Казнь Дамьена - Ганс Эверс

Я закрыл глаза. Нас не разделяло ничего, кроме небольшого куска шелка. Я глубоко дышал и слышал ее дыхание. Ее тело пылало огнем. Она схватила моя руки и прижала их к своей груди. Не помню, как долго я держал се так. Ее тело ослабло, казалось, она сейчас упадет в обмерок. Петом она взяла себя в руки и тихо сказала:

– Уходите.

Я тут же отпустил ее и на цыпочках вышел из комнаты.

В тот вечер я больше ее не видел, и мне пришлось ужинать в одиночестве. Что-то произошло, но я не знал что. Тоща я был очень молод.

На следующее утро я ждал ее у часовни. Леди Синтия, входя в нее, кивнула мне. Она преклонила колени и принялась молиться, как делала это каждое утро.

А через несколько дней она снова сказала: «Приходите вечером!» И при этом не забыла добавить: «Вы не должны говорить ни слова!»

Мне было восемнадцать лет, и я был очень неопытным и неловким. Но лепи Синтия была женщиной умудренной жизнью, и все происходило так, как ей хотелось. Она не говорила ни слова. Молчал и я. Разговаривала наша кровь. Сэр Оливер вернулся из поездки, когда мы с леди Синтией ужинали. Когда я услышал в коридоре его голос, мое лицо стало белее скатерти. Это был не страх – нет, конечно же, не страх! Просто я к тому времени забыл, что в мире существует этот человек – сэр Оливер!

В тот вечер сэр Оливер был в хорошем настроении. Конечно, он заметил мое смущение, но не выдал этого ни малейшим жестом. Он ел, пил, говорил о Лондоне, рассказывал 6 театрах и лошадях. После ужина он извинился, похлопал меня по плечу и, как всегда, вежливо пожелал своей жене спокойной ночи. И все-таки он выдержал небольшую паузу, как бы выжидая, что я буду делать. Я не знал, что предпринять, поэтому пробормотал, что устал, поцеловал руки леди Синтии и вышел. Всю ночь я не сомкнул глаз. Меня проследовала мысль, что сэр Оливер обязательно придет ко мне. Я настораживался при каждом шаге, раздававшемся в замке, уверенный, что это сэр Оливер. Но он вес не приходил. Тогда я разделся, лег в постель и стал размышлять, что произошло за время его отсутствия и что же будет дальше.

Одно казалось ясным: я должен все ему рассказать, должен предоставить себя в его распоряжение. Но к чему это приведет? Я знал, что дуэли в Англии уже не практикуются, и что си просто высмеет меня, даже если я только упомяну об этом. Но тогда что еще? Неужели он потащит меня в Суд чести? Он меня? Это было бы еще более смехотворным, да и, конечно, не принесло бы ему удовлетворения. Кулачный бой? Он гораздо крупнее, шире и сильнее меня и являлся одним из лучших боксеров-любителей в Англии. Я же не имел ни малейшего представления об этом виде спорта. Той малости, которую я знал, он обучил меня сам. И тем не менее я был просто обязан дать ему возможность бросить мне вызов, а там будь что будет.

Но потом я подумал, не будет ли это предательством по отношению к леди Синтии. Пусть он покалечит меня! Но она, милая, святая женщина… Что будет с вей? Ведь она ни в чем не виновата. Вся вина лежала лишь на мне, на мне одном, и каждая моя клеточка прониклась этим чувством вины. Я приехали ее дом… С первого взгляда влюбился в нее, преследовал, караулил, ходил за ней по пятам. Не удовлетворяясь тем, что она давала мне свои белые руки, я хотел ее больше и больше, моя страсть становилась сильнее и сильнее, пока…

Это правда, я с ней не разговаривал. Но разве моя кровь не кричала каждый час о любви к ней? Зачем нужны были слова, когда пели мои глаза, когда мое тело трепетало при одном ее виде? Ее, грубо отвергнутую мужем, предавали и оскорбляли каждый день на моих глазах, а она страдала и переносила эти муки, как святая, – о, нет, на ней не было и тени вины! Чудом она поддалась искушению, которое приготовил для нее соблазнитель, следовавший за ней по пятам. Но даже тоща, даже тоща она оставалась святой! Она пошла на это скорее из собственного великодушия, из жалости к юнцу, которого пожирало чувство к ней. И она так стыдилась этого, что запрещала мне разговаривать с ней в минуты близости. Она ни разу не обернулась ко мне, ни разу не заглянула мне в глаза…

И я понял все. Виноват был лишь я один. Я был соблазнителем, грязным подлецом. И сейчас я должен довершить свое гнусное дело, пойдя к сэру Оливеру и все ему рассказав, – нет, нет! Но я должен что-то предпринять! Я не знал, что делать. Прошла целая ночь, а выхода я так и не нашел!

Завтракал я в своей комнате. Потом пришел дворецкий: сэр Оливер спрашивал, не желаю ли я сыграть с ним в гольф. Я кивнул, оделся, спустился вниз и вышел на улицу. Я никогда хорошо не играл, но в этот раз вообще не мог попасть по мячу, лишь вспахивал перед ним дерн.

Сэр Оливер смеялся.

– Что произошло? – спросил он. Я ответил что-то. Мои удары становились все хуже, и он посерьезнел.

Вдруг он подошел ко мне и спросил:

– Вы… вы были у окна, юноша? Дело зашло слишком далеко. Я выронил из рук клюшку. Он мог убить меня своей иронией. Я кивнул.

– Да, – сказал я бесцветным голосом. Сэр Оливер присвистнул. Он попытался что-то сказать, но промолчал. Потом он опять свистнул, повернулся и медленно пошел к замку. Я шел за ним, соблюдая некоторую дистанцию. В то утро я не вздел леди Снятию. Когда раздался звонок, приглашавший к ланчу, я заставил себя спуститься вниз. В дверях столовой меня встретил сэр Оливер. Он подошел ко мне и сказал:

– Мне не хочется, чтобы вы разговаривали сегодня с леди Синтией наедине.

Потом он жестом пригласил меня войти.

Во время ленча я почти не разговаривал с ней. Нить беседы была в руках сэра Оливера. После ленча леди Синтия приказала приготовить для нее экипаж: она ехала к бедным. Она дала мне свою руку, которую я поцеловал, и сказала:

– Чай в пять часов!

Возвратилась она не раньше шести; я стоял у окна в своей комнате, когда увидел подъезжающий экипаж. Она посмотрела на меня. «Приходите», – говорил ее взгляд. В дверях я встретил сэра Оливера.

– Моя жена вернулась, – сказал он, – сейчас мы будем все вместе пить чай.

«Ну, вот, кажется, приближается», – подумал я.

На столике стояло лишь две чашки. Было очевидно, что леди Синтия ждала только меня. Приход мужа был для нее неожиданностью, но она сразу же позвонила и приказала принести еще одну чашку. Сэр Оливер снова попытался вести беседу, но на этот раз его усилия не увенчались успехом. В итоге все замолчали.

Леди Синтия вышла из комнаты. Сэр Оливер ничего не сказал, продолжая молча сидеть и тихо посвистывать сквозь зубы. Вдруг он подскочил, как будто в голову ему пришла какая-то неожиданная идея.

– Пожалуйста, обождите меня! – воскликнул он и выбежал из комнаты.

Мне не пришлось долго ждать: через несколько минут он возвратился и жестом предложил следовать за ним. Мы прошли через несколько покоев, пока не добрались до той самой комнатки в башне. Сэр Оливер задвинул портьеру и оглядел комнату. Потом он повернулся ко мне и сказал: