Руль истории - Вячеслав Рыбаков

Подобное представление о мире создает нации вечных реваншистов. Их смыслом существования становится стремление вставить пистон всякому бывшему покровителю (порой даже — спасителю); а поскольку своих сил для этого никогда не хватает, обязательно приходится сперва искать очередного покровителя, который и сам не прочь вставить пистон крупному конкуренту, но мараться о мелкие пакости сам не хочет и предпочитает действовать чужими руками.

Лишь от души отомстив, такие народы чувствуют себя свободными. Кажется порой, что кроме как для тщедушной мести свобода им и не нужна ни для чего. Таким странам нечего дать миру, кроме всегда мелкого и неизбежно подлого маневрирования между теми, кому И ВПРЯМЬ ЕСТЬ чем обогатить мировую копилку великого.

Крупные игроки истории не могут позволить себе пигмейской роскоши гордиться уже самим фактом продления собственного исторического бытия. Им надо доказать, более того — доказывать раз за разом, что мир без них стал бы беднее, гаже, безнадежней. Иначе они утратят историческую легитимность, потеряют право на всегда немилосердное подбрасывание живых дров в свою историческую топку. А задним числом эта утрата опрокинется в прошлое, наводя на подозрение, что они и с самого начала не имели на него права.

Значит, во-первых должна быть логически убедительно и эстетически привлекательно решена задача: а зачем, собственно, в мире есть наша страна?

В нескольких публичных выступлениях мне доводилось высказывать мысль о том, что еще в шестнадцатом-семнадцатом веках Россия, при всех кошмарах тогдашней житухи, уже была удивительно веротерпима и национально толерантна. Эта мысль вызывала бурю негодующих возражений: поминали и насильственную христианизацию татар, и раскол, и Стеньку Разина… Но это только пока слушатели подсознательно сравнивали весьма демонизированный образ тогдашней России со столь же, в сущности, мифологизированным образом благостного СОВРЕМЕННОГО Запада. На этом фоне, конечно, какой разговор. Но стоило только напомнить о том, в каком состоянии был СИНХРОННЫЙ Запад, возмущенный гул стихал, и люди с удивлением начинали всерьез сопоставлять и думать.

Русские практически с самого начала строили свое государство как многонациональное и многоконфессиональное, потому что такова была география и этнография Русской равнины. Ее открытость со стороны Великих степей Азии и периодические выхлесты в нее азиатских кочевников, которые потом тут же, на этой равнине, и оставались, привели к тому, что оседлая, но растущая русская нация должна была потомков этих кочевников либо уничтожать или по крайней мере сгонять в резервации, как чуть позже поступили с индейцами североамериканцы, либо включать этих потомков в свой народ более или менее на равных, при этом по возможности не посягая на их культурное своеобразие. История сложилась так, что русские по вполне объективным причинам выбрали второе.

Разумеется, не по врожденной доброте душевной. Я далек от мысли приписывать своему народу какие-то исключительные качества, в лучшую сторону отличающие его от всех остальных. Просто технологическая, экономическая и численная разница между русскими и их соседями была куда меньше, чем между американскими колонистами и аборигенами. Уничтожить или загнать в резервации всех, кто попадался под руку, русским было всего лишь не по силам. Но вынужденная бережность оказалась эффективной, приносила обоюдную пользу, и потому вошла в привычку, а постепенно была включена в интернациональную российскую культуру как одна из высших добродетелей.

А это привело к тому, что в государстве, создаваемом русским народом, нерусские практически с самого начала стали вровень с русскими. Это оказалось величайшим, достаточно уникальным для мировой культуры достижением. Но изначальное отсутствие национального государства, полная невозможность остаться в своей стране самим по себе, как, скажем, французы во Франции, было если не бедой русских, то во всяком случае — вековечной проблемой. И опыт ее решения неоценим. Скажем, он бы очень пригодился французам ныне, когда Франция впервые после истребления и изгнания гугенотов вновь становится, сама того не осознав, многоконфессиональной страной и получает все связанные с этим проблемы.

Однако реальный опыт обязательно должен иметь соответствующую легитимизацию. В наш век информационного хаоса и манипулирования сознанием без нее опыта как бы и нет. Советы слушают только от славных и сильных, кто своим успехом доказал ценность своего опыта.

А этим мы занимаемся преступно мало. А то и стесняемся. Как это, мол, мы будем себя хвалить? Себя же ругать надо, это же признак совершенства — видеть себя уродом!

Конечно, надо себя ругать. Но только за дело, а не так, как с нескончаемым упоением грызут и гложут себя депрессивные маньяки, доводясь до суицида.

