудь другом. Гипотеза вторая: мы одновременно свихнулись под воздействием какого-нибудь засекреченного препарата…

— На мне провели опыт, а с тобой-то что сотворили?

— Ничего, — отрывисто ответил он. Все же новый Витька отличался от старого. Был куда лаконичнее, деловитее и собраннее. — Я не помню. Возможно, мне стерли память.

— Ты киношек насмотрелся, — хмыкнул я. — Слишком много допущений. Нас объединяет не эксперимент, а Поганое поле.

— Сейчас это неважно, — отрезал пацан. — Гипотеза третья: оба мира реальны, и мы перемещаемся туда-сюда, но не телами, а… типа душой. Или психической матрицей сознания.

— А ты начитанный, — одобрил я.

— Подписан на канал в Телеге про реинкарнацию, — хмыкнул он. — И на пару ютуб-каналов на тему нейрофизиологии. Гипотеза четвертая: один из миров нереальный, а другой — реальный.

— Какой именно?

— Не имеет значения. По этой гипотезе наш мир и может быть лимбом, понимаешь?

— Или тот, — добавил я. — Если во время того эксперимента я умер, то попал в Поганое поле, как призрак, не понимающий, что он призрак… Блин! Ну бред же!

— Бред — это то, что не вписывается в узкие рамки человеческого мировосприятия, — сказал Витька. — И чем человек тупее, тем эти рамки у́же. Поэтому для тупицы очень многие вещи — бред. А на самом деле это может быть вовсе не бредом. Если ты умер во время эксперимента и попал в Поганое поле, то как потом вернулся? И я что-то не припоминаю ни одного случая, когда мог бы откинуть концы.

Я хотел что-то ответить, но в итоге запутался во всех этих предположениях о реальных и нереальных мирах.

— Гипотеза пятая, — продолжил Витька, когда я так и не выдавил ни слова, — оба мира нереальны, и найти ens realissimum, наиреальнейшую вселенную, бессмысленно.

— Такое тоже возможно? — устало осведомился я. Разговор начинал утомлять. Бесполезные умствования…

— Еще как! Согласно индийской традиции мы все живем в мире иллюзий — Сансаре. А в Сансаре миллиарды миров.

— И все нереальные?

— В какой-то мере да. Гипотеза шестая…

— Ладно, хватит с меня гипотез, — перебил я. — Это все сплошная философия. Пользы от нее ноль. Что делать-то будем?

Витька внимательно заглянул мне в глаза. Он был очень серьезен.

— Ты можешь вообще ничего не делать, Олесь. Живи себе дальше, а Поганое поле вспоминай, как длинный и интересный сон. Книжку напиши и в интернете опубликуй — там такое любят. Глядишь, прославишься.

Я проигнорировал насмешливый подтекст его слов, хотя говорил он спокойно, без ехидства. Подумав, я сказал:

— Я хочу вернуться туда. В Поганое поле.

— Даже если оно нереальное?

— Даже если. Я-то не