В одном населенном пункте - Борис Галин

— СССР снова вступил в период мирного социалистического строительства, прерванного вероломным нападением гитлеровской Германии. Успешно начав еще в ходе Отечественной войны восстановление разрушенного хозяйства районов, подвергавшихся оккупации, Советский Союз в послевоенный период продолжает восстановление и дальнейшее развитие народного хозяйства на основе государственных перспективных планов, определяющих и направляющих хозяйственную жизнь СССР.

Этими словами, словами из закона о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства СССР я начал свою лекцию. Тетя Поля слушала меня очень внимательно.

— Посмотрите на карту Донбасса! — сказал я торжественно и волнуясь. — С севера на юг, с востока на запад на многие десятки километров простирается мощный индустриальный бассейн. Уголь, металл, химия!

Я украдкой взглянул на тетю Полю. Она сидела напротив меня, откинув седую голову, задумавшись о чем-то, ее старые узловатые от работы руки лежали на коленях, она не пропускала ни одного моего слова. Когда, окончив лекцию, вернее конспективное изложение моей будущей лекции, я, стараясь скрыть свое смущение, спросил тетю Полю: все ли ей было понятно, она не сразу мне ответила.

— Вот какая это будет жизнь! — вдруг сказала она, точно отвечала своим мыслям.

Я не сразу приступил к своей прямой работе штатного пропагандиста. Егоров вызвал меня и сказал, что придется мне поехать в одно из подсобных хозяйств треста, проверить, как идет прополка овощей, проверить и, если надо, то и организовать поливку.

— Знаете, — сказал он, глядя куда-то в сторону, — людей маловато, а объем работ большой… Побудете там, в зависимости от обстановки, дождетесь, когда туда приедет второй секретарь райкома, товарищ Приходько, и вернетесь в райком.

В совхозе я пробыл пять дней. Вечером пятого дня приехал Приходько. Он был в сером брезентовом плаще. Пыль лежала густым слоем на его плечах, на бровях, на щеках. Он приехал в том самом экипаже, который мне показывал Федоренко, и сам правил лошадью. Сунув кнут за голенище сапога, он подошел ко мне и протянул руку.

— Второй секретарь райкома… — и, чуть усмехнувшись, добавил: — Специалист по прорывам.

Я назвал себя: Пантелеев.

— Штатпроп, — улыбнувшись сказал Приходько и окинул меня таким взглядом, точно хотел сказать: «Ну ладно, живи…»

Я хотел было доложить ему о положении дел в совхозе, но он вдруг кивнул головой и, не обращая на меня внимания, стал расспрашивать директора совхоза; по тону его вопросов и по тому, как почтительно ему отвечал директор, я понял — это хозяин.

Как только я приехал в райком, меня вызвал к себе Василий Степанович. Внимательно слушая мое сообщение о ходе работ в совхозе, он несколько раз даже поправлял меня. Мне показалось, что он и без меня знает положение дел в совхозе, но решил проверить мое умение разбираться в обстановке.

— А вы загорели, — сказал он вдруг, искоса глядя на меня и улыбаясь. — Теперь вот вам другое задание — сегодня же нужно выступить с докладом о задачах пятилетки.

Я хотел было сказать ему, что устал с дороги, что мне нужно время, чтобы подумать, подготовиться…

— Хороший народ собрался, парторги шахт.

— Надо? — спросил я.

— Надо, — сказал Василий Степанович.

За те дни, что я пробыл на прополке, я как-то отошел от подготовленного доклада — и волновался, сумею ли хорошо выступить. Мои опасения оправдались: я чувствовал, что перенасытил доклад цифрами, что главное ускользало. Когда я позже спросил Егорова, какое впечатление произвело на него мое первое выступление, он не сразу ответил.

— Как бы вам сказать, — заговорил он медленно, точно не желая обидеть меня резким отзывом, — для начала, конечно, неплохо… Но — оперативности мало! Слишком общо, так сказать, «взагали»!..

2

Должен сказать, что эти его слова вызвали у меня досаду. «Какая же ему нужна оперативность?» — думал я.

Жизнь в районе имеет свои особенности — вы всегда как бы на виду у всех. И это относится не только к общественной жизни, но и к личной.