Ну, например.

Да, мы действительно разбили на Куликовом поле татар. Но каких татар? Мы (да вдобавок сейчас вот открывается, что при поддержке самих же татар, оставшихся верными законному правительству) разбили войска узурпатора, приватизировавшего Ордынский престол, да к тому ж еще и ставленника Запада (литовцев и генуэзцев). Плечом к плечу мы, русские и татары, восстановили конституционный порядок разом и в Золотой Орде, и в Русском Улусе. Нам в равной мере есть чем гордиться и в равной мере мы имеем право вспомнить добрым словом тот великий день, когда наше братство по оружию положило конец притязаниям преступника, изменника Родины и безродного (в смысле — не принадлежавшего к роду Чингизову; а вы что подумали?) наймита европейцев. И уж никак не вина Москвы в том, что она сумела лучше распорядиться результатами этой нашей великой общей победы. Мы в тот день сделали для Орды все, что могли. А она, между прочим — для нас.

Реальное единение время от времени достигалось и продолжает достигаться, но подкрепить его манящими, душу греющими образами мы не умеем. Робеем, что ли… Интеллигенты, мол, засмеют. А если решаемся, то совсем топорно. Будто неискренне.

С единством поколений и эпох у нас еще хуже.

Среди материалов, в конце 90-х годов распространявшихся китайским консульством в Питере (наверное, и не только здесь), сильное впечатление производила, в частности, небольшая брошюра «Великие деятели столетия». На обложке три фотопортрета — РЯДОМ! — Сунь Ят-сен, Мао Цзэ-дун, Дэн Сяо-пин. И первой же строкой: «Истекает 20-й век. За столетие Китай пережил три великих перелома, и взрастил для них трех великих деятелей». А дальше коротенько о каждом: понял… сумел…. мудро предвидел…. гениально организовал…. надеялся и верил… не додумал… хотел, но не сумел… не успел… Все. Ни одного немецкого шпиона, ни одного кровавого горца, ни одного маразматика в бровях. А мы удивляемся: как это китайцы ухитряются до сих пор поддерживать стабильность и потому идти от успеха к успеху? Наверно, скрытым массированным насилием… Промывкой мозгов…

Вот как они ее поддерживают! Не так, что каждый последующий лидер камня на камне не оставлял от трудов предыдущего (хотя по сути-то при смене вождей в Китае происходило именно это), но каждый последующий уважительно и благоговейно подправлял и улучшал предшественника. И это ведь, на самом деле — тоже правда!

Пора понять и быть уверенными: баланс света и тьмы в нашей истории положителен, несмотря на обилие тьмы. Благими намерениями жутковатых, как все живые люди, предков наших вымощена была дорога не в ад, а лично к нам, ко мне, и к тебе, и вот к тебе — нынешнему, хорошему, честному и, конечно же, стремящемуся к добру.

Ведь про себя-то, замечательного и любимого, все это каждый точно знает.

Схватки на границах компетенции[1]

Ученая интеллигенция нашла очередной повод расколоться.

Накал ее страстей усугублен тем, что на сей раз раскол происходит не на почве политической болтовни, но в области, за которую интеллигенция исстари сама положила себя единственно годящейся на роль совести народной: в сфере духа.

Речь идет об обмене открытыми письмами по поводу, в частности, введения школьного курса основ православной культуры.

Оппоненты достойны друг друга. Для одних самая большая опасность, которая стоит перед страной — это «все возрастающая клерикализация российского общества, активное проникновение церкви во все сферы общественной жизни» (во времена оны в таких выражениях только об активном проникновении вражеских разведок писали). Другие тоже вполне по-сталински шпарят: заявления, мол, наших противников «основаны исключительно на правовом и культурном обскурантизме и нигилизме, делаются людьми…, нетерпимо относящимися к Русской Православной Церкви, православному христианству, православным верующим». Для одних высший критерий истины, как водится, Европа: там, мол, до сих пор никому в голову не пришло вводить в школах «Основы католической культуры», стало быть, и нам не надо. Другие стращают на посконный манер: «Клерикализация системы образования в России — это вульгарно-атеистический миф, идеологический жупел, эксплуатируемый воинствующими атеистами и ненавистниками России». Первые в ответ придумали свой жупел и трясут им: «Несмотря на многочисленные декларации о светском и „культурологическом“ характере курса ОПК, фактически этот предмет является религиозным и вводится в целях катехизации школьников»… Даже уважаемый академик Кругляков, похоже, считает православие не более чем одной из легиона лженуак, с которыми он так честно борется.