Из сборника Форсайты, Пендайсы и другие - Джон Голсуорси

Когда они отвечали: "Фута на два", - он взглядывал на них с явным отвращением. Ему казалось, что его соотечественники достойным сожаления образом погружены в повседневную борьбу за свое неприятное существование. Британская империя никогда не представлялась ему такой огромной - и ведь вся она стоит на воде! Не то чтобы он хоть на минуту вспомнил об этом неприкаянном человеке и об его несуразном предложении. Нет, он думал о "Рангунском Т. И. С." и все больше проникался уверенностью в том, что деньги для него можно достать в Мельбурне, Сиднее, Брисбейне, Аделаиде и Перте. Нет никакого смысла торчать здесь, ожидая конца!..

Он сел на "Оллу Подриду" в Суэце. Просматривая список пассажиров, он надеялся, что ему не придется увидеть того мечтателя. Он нашел его фамилию среди пассажиров второго класса. Итак, если немножко постараться, он его не увидит, ибо, как и подобает человеку, который занимается добыванием денег, сам он ехал первым классом, и в списке, составленном в Марселе, его фамилия не значилась. Яркий солнечный свет, масса воды кругом, рекомендательные письма в кармане - он чувствовал себя легко, беспечно, и все более твердо верил, что деньги будут - стоит лишь попросить. В Коломбо он сошел на берег, гулял по Коричным Садам, смотрел, как прямо на глазах растет манговое дерево. В эту ночь Керситер не мог заснуть от жары, и когда он, слегка опьянев от доносившегося с берега пряного аромата, стоял на палубе, облокотившись о поручни, возле него раздался голос: "Вы впервые видите Южный Крест?" Желтее обычного и, пожалуй, столь же неприкаянный, в своей неизменной темно-синей рубашке, этот субъект облокотился о поручни рядом с ним. Это было похоже на конец или начало какого-то сна, и Керситер крепко закусил мундштук трубки.

- На него надо смотреть из пустыни - там с ним как-то веселее. Значит, вы все же решили поехать со мной взглянуть на воду?

- Едва ли! - резко отвечал Керситер.

- Стало быть, это увеселительная прогулка? - Изысканный голос звучал чуть гнусаво.

- Нет. Я еду по делам руководимого мною концерна в Рангуне.

- Понятно. Но ведь это австралийский пароход.

- Знаю, - раздраженно сказал Керситер. - Я еду в Мельбурн.

На мгновение у него мелькнула отчаянная мысль ворваться на мостик и потребовать, чтобы его отправили обратно на берег. Но пароход вдруг печально загудел.

- Поехали, - произнес голос. - Я как раз успею попасть на каботажное судно в Перте. Чувствую, что мне удастся разыскать место, где та река подходит к поверхности. Земля постепенно понижается; мили через три или четыре ее уровень будет по крайней мере на двести футов ниже.

- Вот как, - равнодушно отозвался Керситер.

В наступившем молчании он смотрел, как под яркими звездами постепенно исчезает берег, как сливаются в темное пятно тропические деревья, как угасают вдали зыбкие огни. Однако он все еще ощущал сладостное дыхание земли.

- В степи нет вони, воздух там чистый, - произнес голос. - Вам не мешало бы познакомиться с австралийской пустыней - это нечто необыкновенное. Но я проучу эту гадину!

Обернувшись, чтобы посмотреть, какое выражение сопровождает эти неторопливые мстительные слова, Керситер опять почувствовал характерный слабый запах, который он уже заметил раньше. От этого субъекта пахнет каким-то растением. Быть может, это результат жизни в степи?

Следующие десять дней Керситер все время жил двойной жизнью. Стоило ему встретить этого мечтателя, как у него начинался болезненный приступ здравого смысла, но бывали минуты, особенно под звездным ночным небом, когда его охватывала какая-то смутная тоска. Деньги, Британская империя, Генри Керситер и Кo! Что может быть плохого, если он поедет и убедится собственными глазами? Это его ни к чему не обязывает и, по словам того субъекта, займет всего каких-нибудь шесть недель. Следует ли упускать такой шанс? Допустим, что ту реку можно вывести на поверхность - какие это открывает огромные возможности! Чтобы использовать их, можно будет легко достать деньги. Так поступили в Аризоне, и необозримые тучные поля люцерны, хлопка, пшеницы, табака и фруктов, поля, окаймленные низкими насыпями и обсаженные тополями, золотятся под февральским солнцем! И все это сделала вода! Песчаная, заросшая кактусами, пропитанная сладким запахом можжевельника пустыня, где никогда еще не было воды, в туманном кольце сиреневых гор! Райские кущи, которые, подобно манговому дереву, растут прямо на глазах. Стать человеком, который создал еще одно такое чудо, человеком, который поил водою землю и промышленность до тех пор, пока они не привлекли сонмы людей и не начали приносить высокие дивиденды! Земля Керситера... Он увековечит свое имя на карте! Да ведь это... Взор его упал на мечтателя, который, перегнувшись через борт, смотрел на бескрайнюю водную гладь... Да ведь это же безумие!

