Принцесса тьмы - Элеонора Мандалян

- Это ужасно...ужасно! - задыхаясь, вымолвила актриса, продолжая размазывать кровь по лицу. - Альберта Арнольдовича похитили.

- То-есть как это “похитили”? - нахмурился администратор. - Что вы такое говорите?

- Не знаю. Не понимаю. Я ничего не могу понять. Я...- Мария Семеновна всхлипнула как маленькая.

- Машенька! Душечка... - Режиссер взял в ладони ее пухлую руку, погладил, похлопал, будто приручая испуганного зверька. - Давай по порядку. Ну же, соберись.

Остальные окружили их плотным кольцом.

- Я в гримерной была, - взволнованно начала пострадавшая. - Альберт Арнольдович, как всегда, помогал мне после спектакля. Грим у меня, сами знаете, сложный, одной не справиться. И вдруг через зеркало я увидела позади нас что-то черное, ползущее по стене от двери. Я не успела понять, что это было: змея или чья-то рука в черной перчатке. Или еще что. Скорее всего рука. Она наощупь подбира-лась к выключателю. Онемев от неожиданности, я следила за ней. Но верхний свет вдруг погас. А вслед за ним взорвалась лампочка над гримерным столом. Вместе с плафоном. Меня, видимо, обсыпало осколками. Острая боль. Темень. Страх.

Спеша рассказать о случившемся, актриса говорила скороговоркой, без остановки, не давая себе возможности перевести дух, и оттого задыхалась. Судорожно глотнув, она продолжала:

- Все это длилось, я думаю, меньше минуты. Бедный Альберт Арнольдович даже слова не успел вымолвить. А потом началось самое ужасное. Не слышно было ни шагов, ни голосов, и в то же время я чувствовала, что окружена со всех сторон. Какие-то странные, едва уловимые шорохи. И не шорохи даже - движение воздуха. Будто воздух вокруг меня ожил и двигался сам собой. Я ощущала его не ушами а кожей. Это трудно передать. Я не могла кричать. Не могла сдвинуться с места. Мне казалось, я сейчас умру от разрыва сердца. Обыкновенные воры или злоумышлен-ники так себя не ведут. Некто передвигался в абсолютной темноте и ни на что, представьте, не натыкался. Когда, наконец, движение воздуха прекратилось, я поняла, что одна в комнате. Я окликнула Альберта Арнольдовича...Никто не ответил. - Она умолкла, прижав руки к груди и трагически изогнув брови.

- Наталья Иванна, - воспользовавшись паузой, обратился режиссер к костю- мерше, - окажите помощь пострадавшей. Промойте ей раны, продезенфицируйте... Дальше, Машенька. Что было дальше?

- Я рискнула выбраться из кресла и, превозмогая страх, пошла к двери, беспорядочно шаря в темноте. Если б наткнулась на ту черную руку, умерла бы на месте. Но я благополучно добралась до выключателя... Мне нечего больше добавить. Пойдите, взгляните сами. Может у меня на почве стресса начались галлюцинации. - Будто куль с провизией, актриса тяжело рухнула на стул, прикрыла утомленно глаза, подставив израненное лицо подоспевшей с тазиком костюмерше.

- А где наш гример? - раздалось сразу несколько голосов.

- Исчез, - не открывая глаз, проронила актриса.

- Ах, да о чем она говорит! Ну кому, скажите на милость, могло придти в голову похищать старого гримера? - озадаченно вопрошал молодой герой-любовник.

- Лучшего гримера! - поправил ему хор голосов. - Лучшего гримера всех московских театров!

- Пусть так, но похищать-то зачем?- стоял на своем вопрошавший. - Не антиквариат ведь. Не музейная редкость. Не дедушка миллионера. Ну переманить, ну перекупить, это я еще могу понять...

-Нужно вызывать врача! - перебила разглагольствовавшего актера костюмерша. - Тут в коже осколки стекла застряли. Сама я вытаскивать их не рискну.

- Сейчас я позвоню, - отозвался администратор. - Вот только взгляну на место происшествия.

Отворив дверь в гримерную, он растерянно остановился на пороге. Позади него сгрудилась вся театральная труппа, для которой владения старого мастера были привычны и знакомы до мелочей. Основным украшением гримерной были великолепные французские парики, натянутые на бюсты-болванки, опоясывающие просторную комнату по периметру. Эти парики, как и сам старый мастер, были гордостью театра. Теперь же на недоуменно застывших в дверях людей безглазо взирали выкрашенные в серебряный цвет лысые болванки.

- Парики исчезли! Все до единого! - ужаснулся режиссер. - Какой кошмар! Мы же без них ни одного спектакля не сыграем.

- А грим! - не своим голосом взвизгнул реквизитор. - Мы только что получили из Голландии целую партию. На валюту! Даже распаковать и разложить по местам не успели. Все коробки лежали сложенными здесь, у окна... - Он беспомощно обернулся к собравшимся, с зыбкой надеждой и мольбой в голосе спросил: - Может знает кто, где они могут быть? Может их без моего ведома на склад днем отнесли?

Ему никто не ответил. Отвечать было нечего. Реквизитор принялся поочередно выдвигать ящики шкафчиков и гримерных столов. И уронив руки, мрачно констатировал:

- Все унесли. Подчистую. Даже початые коробки.

- Ладно. Грим - дело наживное, - сказал режиссер. - Где Альберт Арнольдович? Я ж без него пропаду. Никто, слышите, никто мне его не заменит... Да что же вы, батюшка, торчите здесь как... как оболваненная болванка! - напустился он на администратора. - Делайте же что-нибудь, черт вас возьми! Ищите. Звоните. Заявляйте в милицию. Достаньте мне его хоть из под земли, слышите! И живым! Обязательно живым! Иначе... иначе провал. У нас на три месяца вперед билеты распроданы. Зрители меня с потрахами съедят.

Все дружно бросились на поиски пропавшего гримера. Опросили сторожей и вахтеров, монтажников, технический персонал. Никто не видел его выходящим из театра - ни одного, ни тем более в сопровождении.

- Чудеса да и только! - беспомощно разводил руками администратор. - Чертовщина какая-то. Мистика.

- Может гуманоиды его того...на своей тарелочке умыкнули? - сделал предположение осветитель. - Предлагаю прочесать крышу.

- Не к месту шуточки, - раздраженно огрызнулся администратор.

- Взгляните сюда! - Топтавшийся позади всех Степан указал на кусочек шерстяной ткани, застрявший на гвозде.

- Батюшки! - воскликнул актер-трагик. - Клочок его шарфа!

Этого можно было и не говорить. Никто в театре не представлял себе Альберта Арнольдовича без длинного шарфа из шотландской клетчатой шерсти, неизменно, в любое время года обмотанного вокруг его шеи, и ультрамаринового берета набекрень.

Гвоздь, обладатель ценной улики, торчал в косяке дверей ведущих в подвальные службы сцены. Собравшиеся переглянулись.

Сунув голову в дверной проем, но не переступая порога, режиссер громко позвал: - Альберт Арнольдович!

Подвал ответил недобрым молчанием. Всем стало как-то неуютно и каждому захотелось домой - в свою тихую, защищенную квартиру.