Камень ацтеков - Елена Долгова

Доктор Кид перебрался к Баррету и тщательно перевязал друга при свете вечернего костра.

— Что за привычка, Питер, совать в открытые раны оторванные от одежды тряпки и другие сомнительные предметы? Только твоя неслыханная удача мешает тебе подхватить горячку.

— Ерунда, иногда стоит рискнуть меньшим, чтобы получить кое-что большее.

— У тебя есть что-то большее, чем твоя жизнь, «Синий, цветок» и призрак богатства на горизонте?

— Может быть, Генри, очень может быть — как знать?

Должно быть, сказывалась потеря крови, но Баррет, обычно устойчивый к алкоголю, ощутил легкое головокружение. Оно усилилось, купол неба дрогнул и заметно повернулся, мигнув бесчисленными трепетными огнями звезд.

— Что за черт!

— Ничего особенного, Питер, ничего особенного. Это просто ветер с суши и твоя рана.

Костры светились в лесу, озаряя переплетение веток, воздушные корни, бледные пятна ночных цветов. Пахло одновременно водорослями, гниющими растениями, сочной листвой.

— Нортон сегодня умер и умер по-глупому, — задумчиво протянул врач. — Конечно, смерть — неизбежность. Но я не собираюсь доживать нищим вроде тех грязных оборванцев с вечно слезящимися глазами, которые просят подаяния по дорогам. Вот накоплю на свой дом и перестану пить дешевый ром, от которого болит желудок. Может быть, даже стану приличным человеком. Длинными счастливыми вечерами я буду вспоминать этот проклятый Архипелаг и тихо радоваться, что моя шкура избежала твоего ножа.

— Брось, Генри. Не бойся ничего, ты мой друг.

— Это слабая гарантия, но лучшей у меня все равно не предвидится. Так ты не предашь меня, капитан?

— Как врач ты дважды спасал мою жизнь. Я в долгу перед тобой, и я тебя не предам.

— Ты клянешься в этом, Питер?

— Конечно! Клянусь своей удачей.

— Сильно сказано и даже похоже на правду. Может быть, ты меня не обманешь…

Врач отыскал забытую кружку и опрокинул ее в рот. В кустах ухнуло, дико крикнула ночная птица, пискнул, умирая, пойманный зверек.

— И все же у меня плохое предчувствие, — грустно пробормотал доктор. — Но что я могу поделать, если опасность не имеет ни формы, ни цвета?

Кид осмотрел звезды, в их блекнущем свете ему почудилось что-то торжественно-обреченное, мрачное и холодное.

— Глупости. У меня просто начинается очередное похмелье, — сказал он сам себе и устроился спать прямо на земле, прикрыв голову свернутым камзолом.

Глава 2. Кружка капитана

Под потолком обширного, но низкого зала лучшей таверны в Скаллшорз плавали сизые клубы табачного дыма. Слуга-негр в рубашке из белой саржи разносил полные блюда и кружки. Баррет тяжело опустился на скамью и наклонил бутыль, чтобы наполнить кубок. Густое пурпурно-красное вино медленно потекло через горлышко.

— Смотри, — буркнул он сам себе под нос. — Смотри и слушай как следует, дурак.

Толпа в таверне, казалось, еще более сгустилась, речь на смешанном жаргоне моряков сливалась в неразборчивый шум. Где-то в противоположном углу заунывно пели, отбивая кружками такт, пьяные матросы. Баррет бросил беглый взгляд в ту сторону и тут же отвернулся, не замечая, что давно уже льет вино мимо кубка. Бойкая служанка на бегу прижалась к нему крутым горячим боком, капитан пиратов галантно ущипнул ее за бедро и тут же равнодушно отвернулся — по ту сторону комнаты вокруг низкого помоста, предназначенного для артистов, возникло движение.

— Памела! Пусть Памела Саммер, птичка Архипелага, для нас споет!

Кто-то в порыве энтузиазма слишком крепко хватил глиняной кружкой о дубовые доски — раздался жалкий звон разлетевшейся вдребезги глины. Прошло несколько минут, кажется, не в меру пьяного гостя за ворот сволакивали с помоста. Занавеска в дверях косо отъехала в сторону — маленький мулат в красной куртке без рукавов потянул ее за шнурок. Девушка легким шагом вышла на сцену, пьяные вопли и стук посуды стихли сами собой.