Он сошел на берег в Перте.

На каботажном судне к нему просто невозможно было подступиться. Суденышко было такое маленькое, что они с Диконом заняли его почти целиком. Им отвели единственную каюту, но Керситер спал на длинном диване в салоне: его раздражала близость этого субъекта. Много дней подряд плыли они под медно-красным солнцем, и Керситер, обливаясь холодной водой, наблюдал за своим спутником. Как всегда неприкаянный, невозмутимый, в неизменной темно-синей рубашке, тот улыбался своим видениям. Мимо тянулось бесконечное австралийское побережье - песчаные предгорья и снова песчаные предгорья, то тут, то там несколько эвкалиптов, крыши из рифленого железа, наскоро сколоченные лачуги, унылые лодки, уходящие в море с унылыми людьми и тюками, выгрузка припасов и снова выгрузка припасов. А потом целых два дня подряд ничего, кроме пустого австралийского берега - слишком далекого, чтобы оценить его по достоинству. Все эти дни он терзался мучительной тревогой и горьким сознанием собственной глупости; перед его глазами все время стоял "Рангунский Т. И. С." - он медленно погружался на дно, в то время как много недель пути отделяло Керситера от возможности достать деньги, от маленького Уотнота, от уютной конторы и от денег - денег - денег - всюду и везде, кругом. Какого же он свалял дурака!

Барагавулла! Вот она - рифленое железо и эвкалипты, маленький одинокий бугорок, темнеющий в белой прибрежной дымке, словно блошиный укус на боку у пойнтера. И Генри Керситер, который собирается сойти здесь на берег с вещевым мешком и с каким-то мечтателем. Барагавулла - Цивилизация! Еще два дня пути, а потом еще пять! "Ну и болван же я!" - подумалось ему.

На берег их доставил лихтер {Лихтер - небольшое плоскодонное парусное судно.}. Весь следующий день и еще один день они ехали сквозь летний зной в фургоне, запряженном мулами. Колеса глубоко погружались в изрезанный колеями песок. Нигде ни клочка тени.

Дикон показывал ему приметы местности. Керситер не мог их разглядеть и буквально через каждые десять минут думал: "Я спятил". Ночевали они на овцеводческих фермах. У владельцев этих ферм Керситер заметил тот же неподвижный, упорно погруженный в пустоту взгляд, что и у Дикона. Бурная веселость их приветственных возгласов очень скоро испарялась, и глаза их тотчас же снова принимались искать что-то вдали. "Очевидно, они ищут воду", - подумал он. С чувством отчаяния смотрел он на колодцы и небольшие ирригационные сооружения. Это было похоже на то, как если бы кто-нибудь пытался выстирать одеяло, сморкаясь в его уголок. На второй день появилась скудная трава; на ней паслись овцы. Утром и вечером Керситер неизменно ел баранину с помидорами и пил чай со сгущенным молоком. Интересно, сколько времени потребуется для того, чтобы рубашка его посинела, а глаза неподвижно уставились в пустоту.

К концу второго дня, когда уже спустились сумерки, они доехали до диконовской "усадьбы". Четверо чернокожих и один шотландец встретили их с интересом, который, впрочем, сразу же сосредоточился на содержимом фургона. Вокруг дома росли пять развесистых эвкалиптов. Было почти прохладно, и, войдя в гостиную, Керситер впервые, после выезда из Перта почувствовал себя уютно. Здесь были плетеные кресла и книги; желтый ирландский терьер с длинным хвостом подошел к нему и лизнул ему руку. Туземная женщина принесла какой-то желтый напиток - смесь виски с лимоном и сахаром.

- Вот мы и дома, - сказал Дикон. - Располагайтесь, как вам нравится. Это очень удобное кресло. Ужин будет готов через час.

Сидя в большом кресле наедине с собакой, Керситер посмотрел на звезды, поблескивавшие сквозь листву эвкалиптов, и странное чувство умиротворения снизошло в его душу. Итак, он достиг края земли! Дальше, как говорил Дикон, простирается "ничто" - безграничная безводная пустыня, песок и звезды. И "этот субъект" прожил здесь двадцать лет! В эту минуту Керситера охватил какой-то благоговейный трепет - такое настроение навевают пейзажи старинных итальянских мастеров. Сколько в нем мужества и уверенности в себе! Но, быть может, в этом холодном спокойствии звезд есть какие-то колдовские чары, а человек этот зачарован, законсервирован среди песка и пустого пространства? Интересно, через сколько времени можно будет законсервировать Генри Керситера, чтобы он отряхнул прах добывания денег с ног своих и спокойно уселся на краю пустоты? Что за вздор! За домом, наверное, взошла луна, потому что листья эвкалиптов, изогнутые, словно сарацинские сабли, переливались серебряным блеском, овеваемые легким ветерком. Кто-то вырезал из небесного свода звезды, размельчил их в порошок, и от этого небо стало белесовато-синим, а земля казалась припорошенной звездною пылью. И по этой посыпанной пудрой поверхности, словно глубокие синие реки, струились тени эвкалиптов.