Конец и вновь начало - Лев Гумилев

Четвертая раса, тоже очень древняя, — австралоиды, или австралийцы. Неизвестно, как они попали в Австралию, но живут там издавна. Доевропейское население Австралии (до той поры, пока не захватили ее европейцы) состояло из огромного количества мелких племен с разными языками и совершенно различными обычаями и обрядами. Причем они старались жить друг от друга как можно дальше, потому что ничего, кроме неприятностей, они от соседей не ждали.

Жили они крайне скудно и примитивно, но не вымирали, потому что в Австралии исключительно здоровый климат (там любая большая рана заживает быстрее, чем у нас царапина).

Итак, австралоиды — это особая раса, которая не похожа ни на негроидов, ни на европеоидов, ни на монголоидов — ни на кого (они похожи сами на себя!). У них при черном цвете кожи огромные бороды, волнистые волосы, широкие плечи, исключительная быстрота реакции. По рассказам, мной не проверенным, но которым я доверяю, кино австралийцам-аборигенам показывают в два раза быстрее, чем нам, потому что, если с нашей скоростью пустить ленту, они видят пробелы между кадрами. Они обладают и другими специфическими чертами, о чем будет сказано далее.

Факт остается фактом, что единая раса, заселяющая единый изолированный континент, попавшая туда при каких-то условиях явно по морю и, по-видимому, из Индии, потому что ближайшие их родственники живут в Деккане (в южной части Индии), составляет огромное количество самых разнообразных этнических группировок.

Пятая раса, самая многочисленная — это монголоиды, которые разделяются на целый ряд рас второго порядка (подрас): сибирские монголоиды, северокитайские, южнокитайские, малайские, тибетские; причем ни одна из этих подрас не составляет самостоятельного этноса.

Нетрудно заметить, что каждый этнос, развивающийся, создающий свою культуру, расширяющий свои возможности, состоит из двух и более расовых типов. Монорасовых этносов я не знаю ни одного. Если даже сейчас они составляют единый расовый тип, то это в результате довольно длительного отрицательного отбора, а вначале они всегда состоят из двух и более компонентов. Таковы американоиды — последняя, шестая раса.

Сегодня они заселяют всю Америку — от тундры до Огненной Земли (эскимосы — народ пришлый). Огромно количество языков, так что даже невозможно провести их классификацию. Сейчас сохранено много мертвых языков, потому что племена, языки которых были записаны, вымерли. Американоиды, в общем, совершенно различны и по своему характеру, и по своему культурному складу, и по своему образу жизни, несмотря на то что все принадлежат к одной расе первого порядка.

Иными словами, расы, на которые распадается вид Homo sapiens, это условные биологические обозначения, которые могут иметь некоторое значение для нашей темы, но только вспомогательное, как любая классификация, которая ни в коей степени не отражает специфики этнического феномена.

И вместе с этим еще одно важное замечание. Эти расы, как я уже говорил вначале, стабильны по отношению к виду. Мы знаем, что вид Homo sapiens кроманьонский человек (а мы с вами — кроманьонские люди) существует 15 тыс. лет на европейском континенте, и за это время названные расы хотя и менялись местами, но не появилось ни одной новой и не исчезло ни одной старой.

Вы спросите, почему я упустил пигмеев? Это те же негроиды, только живут они в очень плохих условиях тропических лесов, вследствие чего у них сократился рост от недоедания.

Этим, казалось бы, все исчерпано, и если бы расовый момент имел значение для развития и становления этносов, т. е. был инструментом взаимодействия между обществом и природой, то тогда истории никакой бы не было, а была бы заранее заданная картина.

ЭТНОС — НЕ ПОПУЛЯЦИЯ?

Так же как не совпадает этнос с расой, не совпадает он и с другой биологической группировкой особей — популяцией. Популяция (цитирую учебник биологии) — «это сумма особей, живущих в одном ареале и беспорядочно между собой скрещивающихся». Например, два роя мух залетели в одну комнату. Они сразу образуют единую популяцию и не борются между собой. Разве этносы сосуществуют таким образом? Во-первых, борьба между этносами — это явление довольно частое, хотя и не обязательное. Между популяциями борьбы быть не может — раз они сбежались в один ареал, как мыши, или слетелись, как мухи, они сразу сольются в одну популяцию. У них нет ограничения при скрещивании, отсюда генетики выводят свои закономерности, которые справедливы для животных.

