Имя - Война - Райдо Витич

Действительно, чертовщина, какая-то.

— Не-а, — засмеялся Дроздов. — Представляю, как вытянется его лицо, когда мы на КПП нарисуемся! Шаферы!

— Нашел, когда жениться. Как его из летнего лагеря отпустили?

— "Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь", — беззаботно пропел Сашка.

— Как бы за любовь еще кто не нагрянул. Слышал, что Крыжановский говорил? На границе неспокойно.

— Давно, — посерьезнел Александр. — Как немцы Польшу взяли. Воздушное пространство постоянно нарушают. А стрелять нельзя.

— Ну, да, шмальни — им на руку, такая катавасия начнется, мама не горюй.

— У нас пакт.

— А у них?

Мужчины переглянулись и почти синхронно выбросили окурки.

— Ладно, давай хоть на время отпуска обо всех этих делах забудем, — и обнял друга за плечо. — Эх, приедем, оторвемся! Искупаемся, с Валькой посидим, с ребятами потолкуем, выпьем, с Грушиными подружками познакомимся.

— Нет, тебе точно жениться надо, — качнул головой Николай, и с улыбкой подтолкнул друга к дверям в вагон. — Пошли свое место дислокации искать. Номер купе хоть помнишь?

— Двадцать четвертое. Верхнее и нижнее место. Я наверху!

— Не мечтай.

— Точно говорю!

— Завтра.

— Завтра — ты. Я сегодня.

— Знаю я твое «завтра». Оно на всю поездку растянется.

— Ну-у, это как придется, — засмеялся мужчина и чуть не был сбит бегущим от матери постреленком в шортиках на лямке. — Эть! Тихо, стоять! — притормозил его мужчина, мягко перехватив за руку. Подлетевшая мать тут же забрала сына, виновато улыбнувшись офицерам:

— Извините.

— Ничего.

— Пуф! — выдал мальчик, прицелившись из деревянного нагана. Дроздов закатил глаза, изобразив раненного, Санин хмыкнул и толкнул актера дальше по проходу:

— Поездка обещает быть томной.

— Точно. Полный вагон детворы, — разочарованно протянул Дрозд.

В проходе у окна стояла мама с девочкой лет десяти и что-то рассказывала ей. Та сосредоточенно слушала, кивала, и ее жидкие косички «баранки» вздрагивали в такт вагонному перестуку.

В одном купе бабушка качала на колене девочку лет пяти, в другом строгая дама выговаривала мальчику лет двенадцати, что насупленно сидел за столиком и водил пальцем по поверхности, в третьем уже вели бой в солдатики, сидя на нижней полке, близняшки лет семи.

— Дети и жены офицеров. СВ, между прочим.

— Да уж, — вздохнул разочарованно Дрозд. — Может, мы вагон перепутали?

— Мечтай.

— Да-а-а, вот так всегда: хотел попасть в «цветник», а приперся в ясли.

— Переживешь.

— Если будешь развлекать.

— Я развлеку, мало не покажется.

— Позже в вагон-ресторан сходим, может, с кем постарше познакомимся.

— Постарше мальчика с наганом?

— Не хохми, я серьезно. Пять дней ехать — я умру от скуки. О! Двадцать четвертое, — указал на закрытую дверь купе. — Коля, ты как думаешь, кто у нас попутчики?

— Дети, — не задумываясь ответил тот и открыл дверь. На него удивленно уставились синие глаза, и мужчина подумал, что что-то перепутал — поспешно захлопнул дверь. Посмотрел на цифры — двадцать четыре.

— Что? Мама с младенцем, да? — полюбопытствовал друг. Мужчина головой мотнул и, тяжело вздохнув, вновь открыл дверь. Саня тут же заглянул внутрь через его плечо и широко заулыбался:

— Здравствуйте! — отодвинул замершего в проходе друга. — Значит, попутчики, вместе едем? Прекрасно. Разрешите представиться! Лейтенант Дроздов. Александр, можно просто Саша.

— Надежда, — чуть смущенно и в то же время кокетливо поглядывая на офицера, протянула Вильман.

— Какое имя! — восхитился мужчина. — Как путеводная звезда: надежда, вера и любовь… А вас, наверное, зовут Вера? — с улыбкой посмотрел на растерянную Лену.

— Елена.

— Замечательно! — поставил чемодан на верхнюю полку и хлопнулся рядом с девушкой, напротив Нади. Она его явно заинтересовала. — Дорога — проза жизни, но в хорошей компании она превратится в песню. Гарантирую, скучать не будите.

— Да-а? — протянула сладко Надя. — Мы, в общем-то, и не скучали.

— Ну, это сейчас. Разрешите полюбопытствовать, куда следуете?

— В Брест, к родственникам.

— Отдыхать?

— Да.

Николай, что все это время стоял изваянием на входе в купе, наконец, очнулся и шагнул внутрь. Кинул свой баул к чемодану друга и сел в углу, поглядывая в коридор, в окно. Он усиленно делал вид, что ему нет дела до болтовни Дрозда, до попутчиц.