Довелось ли вам читать книгу Михаила Ивановича Калинина «О коммунистическом воспитании»? Может быть, вы помните его напутствие студентам-выпускникам Свердловского университета? Когда я в первый раз прочел эту речь, она поразила меня своей простотой и большевистской мудростью. Какая глубина мысли, простое и проникновенное понимание той жизни, которой живут миллионы людей. Более двадцати лет тому назад М. И. Калинин сказал эти слова, но они и по сей день сохраняют свою силу, свое значение. Они были сказаны в канун великих строительных работ, когда только-только начали вырисовываться контуры первого пятилетнего плана.

«Самое ценное у партийного работника, — говорил Калинин, — чтобы он сумел празднично работать и в обыкновенной будничной обстановке, чтобы он сумел изо дня в день побеждать одно препятствие за другим, чтобы те препятствия, которые практическая жизнь ставит перед ним ежедневно, ежечасно, чтобы эти препятствия не погашали его подъема, чтобы эти… препятствия развивали, укрепляли его напряжение, чтобы в этой повседневной работе он видел конечные цели и никогда не упускал из виду эти конечные цели, за которые борется коммунизм».

И вот спустя двадцать лет, я, районный пропагандист, один из многих партийных работников, только недавно вернувшийся из армии, читая эти калининские слова, думал о том, что нужно сделать, чтобы в трудных условиях восстановления района «празднично работать в обыкновенной будничной обстановке». Вглядываясь в окружающее, я искал и не сразу находил то, что я бы назвал горением и геройской отвагой.

Жизнь, которой жил наш район — шахтеры, домашние хозяйки, партийные работники, инженеры, — жизнь эта была и проще и грубее. Я постепенно входил в эту жизнь, и многое в ней становилось мне близким и понятным. Когда кто-нибудь у нас говорил, скажем, такие слова, как «сойти со сцены», то я знал, что именно имелось в виду. Как-то один из наших районных ораторов выступал в клубе ИТР; говорил он долго и нудно, в зале поднялся шум. Оратор, выдержав паузу, обратился к публике с вопросом:

— А может быть, мне лучше сойти со сцены?

И вдруг из зала раздался спокойный голос:

— Сходите!

С тех пор это выражение «сойти со сцены» бытует в нашем районе. Когда какой-нибудь оратор затянет свое выступление, ему вежливо напоминают:

«А не сочтете ли вы за благо сойти со сцены?..»

Я вглядывался в окружающих меня людей шахтеров, домашних хозяек, партийных работников, инженеров, — что их волновало, чем они жили? Жизнь у всех была будничная, на первый взгляд в ней не было ничего красивого, захватывающего, и люди, работавшие рядом со мной, были обыкновенными работниками. Уголь — вот что давало главное направление всей жизни. Уголь стоял в порядке дня заседаний бюро райкома, вопросы угля обсуждались на пленумах, тема угля не сходила со страниц районной газеты. Сколько воды откачали люди на взорванных немцами шахтах, какую добычу дали сегодня шахты, как продвинулся фронт горных работ, — вот чем жил народ в районе.

Этим жил и райком — все его люди: Егоров, Приходько, управляющий трестом Панченко, Ольга Павловна — заведующая отделом пропаганды и агитации… Приходько относился к нам, пропагандистам, с оттенком непонятной снисходительности: «ну, раз по штату полагаются пропагандисты, то живите и существуйте себе на здоровье».

У меня создалось впечатление, что он меня не замечает. С Ольгой Павловной, заведующей отделом пропаганды и агитации райкома, он еще считался, а со мной — штатпропом — нисколько. Наши комнаты были расположены рядом. Я слышал, как однажды, посылая тетю Полю отнести какую-то бумажку в парткабинет, он сказал ей: «Отдайте это Пантелееву, нашему трибуну районного масштаба».

Я как-то пришел к Приходько уточнить вопрос о его выступлении на шахте. Он должен был сделать доклад о задачах пятилетки. Степан Герасимович выслушал меня и сказал, что принципиально он, Приходько, за то, чтобы сделать доклад. Но практически — это на сегодняшний день вещь невозможная. Его ждут на другой шахте.

— Вы на угле давно работаете? — спросил он и, когда я ответил, что недавно, сказал с какой-то насмешкой в голосе. — Так вот, товарищ штатный пропагандист, если все будут выступать с докладами або с лекциями, то кто же будет давать уголь?

Он мне представлялся властной натурой. Мне даже казалось, что он стремится подмять под себя Василия Степановича. Он лучше его знал район, в котором работал больше девяти лет. Это была его сильная сторона, и, мне думается, Егоров с этим считался.

Я. очевидно, был пристрастен в своих суждениях о первом и втором секретаре. Василий Степанович Егоров был мне близок еще по фронту, и стиль его работы мне тоже был по душе.