Слепящая тьма. часть 2 - Александр Маркьянов

Попробовали стрелять и облегченными гранатами на дистанцию — с вычислителем получалось достаточно точно, а вот эффект слабоват. На такой дистанции возможен только беспокоящий огонь, завесу не поставить. Ну, да у нас другого хватает — с тремя тяжелыми снайперскими винтовками, с пулеметами — попробуй, подберись к нам близко…

Оставалось решить проблему с переправкой. Американский вертолет брать нельзя — лишние подозрения. У нас — люди, ослы, снаряжение, на всякий случай все упакованное в контейнеры — так мало того, еще десять тонн медицинского груза. Нам ведь надо оправдать поездку а Афганистан, а то получается — приехали подозрительные, какой-то груз привезли, по документам врачи — а ничего врачебного и близко нет. Да и переправить все это надо было одним рейсом.

Выручил снова Седой. В армии у него связи остались, поэтому он договорился о рейсе "коровы" (прим автора — вертолет Ми-26, самый большой в мире). Русские вообще часто перевозили грузы для контингента НАТО в качестве независимых подрядчиков — обходилось намного дешевле. Мне же осталось только выправить документы и согласовать пролет машины через систему ПВО Афганистана (хотя какая там ПВО, нахрен).

Проблему согласования пролета решил вице-адмирал Рейли — он прилетел в Манас надолго. На транспортном самолете С5, на котором он прилетел, вместе с моим грузом прилетело и оборудование для целого центра связи и разведки. Два "предатора" (прим автора — беспилотный разведчик) — причем оба — в варианте "С", способном нести противотанковую ракету "Хеллфайр". Несколько стандартных армейских контейнеров — жилых и с аппаратурой — причем кондиционированных и экранированных, чтобы излучение от них никому не мешало, и чтобы радиоразведка тоже осталась ни с чем. Прослушивающая аппаратура и несколько антенн спутниковой связи. Аппаратура и антенны были замаскированы под обычные транспортные контейнеры — вот только стены их были радиопрозрачными. Короче говоря — это был полноценная разведывательная станция — и при этом она внешне ничем не отличалась от обычного армейского жилого городка…

Привезли два герметичных цилиндра — тяжелых, из материала похожего на отполированную сталь. Каждый цилиндр помещался в герметичный контейнер, с виду напоминавший термос. Это были образцы, которые я должен был передать Салакзаю…

Все. Времени больше не было. Наступил тот самый момент, когда нужно просто сделать шаг вперед…

Вылет намечался на шесть часов утра. А сейчас было четыре. Кое-кто это время называл "время КГБ" — якобы именно в это время палачи из советской госбезопасности стучали в дверь к своим жертвам — когда человек не выспался нормально, он наиболее уязвим. Что же касается меня — час КГБ меня не касался, в четыре часа утра сна не было ни в одном глазу…

Выполз из палатки, встряхнул головой — на востоке не было еще и малейшего намека на рассвет, прохладный горный воздух приятно освежал лицо. Все еще спали — кроме часовых, но они наблюдали за внешним периметром. Я посмотрел на часы — внезапно мне пришла в голову идея и я скользнул к палатке, где стояла спутниковая связь…

Если у нас было четыре часа утра, то в Вашингтоне было шесть часов вечера, он отставал от нас на десять часов, если я правильно определил часовой пояс. Значит, Николь либо только что пришла с работы — либо стоит где то в траффике — в Вашингтоне они были жесткими, особенно на кольцевой. С этой мыслью я посмотрел на спутниковый аппарат, потом достал сотовый телефон. Странно — но сигнал был даже здесь, в этом захолустье. Туристическая зона, прогресс добрался и сюда…

— Алло… — современная техника перенесла недовольный голос Николь за многие тысячи километров. Точно в пробке стоит…

— Николь?

— Ты где?

— Это неважно… — я задумался, что сказать и вдруг на одном дыхании, словно мальчишка-первокурсник выпалил — вот вернусь, поедем в Лас-Вегас и закатаем свадьбу…

В трубке повисло молчание…

— Когда же ты наконец станешь серьезным, Майкл Рамайн… — со вздохом наконец промолвила Николь — когда тебе в голову придет что-нибудь более умное, позвони…

Я не знаю что — но что-то тогда спасло меня… Может быть, этот звонок. А может нить моей судьбы еще не подошла к концу. Как бы то ни было — того, что предстояло впереди, нам знать было не суждено…