— А как зовут вашего друга? — осмелела Надя. — По-моему он не очень рад нашему обществу.

— Что вы, Наденька, рад, поверьте. Просто он молчун по жизни. И это правильно, верно, девочки?

— Ну-уу, — протянула Вильман. Скрябина искоса глянула на Санина, встретилась с его взглядом. Странным взглядом — вроде хмурым и недовольным, а вроде растерянным и заинтересованным.

"Кто его поймет, как смотрит и чего?" — подумала, и, не заметив, принялась теребить косу. В груди волнительно, а отчего?

Николай сильней нахмурился, чувствуя, что сердце нездорово реагирует на девушку:

— Николай, — бросил, отводя взгляд в сторону. Рука потянулась к нагрудному карману за пачкой «Казбека».

— Елена, — почти прошептала смутившаяся девушка.

— Надежда, — смело протянула ему руку для приветствия Вильман. Мужчина искоса глянул на нее, пожал нехотя.

— Вот и познакомились, — заулыбался Дроздов. — Как насчет чая?

— Было бы неплохо. У нас пирожки есть.

— О! Уважаю. Тогда с нас чай на всех, а с вас пирожки.

— Идет!

— Все, условились. Как только подальше отъедем, мы с Николаем сходим. Сейчас еще рано. Так значит, вы тоже в Брест?

— Да. Вы тоже?

— Точно. До конечного пункта вместе будем.

— К родственникам едете?

— К другу. Женится, а мы вроде как, шаферы.

— Ого! Поздравьте от нас.

— Обязательно.

Александр шалил, безбожно флиртуя с глупышкой, а Николай мял папироску в руках и пялился на Лену, понимая, что слишком наглеет, и все же был не в силах отвести от нее взгляд.

Тепло было в груди от вида девушки, застенчивого румянца на ее щеках, по-детски припухших губ, наивности, сквозящей в глазах. Нежная, юная, чистая.

Напрасно он одергивал себя: очнись, оглобля, девчонка совсем!

Плевать сердцу и глазам плевать. Потянулся всем существом, как деревце к солнцу, и хоть закори себя. Вот ведь пристало, отмерялось судьбой вмиг, ни за что ни про что пропасть в синеглазке, ухнуть, как в омут, в несмышленку.

Лена осторожно, робея и смущаясь, косилась на Николая и с трудом делала вид, что интересуется больше разговором Надежды и Александра. И даже завидовала бойкости подруги, что с непосредственностью умудренной жизнью женщины кокетничала с симпатичным офицером. И осуждала одновременно: как же она может так нескромно вести себя. А взгляд отмечал совсем другое — теплый оттенок глаз Николая, широкие плечи, пальцы, что мнут папироску. Что ей в них, что они ей? А сил нет, как нравится поглядывать.

Взять — ничего в нем такого, а все же что-то есть — волнующее, притягательное. То ли жест этот простой, то ли взмах ресниц, то ли взгляд вроде серьезный и все же добрый, лучистый, профиль волевой, осанка военного.

Вело от него, веяло сильным, притягательным. Но куда понять девчонке, что же это такое загадочное влечет ее в мужчине. Вот и сидела дурочкой, лишь мысленно отвечая на вопросы Николая, так же бойко и остроумно, как Надежда отвечала Александру, и в воображении принимала разговор с обоими мужчинами на равных, говорила умно и рассудительно. На деле же рта не открыла, боялась глупой, косноязычной показаться. И все за прямой осанкой следила да прятала под серьезность смущение. Косу на десять раз сплела и расплела.

— Ладно, мы пойдем, покурим да чай спросим, — хлопнул по колену Александр. — Не скучайте и готовьте пироги.

— Обязательно, — заверила Надя.

Саша встал и бесцеремонно вытолкал друга из купе. Тот оглянулся, встретился с чуть испуганным и растерянным взглядом Лены и поспешно прикрыл дверь за собой.

— Лен, ты чего сидишь, как кол проглотила?! — зашипела на нее тут же Надя. — Сказала бы что-нибудь, а то как немая! Посмотришь, дура дурой.

— Сама такая! — огрызнулась та и косу за спину откинула. — Тебе лишь бы языком молоть. Думаешь, все такие?

— Эк пофартило! Чуял — с детским садом придется ехать, так и случилось, — засмеялся Дрозд, прикуривая папироску. Николай кивнул, не слыша его. Он смотрел в окно на летящие за ним облака и деревья, а видел Лену, что теребит косу и рдеет румянцем.

— Сколько им, как думаешь? — спросил тихо.

— Да по пятнадцать, максимум. Ну и что? Хорошо не по пять. Надежда веселая, не соскучимся. А вторая угрюмая какая-то. Как ее зовут-то, запомнил? А то я как-то мимо ушей пропустил, неудобно получится, если обратиться придется.