В этносе всегда есть брачные ограничения. Два этноса могут сосуществовать на одной территории веками и тысячелетиями. Могут взаимно друг друга уничтожать или один уничтожит другой. Значит, этнос не биологическое явление, так же как и не социальное. Вот почему предлагаю этнос считать явлением географическим, всегда связанным с вмещающим ландшафтом, который кормит адаптированный этнос. А поскольку ландшафты Земли разнообразны, разнообразны и этносы.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ЛОГИКА

Таким образом, при изучении этноса мы рассматриваем явление природы, которое, очевидно, как таковое и должно изучаться. В противном случае мы пришли бы к такому количеству противоречий (логических внутри системы и фактических при изучении действительности), что практически само народоведение потеряло бы смысл.

Инструмент в науке — это методика, способы изучения. Как же можно определить, что такое этнос, и понять, в чем его значение и смысл? Полагаю, что только благодаря применению современной системы понятий, современной системы взглядов.

Древние египтяне, дабы определить, кто есть кто, рисовали негров черными, семитов — белыми, ливийцев — коричнево-красными, себя — желтыми. И им, очевидно, было понятно, кто нарисован. В наше время мы знаем не четыре народа, а значительно больше — не хватит красок! Кроме того, нам уже ясно, что цвет еще мало о чем говорит.

Греки ставили вопрос гораздо проще: есть эллины — «мы» и есть «варвары» — все остальные: «мы» и «не мы», свои и чужие. Но когда Геродот попробовал написать «Историю в 9 книгах», посвященную девяти музам, то он столкнулся с недостаточностью этой классификации. Когда он описывал греко-персидские войны, рассуждал: персы, конечно, варвары, а его земляки афиняне, спартанцы, фиванцы и прочие — эллины. Но куда отнести скифов? Они не персы и не греки. А куда отнести эфиопов или гарамантов (племя тиббу, и сейчас живущее в южной части Триполитании)? Тоже и не персы, и не греки. Варвары, конечно. Но эта классификация стала явно недостаточной.

В дальнейшем, когда римляне завоевали весь мир, т. е. то, что они считали всем миром, они усвоили это же самое понимание термина: римляне римские граждане, все остальные — либо провинциалы (завоеванные варвары), либо еще не завоеванные варвары, т. е. хотя, может быть, и не всегда дикари, но не римляне. Все было просто.

Когда же Римская империя пала во время Великого переселения народов, то оказалось, что такая система определения народов не работает: все они оказались разными, друг на друга непохожими. И вот тогда впервые родилась идея социально-культурного определения людей — средневековая концепция. Согласно этой концепции, все люди в принципе одинаковы, но есть верующие в истинного Бога и неверующие, т. е. исповедующие истинную религию и неисповедующие. Истинной религией в Европе считался католицизм, в Византии и на Руси — православие, на Ближнем Востоке — ислам и т. д. А в остальном считалось, что люди делятся по известным социальным градациям. И поэтому тюркских эмиров крестоносцы считали баронами и графами, только турецкими, а тюрки считали крестоносцев эмирами или беками, только неверными, т. е. французскими. Если же этим эмирам приходилось знакомиться с произведениями такого философа, как Платон, то они считали, что Платон — это просто маг. У них ведь были свои маги. Все получалось очень хорошо: такое «профессиональное» (тоже социальное!) дополнительное деление, очевидно, их устраивало. И даже больше. Когда испанцы попали в Америку и столкнулись там с высокоорганизованными в социальном отношении государствами ацтеков, инков и муисков, то они всех вождей индейских племен зачисляли в идальго, давали им титул «дон», если те были крещены, освобождали от налогов, обязали служить шпагой и посылали в Саламанку учиться. И хотя инки и ацтеки, понятно, не становились испанцами, испанцы закрывали на это глаза. Они женились на индейских красавицах, породили огромное количество метисов и считали, что испанский язык, католическая вера, единая культура, единая социальная общность обеспечивали единство империи. Какой там Анагуак — это Новая Испания, Чибча — Новая Гренада и т. д. Но заплатили они за это умозрительное заблуждение в начале XIX в. такой резней, по сравнению с которой все наполеоновские войны меркнут. Причина была в том, что на место естественных процессов и явлений, которые следует изучать, испанцы поставили свои собственные несовершенные представления, которые были, с их точки зрения, логичны, но которые никак не отвечали действительности.