Караван… истекает кровью Афганистан… Караван… караван… караван…

Нет, кажется не так. "Розовеет от крови Афганистан", так правильно. Одна из песен про войну 79–88 годов, в которой участвовали русские, у них вообще много и фильмов и книг и песен на эту тему. Мы смотрели и читали их во время специальной подготовки — в "отряде изоляции" все должны были не просто походить на русских, а быть русскими. Поэтому мы читали русские газеты, пели русские песни, смотрели русские новости на русском языке — это все входило в программу подготовки. А теперь я сидел в тесной кабине вертолета Ми-26, только что пересекшего границу Афганистана в окружении восьми русских спецназовцев, каждый из которых хлебнул немало лиха на той войне — и пел эту самую песню. Экипаж вертолета уже просек, не мог не просечь, что на сотрудников международной организации "Врачи без границ" мы походим самым отдаленным образом — но ничего не предпринимал. А пилот пел эту песню с нами, перекрывая своим басом даже надсадный свист турбин…

Самое сложное было — погрузиться, до посадочной площадки на берегу озера, пригодной для посадки "коровы" было полтора километра, а вещей у нас было немало. Все уже было упаковано, но вот таскать… Полтора километра, по горной местности, с тяжелыми контейнерами…. По четыре человека на контейнер, я таскал в одиночку то, что было упаковано отдельно. Потом еще ослов гнать к вертолету. Километр они прошли и встали — испугались вертолета. Повалили на землю, связали, оттащили в вертолет. Измотались как… даже слова подходящего нет. Но к девяти ноль-ноль все погрузили…

Каждый, кто первый раз видел Ми-26, или "корову" на солдатском слэнге, прежде всего, поражали ее размеры. Это был самый большой и грузоподъемный вертолет в мире, его грузовой отсек по размерам если и уступал С-130, то ненамного. Как-то в одной передаче показывали, что с этого вертолета десантировалось одновременно то ли двести пятьдесят, то ли триста парашютистов. Я сначала не верил, но когда увидел грузовой отсек, прикинул что его можно и на два этажа разделить, легкий пол поставить — поверил…

Удивительно, но такой огромный вертолет не нес никакого вооружения — вообще. У нас что Чинуки, что СиСтэллионы — на всех стоят по два — три пулемета — для самозащиты и поддержки при высадке десанта. Здесь же вооружения не было никакого.

Русская техника как всегда особым удобством не отличалась. За пилотской кабиной шла еще одна — для тех, кто сопровождает перевозимый груз. Тесная, неудобная — но вдевятером мы втиснулись. Когда взлетали, на какой то момент показалось, что грузная туша "коровы" просто не сможет оторваться от земли, но нет — полетели…

Когда пролетали над бывшей советской границей — как только внизу показалась пограничная река Пяндж (у русских даже выражение было "за речкой", примерно то же самое что у нас "дурная земля"), по старой русской армейской традиции открыли бутылку водки, распили на девятерых, ничем не закусывая и не чокаясь. В русских меня вообще поражало, что они могут выпить какое-то количество алкоголя, причем крепкого — и оставаться при этом трезвыми. А потом мы запели песни — и я пел вместе со всеми…

Провинция Нанхаргар, вместе с провинциальным центром Джелалабад, относилась к оперативной зоне "Восток" и была под контролем американского контингента НАТО, кроме нас в этой зоне были турки, в провинции Вардак, чехи в провинции Логар и британцы — в Бамиане. Остальные провинции, пограничные с Пакистаном и самые неспокойные были взвалены на нас — и поэтому потерь в американском контингенте хватало…

За время, пока контингент НАТО здесь находился — все уже успели более — менее обжиться, насколько возможно было обжиться на войне. Под Джелалабадом, на месте бывшего советского военного городка, впоследствии разграбленного и растащенного афганцами, был создан полевой аэродром, способный принимать вертолеты любых типов и самолеты типа С-130, С-160 и Ил-76. Именно на этот аэродром и шла "корова" — а дальше, до нашего "пункта временной дислокации" нам предстояло добираться по земле…

Первое, что видит каждый, когда первый раз попадает в Афганистан — это пыль. Мелкая, красноватая пыль — и она везде. От нее не спасают респираторы и фильтры двигателей, она попадает в воду и еду, пачкает одежду. Пыль — проклятье Афганистана и от нее не деться никуда. А Джелалабад еще отличают и температуры — летом жара такая, что хоть каждые полчаса рубашку выжимай — причем это не сухая жара — а влажная, как в русской бане. Даже здоровому от такого климата — загнуться немудрено.