— Она англичанка с западного побережья? — шепотом спросил у Баррета толстый португалец и тут же сам себе ответил: — О да, конечно. Таких девушек узнаешь за морскую милю. Знаете, капитан, вы, англичане, на редкость безобразный народ — рыжие или бесцветные блондины, хоть женщины, хоть мужчины, не скажешь даже, кто страшнее. Но если среди англичанок изредка попадается красавица, то она само совершенство. Как ее зовут? Саммер? Насколько я понимаю ваш язык, ее второе имя значит «лето»… Она как теплое лето в холодной стране, капитан. Там солнце согревает, но не жжет, и синие цветы похожи на глаза этой красотки… Вы с нею знакомы?

Баррет пробормотал что-то нечленораздельное. Португалец между тем продолжал:

— Интересно, сколько она может стоить? Уверен, немало. Надеюсь, не слишком много. Мои дела в последнее время идут неплохо, и я, в сущности, не прочь потратить деньги в объятиях такой милашки. К дьяволу ее песни! Они в женщине не самое привлекательное. Всего-то несколько дублонов. Здесь слишком густая толпа, но если подойти к черному ходу…

Торговец попытался привстать и зацепился лацканом за тяжелый стол. В ту же секунду его левую руку, которая еще оставалась на столешнице, пробил острый клинок.

Португалец замер на месте, широко открыв рот и судорожно хватая воздух, он хотел закричать, но не мог. Капитан Баррет перехватил и удерживал уцелевшую, правую, кисть торговца, чтобы не позволить толстяку вытащить из столешницы нож, который глубоко засел в досках.

— Понравилась моя шутка? — тихо осведомился пират. — Не кривись, толстяк, я вижу, что ты доволен. А раз ты доволен, то запомни… В следующий раз я этим самым ножом отрежу твои уши, а заодно то, что болтается промеж ног. Если ты выживешь после моих шуток, тогда послушаешь песни еще.

Торговец сдавленно засипел, задергался. Баррет ухмыльнулся, выждал еще немного, потом выдернул клинок из столешницы и толкнул торговца пониже спины сапогом. Тот проворно шмыгнул в сторону, зажимая пальцами пробитую ладонь.

— Песню! Давай спой нам балладу о чужом парусе, Пэм! — вновь загорланила публика, даже не заметившая ссоры.

Девушка, придав нежному личику нарочито мрачное выражение, запела:

Тайком покинули причал,Густой туман стоял,Тревожно колокол бренчалУ потемневших скал.

Без ветра парус не помог,Держались за весло.Вмешался Бог,На запад нас теченьем отнесло.

Горел рассвет, прохладный бризНес аромат земли,Давно растаяли вдалиИспанцев корабли.

Но странен берег был чужой,Уныл, суров и гол.Скелет дельфина — знак плохой —Мой брат в песке нашел.

Дублон старинный отыскал,(Тот был в земле сырой),Да ветхий в ржавчине мушкетПрикрыт морской травой.

Мы воду приняли на бортИ в полдень плыли прочь,Держали курс в спокойный порт,Нас настигала ночь.

Нас парус догонял чужой,И капитан велелГотовить пушки, только бойНачаться не успел.

Блестел бортами галеон,Играл на мачте флаг,Внезапно вечер потускнел,Стемнело просто так,

Распались галереи, стяг,Громада парусов.И не осталось ничегоОт призрачных бортов.

Наш старый кормчий Джо сказал:«Кто первым галеонУвидел, тот, считай, пропал,В порт не вернется он.

Беда! Коснется моря зов,В пучину позовет,Тот призрак — гибель моряков,Он смерть в воде несет».

Смутились мы, но крепкий ромПечали заливал.Мой брат молчал, темнел лицом,А к ночи рассказал:

«В тот день запутал, видно,Враг: Тревогу поднял я.Погибель предвещает знак,Меня не ждет земля.

Заплачет Мэри, спросит мать,Где младший бродит сын?А мне на дне морском лежать,Вернешься ты один…»

Баррет, охваченный смутным предчувствием неприятностей, дослушал длинную балладу до конца, потом встал и молча вышел в ночь. В темноте злобно лаяли портовые собаки. Худой подозрительного вида человек с прикрытой тряпкой щекой скользнул мимо, пирату он показался знакомым. Поодаль монотонно ругались, потом раздались звуки драки, всхлип и шум неловкого падения.